Старец иеросхимонах Сампсон (Сиверс)
Старец иеросхимонах Сампсон (в миру Сергий(Эдуард) Эсперович Сиверс) родился 10 июля (27 июня по церковному стилю) в 1900 году в г. Санкт-Петербурге, в день преподобного Сампсона Странноприимца в Санкт-Петербурге в семье коллежского асессора, чиновника Главного управления уделовЯспера Александровича (Яспера-Иоганна-Даниила) Сиверса.
О матери своей, Анне Васильевне, Батюшка говорил: «Моя мать - англичанка, окончила консерваторию в Лондоне, образованный, разносторонне образованный человек. Приехала в Россию нечаянно, по весьма неожиданным обстоятельствам. После окончания консерватории она была обручена с индийским принцем, который должен был после венца увезти ее в Индию. Он был наследником престола индийского короля. Накануне свадьбы в Высокой англиканской церкви она узнала, что он нечестный, он имеет наложниц. Она поняла, что этот брак немыслим, и решила с ним расстаться. Послала визитную карточку ему, что свадьба не состоится, и чтобы он оставил ее в покое. На это он прислал своих людей и сказал, что по закону Востока она будет зарезана. Ей пришлось скрываться у своих теток, а потом пришлось бежать. Она села на какой-то пароход, который шел в Либаву, и, не зная ни одного слова русского языка (она владела только английским, французским, испанским и итальянским), бежала в Россию. Добралась до Либавы, из Либавы попала в Псков. Там она нанялась гувернанткой к какому-то богатому купцу, воспитывала его детей, как англичанка. Потом нечаянно попала в Петербург, и там встретила моего отца на балу; познакомились, и - осталась навсегда в Петербурге. Приняла русское подданство и выпросила согласие, чтобы все дети были крещены в англиканской Высокой церкви».
Были у Батюшки сестра Ольга и брат Александр. Ольга уехала в 1922 году в Лондон, где и осталась жить. А брат Александр погиб в Баку во время нэпа: он сопровождал делегацию американцев до Баку, потом до границы Персии, заболел там тифом и погиб.
С детства Батюшка получил от матери глубокое религиозное воспитание. Анна Васильевна «имела обычай: круглый год утром читать Евангелие и молитвы, конечно, на английском языке. И я вместе с ней, помню, ежедневно, с семи лет, читал утренние молитвы и молитвы на сон грядущим на английском языке, стоя на коленях на ковре пред огромной иконой Благовещения работы моего дедушки. И таким образом, она в меня уже вселила с детства эту потребность в молитве. По воскресеньям она собирала нас, детей, и занималась с нами Законом Божиим. На картинках толковала нам Новый Завет и перевод молитв на понятный для детей язык. И так каждое воскресение. Отец в воспитание не вмешивался...
В 1909 году, в 11 лет, одна знакомая родителей, еврейка, сказала матери, что ее сын будет из чреды Аарона - священников:«В 1909 году, в год смерти Чайковского, мне было 11 лет, мы жили в Траеках в Финляндии за Петербургом на даче. Я занимался своими делами, то есть строил какие-то шалаши, какие-то комнаты... И пришла одна еврейка к маме по каким-то торговым делам. А я пробежал мимо, занят был мыслями, как я буду что-то строить (это было в последний год до озарения меня Православием). Она спросила:
— Это Ваш сын?
— Мой.
— А Вы знаете, что он будет из чреды Аарона?
Мама поняла, в чем дело, а потом только рассказала.. То была не простая еврейка. Она очень внимательно всмотрелась в меня, что-то увидала над моей головой, как она потом сказала матери. Из чреды Аарона — священников."
Отрочество Батюшки проходило необычно. Его интересовали все вероисповедания, с которыми он встречался в Петрограде. Он кропотливо их изучал, очень часто ходил в православный храм.
"Я пришел один раз в храм "Спаса на водах". Это маленькая церквушка была построена в память погибшим в Цусимском сражении. Цусима — это русско-японская война. Там все иконы погибших кораблей были собраны и списки матросов и офицеров погибших кораблей. И вся церковь была исписана фамилиями и именами, и обратная сторона икон — списки погибших. Настоятелем был о. Михаил, ученик Иоанна Кронштадтского, прозорливый старец. Ему было 90 лет. Бывший матрос.
Моя мать оставалась в храме Англиканской Церкви, а я пешком один — в Русскую Церковь. Очень мне нравилась русская литургия. А пел хор моряков в форме Балтийского флота. Замечательно! Ну я, конечно, ничего не понимал, для меня русский язык был очень трудный. Это было уже в 1909 году. Наконец, я подошел к отцу Михаилу. Как-то сам подошел к Кресту. Он заметил, что я хожу каждое воскресение.
— Как тебя зовут? — Эдуард.
— Эдуард и ходишь к нам? А что тебе нравится? Я говорю:
— Все нравится у вас. Я хочу быть православным.
— Тогда, — говорит, — как читаешь в молитве Господней: "Да святится Имя Твое", ты мне объясни, пожалуйста, что значит "Да святится Имя Твое"?
Я не смог ничего ответить.
— Ну ведь не знаешь? Какой из тебя православный? Через год приходи и будешь православным.»
Он кропотливо изучал все вероисповедания, с которыми встречался в Петрограде, очень часто один ходил в Православный храм: очень ему нравилась Православная Литургия, хотя он не знал русского языка. О. Сампсон рассказывал: «У меня не было настоящего духовного отца. Я всегда был один с собой. У меня закладка была большая, милостью Божией, именно молитвенное делание: уходишь глубоко в самого себя, к совести своей. Ни на какой подсказ не надеялся, а только на проявление воли Божией: «Имиже веси судьбами, покажи!» - и, бывало, показывалось». «... И когда я убедился, уверился, что Православие есть единственная истина на земле, ...мне было уже ничего не надо! Этому я подчинил все! Это было смыслом моей жизни. То есть: Вечная Вечность и путь спасения через Православную Церковь!» «... Этот вопрос был решен окончательно чудесным образом: однажды я пришел в часовню к Нерукотворному Спасу в доме Петра I и во время молебна перед этой чудотворной иконой я получил озарение. И мне стало ясно, что именно Православие сохранило благодать Святаго Духа... Очень, конечно, этому помогли занятия уроками Закона Божия у прот. Николая Писаревского, магистра богословия, который умер настоятелем церкви на Волковом кладбище в Петербурге.»
Блестяще окончив гимназию, о. Сампсон поступил в Петроградскую Медицинскую Академию. И только в 1918 г., в 19 лет, он принял Православие. Это произошло в воскресенье, в день Великомученика и Целителя Пантелеймона, в Петергофской церкви Целителя Пантелеймона. Нарекли его Сергием в честь Сергия Радонежского.
И только в 1918 году, когда Батюшке было 18 лет, он решил вопрос о принятии православия:
"Было воскресение, день Великомученика Целителя Пантелеимона... За завтраком объявил: собираюсь ехать в Петергоф".
Приехал в Петергоф, зашел в церковь Целителя Пантелеимона — бывшая военная церковь. Священник выделил мне комнату, положил жребий за икону. Я всю ночь не спал, читал акафисты, каноны. Утром открыл жребий — "Сергий".
Священник протоиерей Иоанн понял, что Радонежский. Сторож вынес аналой на середину храма, и он вынес ящичек крестильный, и крест, и Евангелие. "Ну вот, теперь давайте исповедуйтесь, я вас миропомазаю". Читал из требника, что полагается вновь обращенному о миропомазании и нарек меня Сергием. Сказал: "Отныне вы православный! Подойдите, когда я буду причащать". Я подошел. Кто пел, не помню, кто читал, не помню. Это событие было настолько важно, что даже пение и чтение было мне безразлично. Он вышел: "Со страхом Божиим..." Я стоял уже. "Подойдите!" — и причастил. Чувство сияющее, не сравнить ни с чем. Он меня отпустил домой. Я пошел бегать по парку в ликовании. И так было часа четыре, пока не выдохся физически".
В 1918-1919 г. - послушник в монастыре прп. Саввы Крыпецкого Псковской губ. на ст. Торошино.
«Маленькая такая, уютная-уютная обитель. Посредине обители кирпичный храм с одним приделом. По стенам — деревянные строения: баня, прачечная, трапезная, покои игумена, братский корпус, амбары, где хранилась мука и все богатство, которое давала нам земля, чтобы прокормиться. Скотный двор — за оградой, отдельно по всему монастырю могилы и надписи: схимник такой-то... Схимники лежат... Оказывается — все это непокорные бояре, которых Иван Грозный насильно постригал, и здесь они умерли. Там много их было.
...Игумен принял меня очень ласково. Поговорили очень хорошо. Велел меня отвести в рухольную, это склад, куда сдают вещи. Велели снять мою одежду и дали мне латаный подрясник какого-то покойного монаха и лапти. И скуфейку покойника-монаха. Сундучок отобрали: "Когда вы уйдете из монастыря, получите его обратно. Пока живете в монастыре, сундучок будет у нас. Умрете — сундучок пойдет на пользование кому-нибудь. Теперь пойдем, посмотрим келию вам." В келии стояли козлы, на козлах — доска, на доске — мешок, набитый сеном, и такая же подушка. Такое старое, очень ветхое одеяло. Гвоздь. "Вот на этом гвозде будете вешать ваш подрясник." Икона Божией Матери. Крест над ней, на столе керосиновая лампа, псалтирь, правильник, Евангелие на славянском языке... ну и все. "Вот, будете здесь жить"».
Здесь в рясофоре о. Сампсона нарекли Александром в честь благоверного князя св. Александра Невского. В монастыре он проходил послушания: пас, мыл и доил коров; на кухне рубил дрова, чистил картошку, месил тесто; работал кучером игумена Василия; пас табун лошадей. Последним послушанием было проповедовать братии. Темы были: о дисциплине, о послушании, о свойствах смирения. Об этих проповедях даже донесли в Александро-Невскую лавру архимандриту Макарию. Инока Александра вся братия в монастыре искренне полюбила.
«Всенощная в субботу, а мне лошадей пасти всю ночь. Звонят к обедне, а я гоню своих лошадей домой. Лошадей пасли в пустыньке. Это была просто изба в лесу. Там сидел кот, петух без кур и множество тараканов. Но представьте себе: что за саженная ночь, глухой лес, тишина, бесов полно. Я — молодой послушник, инок Александр, и вот надо мне там всю неделю жить, ночью пасти табун, загонять в монастырь и возвращаться сюда. Ну что же: послушание есть послушание.
Хотя это был именно животный страх. Меня бесы дразнили. Тогда я был неученый человек по монашеской части, в этих вещах не разбирался. У меня была икона Божией Матери, керосиновая лампа, 25 фитилей, Псалтырь, Евангелие, четки. Запас пищи брал каждую пятницу в монастыре на неделю».
В 1919 г. арестован в монастыре. Вся братия пришла в ужас. Игумен организовал дежурство около тюрьмы, которая помещалась в вагоне на станционных путях, и ежедневную передачу продуктов, которыми кормились все заключенные. О. Сампсон просидел в вагоне 22 дня. Каждую ночь его допрашивали. Под Покров Божией Матери 14 октября 1919 г. о. Сампсона расстреляла бригада вагонщиков, человек 6-7, попали в руку с 10-15 шагов. Его караулили монахи, которые прятались под стогом сена. Подобрали его ночью и под видом раненого красноармейца увезли в Петроград. Благодаря знакомым отца о. Сампсона поместили в госпиталь, приставили к нему самых лучших врачей. Мастерством хирурга Эренштейна была спасена жизнь (после ранения - газовая гангрена) и правая рука, раздробленная в плечевом суставе и плечевой кости. После восьми операций пришлось около года лежать в госпитале.
"Чудом хирургии" назвал Батюшка сохранение его правой руки, раздробленной в плечевом суставе и плечевой кости. Плечевая кость, полностью раздробленная, была вынута, и вставлена чужая кость. В плечо поставили пластинки. Батюшка долго писал левой рукой, правая была на ленте. Впоследствии он так разработал раненую руку, что никто не замечал, что она висела только на сухожилиях. Писал он только правой рукой. Эта рука часто болела, гноилась, из нее периодически выходили осколки. Батюшка говорил: "Левая рука у меня рабочая, а правая — только литургисающая".
После операции Батюшка очень долго и тяжело болел. Два кубика морфия — и не помогало. Вынимали остатки осколков костей. Был закован в гипс. Очень помогли выздоровлению большие труды одной медсестры. Но случилось так, что она влюбилась в Батюшку и очень хотела выйти за него замуж. Видя ее сердечные страдания, Батюшка побоялся отказать ей, опасаясь, что она может покончить с собой. Но сам молил Бога: "Имиже веси судьбами разори этот брак." И молитва была услышана. Уже одевали невесту в подвенечное платье, она сама не верила своему счастью, и от такой великой радости сердце ее не выдержало, она умерла от разрыва сердца. Под сороковой день она явилась Батюшке в этом же подвенечном платье, светлая, радостная, и исчезла.
О. Сампсона эвакуировали в Тихвин, в военный госпиталь. Год он находился в Тихвинском монастыре г. Тихвина Петроградской губ., где долечивался. После выписки из госпиталя остался в Тихвине читать общеобразовательные лекции, чтобы утешать раненых. Здесь же произошло его знакомство с епископом Тихвинским Алексием (Симанским), иподиаконом у которого он стал. Епископ Алексий давал ему от Св. Патриарха Тихона поручения, совершенно секретные: он разъезжал по заключенным архиереям и поддерживал их связь с Патриархом и с Новгородским митрополитом Арсением и с Петроградским митрополитом. Владыка Алексий направил его в Петроград в Александре-Невскую Лавру
С 1921 г. стал послушником Александро-Невской Лавры и келейником иеросхимонаха Симеона, затворника. Иеросхимонах Симеон был последним духовником Лавры. Это был великий старец, он стоял тысячу дней и ночей коленопреклоненно и молился о спасении народа и страны Российской в то страшное время. Вскоре в лавре трапезы не стало, ничего не стало, и о.Сампсон поступил преподавателем рисования и черчения в среднюю школу. Потом вынужден был попасть воспитателем в общежитие малолетних преступников, которое находилось в здании бывшей Санкт-Петербургской Духовной Академии.
С мая 1921 г. иподиакон в Крестовой лаврской церкви. Будучи иподиаконом у епископа Алексия, о.Сампсон удостоился чести участвовать в мае 1921г. в Крестном ходе по Невскому проспекту до Лавры. С этого времени около полугода он был послушником от митрополии на территории Лавры
Пострижен в мантию 25 марта 1922 (по др. сведениям был пострижен 25.03.1921 года) наместником лавры епископом Николаем (Ярушевичем). О. Сампсон принял постриг в мантию с именем Симеон, в честь Симеона Богоприимца. Красота и сила духа лавры все больше и больше покоряли его сердце. По
В 1925 г. рукоположен Патриархом Тихоном во иеродиакона, 19 января 1925 г. - во иеромонаха в Александро-Невской Лавре архиепископом Вассианом.
Одновременно он был назначен казначеем Александро-Невской Лавры. После убиения митр. Вениамина (Казанского) Лавру вскоре захватили обновленцы, и почти вся братия впала в обновленчество. В день праздника Крещения Господня на ранней Литургии совершилось рукоположение о. Сампсона. В Лавре Батюшка прожил 10 лет. Там он не имел определенного наставника: Бог его сохранял и воспитывал большими борениями и трудами, невидимо от людей. Суровое одиночество воспитало мужество.
В Александро-Невской Лавре Батюшка встретился со многими духовными людьми. В Лавре он прожил десять лет.
Во время пребывания Батюшки в Лавре много происходило с ним разных чудес и случаев. Сам Батюшка рассказывал так:
"Однажды я удостоился видеть в Чаше Мясо и Кровь. Служил епископ Стефан. Я был иеродиаконом. Я вынес Чашу в Успенской митрополичьей церкви. Он прочел: "Верую, Господи, и исповедую", — открыл покровец по прочтении молитвы и обомлел. Тогда он обращается ко мне: "Виждь, отче, что делать?" Он повернулся через левое плечо, а я с Чашей через правое, вошли в алтарь, поставили на Престол и стали молиться, чтобы Господь сотворил милость, и молился он минут 15 с воздетыми руками. Но как Владыка Стефан молился, когда я вернулся и поставил Чашу, — это ужас!
Потом после его молитвы посмотрели — опять сотворилось в виде хлеба и вина. Тогда вышел и причастил людей.
Этот случай знали митрополит Гурий, митрополит Лев и Варсонофий. Они были свидетелями этого изумительного события.
Это было показано нам, чтобы мы утвердились, а мне еще и в утешение. Я тогда абсолютно веровал и исповедовал, что воистину подлинное Тело и Кровь, но чтобы утвердиться, может быть, и людям рассказать, и записать это, чтобы людям от этого была польза и счастье. А потом, конечно, — во смирение нам, потому что как бы мы ни готовились литургисать, а все-таки мы должны сознавать свое абсолютное недостоинство".
"Однажды перед литургией я заснул и проснулся от стука в окно келии. Оказалось, Святитель Питирим Тамбовский постучал мне в окно, чтобы я готовился к службе:
— Вставай, иеромонах, пора на проскомидию!
Известно, что Святитель явился одновременно и одной из будущих духовных чад моих. Он сказал ей:
— Там иеромонах будет служить, ты должна встретиться с ним. После службы мы встретились".
В Лавре он готовил лекции на тему: «Психология православного христианства» (по свт. Феофану Затворнику). Огромные труды были. К сожалению, все лекции погибли в 1932 году. Будучи казначеем Лавры, о.Сампсон спрятал ключи от кладовых, где хранилась казна лавры. Однажды обновленцы поймали его и отдали в руки ЧК. Те требовали, чтобы он все им отдал, но он отказался. Тогда его поместили в «трамвай». «Трамвай» - это страшное изобретение: в камеру помещали очень много людей, чтобы они тесно стояли, не имея возможности даже пошевелиться. Камера была закрыта почти три недели. Испражнялись тут же. Трупы стояли с живыми еще людьми... О. Сампсон пережил это и остался жив. Ключи от кладовых он никому не отдал. Александро-Невская Лавра явилась для него фундаментом его духовничества и старчества.
1928 год — год ареста Батюшки в Александро-Невской Лавре. Удивительно то, что за 3 часа до ареста явился Батюшке во сне преподобный Серафим Саровский:
"Помню, вижу Преподобного Серафима Саровского. Он входит в балахончике ко мне — во сне — нагибается надо мной, а я сижу или лежу, не помню, и читает мне медленно молитву — "Всемилостивую", и я ощущаю на лбу его слезы. Утром я вскочил и записал эту молитву:
Всемилостивая / Владычице моя /
Пресвятая Госпоже / Всепречистая / Дево
Богородице / Марие / Мати Божия /
Несумненная и единственная моя Надежда /
Не гнушайся меня / не отвергай меня / не остави меня /
Заступись / попроси / услыши / виждь
Госпоже / помози / прости, прости /
Пречистая /
Через три часа я был арестован. Эта "Всемилостивая", она меня сопровождала и оберегала 18 лет лагерей и всего прочего. Это была ненасытная пища для меня".
Благодаря Иисусовой и Всемилостивой Батюшка благополучно прошел этот срок. Особенно трудно было, когда сидел в одиночке. Многие сходили с ума, а он, благодаря этим молитвам, сохранился.
"Узников загоняли в подвальное помещение и впускали к ним голодных крыс, они съедали людей, оставляя один скелет. И со мной так же поступили. Помню, как крысы по мне бегали. Покусали только мои пятки". — "А как же Вы остались целы?" — А он ответил: "Они чистых людей не едят".
В 1934 году, после шестилетнего пребывания в Соловках, Батюшку освободили, разрешили проживать в Борисоглебске, без права въезда в другие города.
В Борисоглебской ссылке он жил под надзором.
Когда поднялась очередная волна репрессий, о. Сампсона в 1938 г. заключили в тюрьму, искали повод для высшей меры наказания. Он объявил сухую смертельную голодовку и был одиннадцать суток без воды, совершенно изнемог, даже не мог головой пошевелить. Но все обошлось, его вывели из этого состояния, постепенно силы его восстанавливались. За ним стали ухаживать заключенные, а он помогал им советами. Господь даровал о.Сампсону великое знание души человеческой. Он оказывал огромное и удивительное влияние на людей, общавшихся с ним, а тех, кто внимательно наблюдал за его жизнью, поражал глубиной, силой провидения, дарованной ему Богом.
Вторая Мировая война - ссылка в Баку в госпиталь под конвоем для расследования причин мора, т. к. о. Симеон еще и врач (1941 г.).
Война с Японией, заключение в тюрьме на Дальнем Востоке (1945 г.). Японцы близко, заключенных должны расстрелять. Ночью во время молитвы, о. Симеон: «Вас не расстреляют! Господь услышал наши молитвы» - утешал священник товарищей. И, правда, второй расстрел не состоялся...
В 1945 году о. Симеон ехал вдоль Ферганского канала на ишаке и упал в воду. Увидевшие это с другого берега киргизы вытащили и мертвого повезли на кладбище. По дороге в тряске вода и ил вышли, и он ожил.
В 1945 г. - побег из тюрьмы. Много тысяч километров пешком через лес, голодные степи и пустыни. Изможденному, не евшему и не пившему по несколько суток, пришлось лететь на кукурузнике, сидя на узкой доске - вместо пола под ногами - бездна. И опять выжил.
В Ташкенте Архиепископ Гурий встретил Батюшку очень недружелюбно, глядел подозрительно, кричал на Батюшку, но деньги на дорогу дал: "Возьмите и больше мне не попадайтесь".
После побега о. Сампсон некоторое время жил в Борисоглебске, но жить без работы и без документов было, невозможно и он поехал в Ставрополь к митрополиту Антонию. Владыка дал ему приход в Винодельном, а затем в большой казацкой станице Когульте (Ставропольский край, с. Винодельное, ст-ца Когульта). Богомольные, сердечные, гостеприимные станичники очень полюбили Батюшку. Интерес к его проповедям был столь велик, что народ, вместо того, чтобы идти в клуб на развлечения, шел в церковь. Клубы оставались пустыми, а церковь была наполнена молодежью. Батюшка вспоминал: «...Там я нашумел своими проповедями на общей исповеди. Я их проводил настойчиво, желая отвратить, омерзить ко греху человека кающегося. И вот какие там наступили времена: я начал службу в Великую Среду и, не выходя из храма, кончил на Пасху в 11 часов дня... День и ночь приходили люди каяться, день и ночь шла служба... Из Ставрополя удалось причастить почти 13 тысяч богомольцев. Победа Православия была великая! » Местные власти забеспокоились - приходили, слушали: может быть какая-то политика? А здесь было только одно христианство. Власти решили eго арестовать. Прихожане спрятали его в бочку и увезли после службы.Владыка Антоиий благословил о. Сампсона в Баку.
По дороге в Баку из Ставрополя в поезде его приняли за американского шпиона и посадили в тюрьму. Арестовали летом 1948 года. Думали, что о. Сампсон загримированный шпион. Когда разобрались, что волосы, борода и усы настоящие, не приклеенные, то его посадили в одиночную камеру, где он находился до 14 октября 1949.
По выздоровлении в 1950 г. о, Сампсон поехал в Пензу, к Владыке Кириллу, который его направил в Рузаевку. С этого прихода началось его многолетнее служение в Мордовии. Здесь произошел удивительный случай - покаяние Андрея, коммуниста с 1905 года, За полгода до кончины Андрей забелел ужасной болезнью. Святитель Николай являлся ему трижды: «Покайся, Андрей, а то плохо тебе будет! Вызови священника, послушай меня!» И после этого Андрей потребовал, чтобы жена вызвала священника. Пришел о. Сампсон и исповедовал его часа два, но не причастил. На следующий день проказа исчезла, Андрей сам встал и в чистом белье сидел, ждал Батюшку. Придя, о. Сампсон его еще раз исповедовал и причастил. После этого Андрей спокойно лег и умер. Батюшка его отпевал, был на кладбище, шел впереди по Рузаевке. Такой шум был. Весь город узнал, что Андрей покаялся, и провожал его на кладбище. После этого случая о. Сампсона перевели на другое место.
В с. Перхляй о.Сампсон был недолго (1950 г.). Вскоре ему дали огромный приход, рядом с Саранском в с. Макаровка. Батюшка со своими чадами отреставрировал двухэтажный кирпичный храм. Прихожане из Саранска стали приходить в Макаровку. Здесь стал его духовным чадом академик Владимир Александрович Филатов, знаменитый окулист. Здесь ему наконец-то выдали паспорт, и с этим мордовским паспортом о. Сампсон жил до конца своей жизни. Он в Макаровке прослужил 5 лет, затем недолго в Спасском - это было последнее место его служения в Мордовии. Вся Мордва помнит до сих пор о. Сампсона. Многими яркими свидетельствами была полна его пастырская деятельность. Навсегда остались в памяти его общие исповеди, службы, труды, чудотворения, исцеления и его прозорливость. Но были в Мордовии у о. Сампсона и скорби. Однажды к нему в дом забрались воры, связали его, стали пытать и требовать денег. Мучили всю ночь до самого утра. Чудо Божие, что Батюшка остался жив!
В 1956 г. назначен духовником в женский монастырь в Полтаве. Здесь о.Сампсон, как истый монах, обрел радости монашеские, однако ненадолго. Игумения монастыря, видя, что Батюшка становится авторитетом для монахинь, испугалась, что он будет настоятелем монастыря. Из-за немирности со стороны игумении о. Сампсону пришлось уехать в Астрахань, а затем его в 1958 г. перевели в Волгоград.
Очень быстро о. Сампсон приобрел большое количество духовных чад. Авторитет его среди народа, почитание его искушало других священников, они не могли вынести эту брань, писали письма архиерею.
Архиерей, согласно жалобам протоиереев, своим судом решил дело в 1958 г., выпросив благословения у Патриарха Алексия «заточить» «иеромонаха Симеона в Печорский монастырь и лишить права священнослужения на 15 лет». В монастыре для о. Сампсона установили строгий режим: с духовными чадами не встречаться, ни с кем не иметь переписки, на территории обители ни с кем из прихожан не останавливаться и не разговаривать. Его поставили в монастыре садовником: с 8 утра до 8 вечера он стерег яблоневый сад и не имел права показываться на клиросе. Батюшка не падал духом. Он каменно верил в Промысел Божий. Благодаря тому, что о. Сампсон много молился, в нем была блаженная мирность. Его одухотворенность, незлобие, братолюбие, внутренний и внешний монашеский облик поражали людей. Вскоре все монахи и наместник монастыря, архимандрит Августин, стали заступаться за о. Сампсона и с него сняли все запреты. Постепенно о. Сампсон вошел в полную жизнь монастыря, наладил общение со своими чадами, установив для них строгие правила жизни и общения как для христиан первых веков. Жизнь Батюшки в Печорах была нелегкая: очень много было исповедников и монахов, и своих личных чад, и приезжих; очень обширная переписка - в день писем 30; очень много скорбей, незаслуженных наказаний, постоянная слежка, тяжелые болезни. Когда в монастырь назначили нового игумена, архимандрита Алипия, начались между ним и о. Сампсоном трения и недопонимания. Вскоре власти решили закрыть монастырь и открыть в нем музеи. Всех монахов записали на Афон. Все старцы и монахи плакали, а Батюшка сугубо переживал. Он сообщил эту весть своим чадам и сказал, что читать о монастыре, какие молитвы, а сам закрылся в затвор. После затвора он написал своим чадам радостную весть: «Я трое суток не был на земле. По моей худости монастырь остался цел, поездка на Афон лопнула, но месть будет от самого сатаны. Мне здесь не жить!» Приказ об отмене отправки на Афон пришел через 2 месяца. Отношения с игуменом Алипием установились очень хорошие. Однако гонения не прошли. После того, как о. Алипий отпустил Батюшку на 4 дня на лечение, Владыка епископ Иоанн вынес решение: «Поездку считать самовольной отлучкой, запрещен в священнослужении на год без права носить клобук, крест, мантию». В ответ о. Сампсон написал епископу Иоанну: «В тюрьмах, ссылках, одиночках, карцерах, изоляторах мне было легче нести горе, чем здесь, в монастыре. Избиваемый там, мучимый, умирал там - но таких мук душевных я не знал там». Потом о. Сампсон писал своим чадам: «Я мирен потому, что убедился этими неделями, что попущенное несчастье имеет очень и очень глубокое «назначение» по своему смыслу, что епископ Иоанн был руководим не капризом капризной барыни, а внушением от Духа Свята. Это поругание дано мне на глубокий самоанализ, на несчетные великие и великие труды над собою, людям неведомые... Признаюсь, я очень страдаю, я седею по часам, я буду скоро неузнаваемый, но все это нужно именно людям». В 1961 г. на Пасху владыка Иоанн снял с Батюшки все запреты. Игумен Алипий благословил его литургисать, исповедовать монахов и мирян, совершать молебны, соборовать больных, отчитывать бесноватых. И так, без устали, на радость людям служил о. Сампсон около двух лет. Но в 1963 году Господь попустил еще большую напасть: психически больная девица, из мести после отказа принять ее в духовные чада, оболгала о. Сампсона публично и в письменной жалобе владыке Иоанну. Гражданская власть завела на Батюшку уголовное дело, а монастырская власть в отсутствии наместника учредила свой «монастырский суд». Созвали всю братию, прочитали жалобу больной и применили самую страшную кару - снять с него все монашеское. Старцы и многие монахи плакали. На следующий день за оградой монастыря с большим трудом, облив ведром бензина, сожгли мантию Батюшки. Духовные чада собрали весь пепел и хранят его как святыню. После того как Батюшку административно раздели, ему была запрещена переписка и общение с духовными чадами. Бог вел о. Сампсона такими тернистыми путями, какие для человеческого разума просто непостижимы. Невозможно осознать, сколько и как он страдал. Игумен Алипий очень защищал и помогал Батюшке в монастыре. Через неделю после «монастырского суда» начальство попросило Батюшку уйти из монастыря, и он поселился в доме своего духовного чада до окончательного гражданского следствия. Гражданское следствие было недолгое, и о. Сампсона полностью оправдали. После этого он поехал в Москву в Патриархия, чтобы обжаловать учиненную над ним жестокость. Хотя по распоряжению Патриарха Алексия вернули ему сан и право на служение, но отправили за штат, что было бесчеловечной жестокостью со стороны руководства МП.
Патр.Алексий неоднократно показывал свою жестокость по отношению к духовным людям, ревнителям Православия, бескомпромиссным борцам с обновленчеством. Что можно было придумать мучительнее для старца, как не то, чтобы выбросить его в мир, за штат в чужом для него городе - человека со слабым здоровьем, без жилья и достаточных средств для существования.
Московский период жизни (с 1963 г.) лучше начать словами самого Батюшки: «Будучи заштатным священником, живя в Москве, шатаясь и переезжая с квартиры на квартиру и терпя всевозможные невзгоды и неприятности, которых бы я врагу не пожелал, я дошел до того, что мое здоровье резко ухудшилось и я был разбит параличом (левосторонним), с чем и пролежал год, пережив страшно много и радостей и горя... За это время я в Москве переменил 11 квартир.» В Москве о. Сампсон полностью погрузился в духовничество. Нашли прекрасную дачу в Малаховке, на которой он жил летом 12 лет подряд. Зимой жил в Москве, сначала ездил молиться в Богоявленский храм. Когда о. Сампсона лишили возможности совершать проскомидию, тогда митрополит Иоанн Киевский благословил о. Сампсона устроить домашнюю церковь в честь Покрова Божией Матери. Так, по благословению митрополита Иоанна, по Промыслу Божию появился Московский «Покровско-Феофановский Кошский монастырь», как его назвал о. Сампсон, поскольку епископа Феофана Затворника он считал своим учителем.
В 1966 году был пострижен в великую схиму с именем Сампсон в честь преподобного Сампсона Странноприимца.
Здоровье Батюшки ухудшилось. Стали опухать ноги. Исповедовал почти всегда сидя, только священство исповедовал стоя. Но в храм Батюшка ходил регулярно. Совершал праздничные молебны дома. Особо унывающих исповедовал и причащал сам, сам читал молитвы ко Святому Причащению и благодарственные молитвы после Причастия. На Прощеное Воскресенье пригласил всех чад. Его скорбный голос - как будто он с ним проводит последний пост и последнюю Пасху - слышали все. В своем слове к духовным чадам Батюшка сказал: «Вот мы собрались здесь, и будем просить друг у друга прощения. Может быть, мы вместе последний пост и последнюю Пасху, может быть, мы с кем-то не увидимся. Будем жить духовно. Простим друг другу, и ни на кого не будем иметь ничего...» Летом - опять на дачу. Но эта дача совсем была неудобная, шумная, особо гулять было негде. Батюшка больше находился в своей комнате или на террасе, много читал, много беседовал, иногда исповедовал. Состояние его здоровья всех беспокоило.
12 июня 1979 года ему стало плохо, увезли в Москву, в больницу. Профессор осмотрел Батюшку и определил: рак, саркома. Батюшке ничего не сказали, но он чувствовал, что дела его плохи. Вернувшись домой, он жил там около двух недель, чтобы подготовиться в стационар. Потом его снова положили в больницу.
10 июля, в день Странноприимца Сампсона, Батюшка предложил всем чадам собраться в его квартире, пригласить священника и отслужить молебен в память Странноприимца Сампсона. Все было сделано так, как Батюшка велел: собрались на молебен, но настроение было печальное, все предчувствовали свое сиротство. Когда на следующий день пришли к Батюшке в больницу, он сказал: «Больше не разрешу без меня собираться. Может сердце лопнуть, слыша ваши слезы».
В больнице не было минуты, чтобы Батюшка не думал о своих: «Как же они будут?!» Он до последней минуты не соглашался на операцию: «Что вы меня уговариваете? Вы представить не можете, какой я буду после операции!» Он уже рассердился на всех врачей и хотел выписываться, но ночью был сильный приступ. Никто не мог ему помочь, вызвали даже заведующего отделением. И после этой ночи Батюшка согласился на операцию, он увидел, что другого выхода нет.
25 июля Батюшку оперировали. Потом - сразу в реанимацию, где он пробыл 11 дней. Несмотря на такое тяжелое свое состояние, он находил в себе силы со всеми разговаривать. С ним подружился заведующий отделением реанимации. На несколько минут приходили свои навещать Батюшку. Он, находясь в реанимации, просил, чтобы ему приносили журналы на просмотр. Заведующая отделением была ошеломлена: «Как это возможно, человек-смертник, и еще чем-то интересуется, когда люди в этот момент вообще ни о чем не могут думать!»
8 августа Батюшку выписали. Принесли монашеское одеяние, одели его. Все сотрудники реанимации и хирургического отделения вышли Батюшку провожать. Всех он привлек своим духовным обликом, и они долго о нем вспоминали. Домой Батюшку привезли на скорой. Как только его внесли в его комнату, он спросил: «Все мои живы? Никто не умер? А как чувствует себя та, а эта как себя ведет?» Через неделю пришли посетить его заведующие хирургическим и реанимационным отделениями. Батюшка с ними беседовал около двух часов, собственноручно подписал им свою фотографию на память. Они были удивлены его энергией, вниманием, любовью, выносливостью его организма.
После больницы он чувствовал себя бодро, конечно, относительно. Пил соки, кисели, ел жидкие супы. Но ровно через неделю состояние резко ухудшилось. Батюшке было видение, после чего он вызвал близких духовных чад и беседовал с ними.
После этой ночи Батюшка велел всех известить, чтобы приходили с ним проститься. С утра до часу ночи Батюшка всех принимал, говоря каждому лично напутственное слово прощальное, последнее. Каждый подходил, имея к старцу великую любовь, никто не посмел показать свою боль - боль разлуки, а спокойно, настроясь мирно, подходили, спокойно выслушивали последние наставления и получали последнее благословение. К этому все подготавливали себя: кто заранее выплачется, кто принимал сердечные капли, кто молился, прося у Божией Матери подкрепления. И, конечно, уже после Батюшки, выйдя от него, все рыдали: кто в коридоре, кто на кухне, - все плакали вдоволь, у каждого было такое состояние, будто вырвали живым его сердце, все предчувствовали свое сиротство.
Через два дня ночью Батюшка опять созвал всех. Опять говорил о своем отходе. Опять умолял, чтобы особо о нем не плакали, подумали бы о нем, о его Вечной Вечности, напоминая себе о том, что если ему будет хорошо, то и им тоже. Читайте все:
«Достойно есть, яко воистину...»
«Радуйся, Благодатная, Богородице Дево...»
«Правило веры и образ кротости...»
После больницы в течение двух недель Батюшка ежедневно исповедовался и причащался. 24 августа, в 10 часов, состояние Батюшки резко ухудшилось, а в 13 часов стало ему совсем плохо, он затребовал «скорую». «Скорая» приехала, врачи на него посмотрели как на безнадежного, вызвали «скорую реанимационную». Реанимационная возилась 2 часа, оказалось, что у Батюшки отек легких. Делали прокол, установили капельницу. Сделали все, что могли, потом врачи вышли и объявили, что если нужно делать какие-нибудь дела, чтобы делали.
Батюшка уже не говорил, а только кивком головы выражал свое согласие или отказ. Среди посетителей оказался священник. Он при врачах стал читать акафист Божией Матери, после акафиста Батюшку причастил. Батюшка неспешно проглотил Святое Причастие. Когда же священник поднес крест, то Батюшка сделал усилие рукой, чтобы перекреститься, но не смог, и губами коснулся креста. Священник стал читать канон на исход души. В левую руку Батюшке дали зажженную свечу, а в правую постригальный крест. На восьмой песни канона Батюшка три раза раздельно вздохнул - и больше уже не дышал. Священник дочитал канон. Убедившись, что старец отошел, сняли с кровати его тело и положили на пол, по завещанию Батюшки, Это было в 16 часов 20 минут, 24 августа 1979 года, в пятницу. Священник надел на Батюшку срачицу под простыней, не обнажая его, и тело положили на стол. Была отслужена первая панихида.
В 8 часов вечера прибыли из Загорска иеромонах и иеродиакон, и облачили Батюшку. По облачении была совершена панихида. В полночь прибывшим иереем была совершена третья панихида. В 6 часов утра другим прибывшим иереем была совершена еще одна панихида, Перед выносом тела в церковь Николы в Кузнецах, что в Вешняковском переулке, вновь отслужил панихиду еще один священник. Отпевали Батюшку его духовные чада - священники. Регентом хора тоже была его духовная дочь. Пели его духовные чада и семинаристы из лавры.
После отпевания Батюшку обнесли вокруг церкви под колокольный звон, с пением «Святый Боже». Дорожки были усыпаны цветами. Почему отпевали именно здесь? Последние годы своей жизни Батюшка посещал только этот храм. Во все памятные даты его здесь совершались панихиды. Из храма все поехали на кладбище. На 9-й день приехал протоиерей, духовное чадо старца со времен Мордовии. Была большая панихида в церкви, оттуда поехали на кладбище, где снова отслужили панихиду, пел хор. Затем поминали Батюшку на квартире, где он провел последние годы. 20-й день тоже отмечали. Отмечали, конечно, и сороковой день, была заказная литургия, панихида в церкви, и после, на кладбище, снова панихида.
24 августа 1979 г. Сампсон Многострадальный почил сном праведника, и захоронен на Николо -Архангельском кладбище под Москвой.
Несмотря на все его скорби, последнее завещание к ученикам: «Никому не делайте зла».
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О БАТЮШКЕ
* * *
Скончалась в больнице одна из новых московских духовных чад старца Сампсона. И только на третий год после кончины она явилась Батюшке. Он рассказывал: "Вошла она ко мне, волосы подстрижены, без платка, с раскрытой головой, помолилась на святой угол и сказала: "Вы узнаете меня?" — Я ответил: "Да". — "Сорок дней уже прошло, а я все прохожу мытарства. Меня отпустили Вам сказать: "Все, что я исповедовала Вам, мне отпущено, но мне осталось еще давать отчет по десяти табличкам".
Показала эти таблички, но язык мне оказался незнакомым, от меня было скрыто, за какие грехи она задержана. Я спрашиваю: "А разве сорокоусты Тебе не помогли?"
Она отвечала: "Помогли".
Опять я ее спрашиваю: "Сколько же времени еще Тебе придется проходить мытарства?" — Лет десять. Я не одна пришла. Я пришла сюда в сопровождении мытаря". — "Почему же его так величаешь?" — "Иначе они оскорбляются и будут наказывать".
Батюшка после этого усугубил молитву, и вскоре она опять явилась ему сияющая.
Одному чаду Батюшка говорил за 20 лет до своей кончины: "Запомни 24-е число". А когда Батюшка скончался, только тогда она догадалась, почему он сказал: 24-е число.
* * *
Одну свою духовную дочь Батюшка благословил продать дом и купить другой в Печерах, чтобы она свои хозяйские дела бросила, а только молилась и ходила в Церковь. Она все так и исполнила. Но однажды не вытерпела, сделала две грядки, посадила лук, зелень — и ждет урожая. Через две недели у нее все сгнило. Она пришла к Батюшке и рассказала об этом, а он смотрел на нее только и улыбался.
* * *
Однажды на перроне подходит к Батюшке один пьяница и просит: "Батя, подай копеечку". Батюшка вынимает из кошелька 25 рублей и отдает ему. Тот так обрадовался — не ожидал такого подарка, не знал, как и благодарить. Батюшка отвечал: "На здоровье, на здоровье". Когда он ушел, сопровождающие и говорят: "Зачем же Вы столько дали, все равно он пропьет". А Батюшка ответил: "Пусть порадуется, ему осталось совсем немного жить, на его лице уже печаль смерти".
* * *
Одна из Батюшкиных чад была под судом. Обвинение было очень серьезным, и много показаний подтверждало его. Но когда во время судебного процесса обвинитель произносил речь, он не мог и двух слов связать, стал заикаться. А обвиняемая очень гладко, внушительно доказывала свою невиновность. Судья обвинителя не слушал, а слушал только ее. Суд решил в ее пользу. Батюшка встретил ее со словами: "Такой зверь, и стал нем".
* * *
Батюшка на досуге любил играть с котятами, особенно после долгих исповедей. Он говорил: "Как я устаю от людей! Какие люди бывают коварные. Вот котята меня отвлекают от этого тяжелого душевного состояния. Какие они незлобные, чистые. А вырастут, уже эта невинность уйдет". Он с ними умел разговаривать. Когда котята играли где-то, Батюшка обращался к кошке: "Муха, где твой Клоп?" И она понимала, сразу бежала разыскивать своего котенка, вытаскивала его из-под шкафа или из-под кровати и приносила Батюшке, а когда Батюшка ел, то все котята собирались около него. Он их кормил — отщипнет кусочек ржаного хлеба и даст им, они ели из его рук и так умно смотрели на него.
Однажды котята играли, и один из них попал между дверьми. Пищит, визжит и не может подняться на ноги. Батюшка подошел, стал его гладить, будто с ним играет. Через несколько минут котенок побежал играючи. Одна из присутствующих при этом воскликнула: "Ой, Батюшка исцелил котенка!" На это Батюшка строго сказал: "Это вслух не говорят. Неудобно даже слышать, уши режет".
* * *
Один монах зашел к Батюшке, а своего больного друга оставил сидеть в сквере. Батюшка во время беседы прерывает разговор: "На сегодня достаточно, беги скорее, а то твой друг уже уходит". Больной встречает его грозно: "Ты что так долго? Еще минута, и я бы ушел!".
* * *
Батюшка всегда старался прятать свои духовные дарования. И делал так: посылал бесноватых отчитываться к своему духовному чаду протоиерею. Во время отчитывания бес выходил с криком: "О, злой старик, о, злодей! О, старик, я тебе покажу!" — Протоиерей был как ширма, за которой молился Батюшка.
* * *
"Одна из духовных чад Батюшки, узнав Батюшку лишь в Москве, редко посещала его и еще к нему не привыкла. Она рассказывала, что с ней был такой случай: "Сижу за столом и не могу отогнать назойливые мысли: "Уйду, не буду сидеть, вот и уйду! Что я сижу здесь?" И уже хотела встать и уйти. Но в этот момент Батюшка встает, подходит ко мне и как стукнет меня по левому плечу — и я сразу протрезвела от своих мыслей. И так мне стало легко, легко. Батюшка мне говорит: "Сидел и шептал тебе на ухо, а он много наговорит и нашепчет. А мы его слушаем". Она все вопросы с Батюшкой разрешила и получила такую легкость!
* * *
Пришла к Батюшке. Смотрю на него, и у меня была такая безмерная радость, что никак не могла оставить свою улыбку, стою и улыбаюсь, даже не могла говорить.
Батюшка щелчком по плечу ударил и говорит: "Когда слишком бывает радостно, ты тоже мне говори". Я сразу же стала нормально разговаривать, и куда мой смех ушел!
Мы с племянником пришли к Батюшке. Батюшка с ним долго разговаривал, после беседы, взяв благословение, пошли домой. Дорогой племянник оглянулся и мне шепчет: "Смотри, нас Батюшка провожает", но я Батюшку не видела.
Через две недели пришли к Батюшке опять. Здесь он и говорит мне: "В прошлый раз, когда вы ушли, долго смотрел вам вслед и думал, что же мне с племянником сделать: оставить его или проводить в Вечность?" Причину Батюшка не объяснил. Вот почему мой племянник видел Батюшку, а я нет".
* * *
Одна старушка, Акулина, со слезами и с любовью рассказывала о Батюшке: "Знала его лет десять. Подходила к нему только в церкви. Несколько лет назад я сломала руку. Меня положили в больницу, наложили гипс от локтя до кисти, а сломана рука была в предплечье. Вот я лежу месяц, а рука не поправляется, но еще больше стала болеть. Кость вышла из плечевого сустава и болталась как хотела. На меня врачи не обращали внимания. За мной ухаживала соседка по кровати.
Лежу и плачу: что мне делать? Боль невыносимая. Однажды (я была в дремоте) ночью приходит ко мне Батюшка. Я, увидев его, спрашиваю: "Батюшка, а как же Вы прошли, кто Вас пропустил?"
Он ответил: "Я пришел тебе помочь. Ты не плачь. У тебя рука поправится, и еще будешь даже работать. И соседка твоя пусть не боится делать операцию. Ей тоже будет хорошо." Батюшка ушел.
Соседка меня спрашивает: "С кем ты разговаривала? Я слышала твой голос и мужской голос". Она ничего не видела, только слышала голоса, я соседке говорила: "Не бойся делать операцию, у тебя будет все хорошо", — и действительно, операция прошла благополучно, и скоро она выписалась.
На следующее утро приходит целая группа врачей во главе с неизвестным доктором — высоким, молодым, строгим. Войдя в палату, он сразу же спросил: "Где у вас больная?"
А все в палате переглядываются в недоумении — мы все больные. А он очень настойчиво: "Где же у вас больная?!" И вдруг подходит ко мне, садится на край кровати и начинает кричать, ругать врачей: "Что за безобразие! Почему больная в таком состоянии?! Где уход, как вы лечите?!" А все остальные больничные врачи в испуге молчали.
Он вязл мою больную руку, дернул три раза, и кость стала на место. Наложили гипс. И все врачи ушли. С этого времени моя рука стала поправляться. Вскоре я выписалась, и вот уже работаю.
Все в палате меня спрашивали: "Откуда взяла такого врача? Откуда он?" Но врача этого потом никто и нигде не видел. Это было в 1976 году, когда Батюшка еще был жив."
* * *
Батюшке пришлось провожать в Вечность одного профессора. Ему было 80 лет. Он совсем занемог и попросил священника. Привезли к нему Батюшку. В церкви профессор за всю свою жизнь ни разу не был. Так жил бессмысленно, изучал науку, писал труды. Был беспартийный.
Первый раз Батюшка с ним беседовал пять часов. Он понятия не имел, что есть невидимый мир, что есть Ангелы света и ангелы тьмы, и вот в течение пяти часов Батюшка все объяснял. Тот понял и ужаснулся, как же он бесстрашно жил. На прощанье батюшка сказал ему: "Ты не умрешь, пока не принесешь покаяние за всю свою жизнь. Вот и готовь исповедь, а через две недели приду, исповедую и причащу". На этом они и расстались.
Через две недели Батюшка приходит, его исповедует, причащает, и он блаженно умирает.
Батюшку спросили — как же так, всю жизнь не ходил в церковь, и такая светлая кончина?
Батюшка ответил: "И только за то, что он был беспартийным, и за то, что никому не делал зла, был сердцем добрый. Жил бессмысленно, не думал, что надо умирать и что надо ответ держать пред Хозяином Жизни и смерти. А Господь и пощадил его".
* * *
Одна из сестер бывала у Батюшки очень редко. Приехала к нему на дачу. А когда уходила, спрашивает его: "Батюшка, когда еще Вас увижу?" Он ответил: 26 августа в Николо-Кузнецах". Ей показался странным такой ответ. Но вот через три года наступила эта дата — 26 августа, день отпевания Батюшки, отпевали его именно в храме Николы в Кузнецах.
* * *
Во вторник 21 августа я была у Батюшки. Увидев его, я сама не своя, говорю: "Ой, Батюшка, Вы наверное, умрете!" Он успокоил меня: "Нет, сейчас я не умру, я еще из скита никого не проводил!" 22 августа вечером в скиту умерла монахиня Людмила, а Батюшка умер 24 августа.
* * *
Батюшка, когда вызвал ночью всех, чтобы объявить, что скоро отойдет от нас, в это время была у него в гостях одна молодая женщина. Она тоже подошла, чтобы Батюшка ее благословил. Батюшка благословил и, не спуская с нее глаз, говорил: "Всему есть мера, дета! Всему есть грань, всему есть норма. Не надо чрезмерно так любить! Это даже погрешительно, так жертвовать собой, да и зачем?.." и очень многое другое говорил о ее жизни, у нее только ручьями лились слезы, и в конце концов она не вынесла и быстро выбежала от Батюшки, испугавшись, что может случиться какое-то несчастье.
Действительно, она очень любила мужа, чрезмерно. Ежедневно, вставая чуть свет, гладила ему свежее белье и аккуратно складывала около подушки. Она отдавала ему свое сердце как маленькому ребенку.
