Обращение исповедников Имени Господня
к суду Священного Собора
I
Ныне наступает давно ожидавшийся час соборного рассмотрения происшедшего на Святой Горе спора об Имени Господнем, и от Священного Собора ожидается решение:
I. Подобает ли Имени Божию воздавать БОГОЛЕПНОЕ почитание или, как выразился святитель Тихон Задонский, "отдавать всякое почтение как САМОМУ БОГУ", не отделяя в сознании своем Имя Божие от Бога, или же только ОТНОСИТЕЛЬНОЕ, как того требует от нас Святейший Синод указом от 29 августа 1913 года.
II. Подобает ли Имя Божие почитать за БОЖЕСТВЕННОЕ ОТКРОВЕНИЕ, и в этом смысле за БОЖЕСТВЕННУЮ ЭНЕРГИЮ И БОЖЕСТВО, или довлеет его считать только словесным СИМВОЛОМ тварного происхождения, и только напоминающим о Боге.
III. Подобает ли верить в ДЕЙСТВЕННУЮ СИЛУ Имени Господня в таинствах, в чудесах и в молитве, или видеть в нем ПРОСТОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ СЛОВО, никакой Божественной СИЛЫ В СЕБЕ НЕ ИМЕЮЩЕЕ и не дающее именующему реального соприкосновения с Самим Богом. Так как нас с самого начала спора несправедливо обвиняли, будто мы обожествляем "САМОЕ" тварное имя по внешней его стороне, и даже будто "ОТОЖДЕСТВЛЯЕМ" это "САМОЕ" имя "С САМОЙ СУЩНОСТЬЮ" Сущего и "СЛИВАЕМ" с ней, то мы считаем долгом еще раз заявить, что мы никогда не обожествляли "самого имени" и никогда ни в одном исповедании нашем не выражались, будто "САМОЕ ИМЯ - БОГ", но во всех наших исповеданиях, начиная с 1909 года, совершенно определенно говорили, что, называя вместе с отцом Иоанном Кронштадтским Имя Божие "Самим Богом", мы это делаем в том же смысле, как и отец Иоанн Кронштадтский, веруя в НЕОТДЕЛИМОЕ ПРИСУТСТВИЕ Бога во Имени Своем, но не в смысле обожествления самого тварного имени по внешней его стороне и отвлеченно от Бога. Ибо если Бог сознается нами присутствующим во Имени Своем, то и мы должны относиться к Имени Его как к Нему Самому.
Неповинны мы также и в приписываемом нам патриаршей грамотой от 5 апреля 1913 года "ИПОСТАСНОМ ОТОЖДЕСТВЛЕНИИ САМОГО ИМЕНИ ИИСУС с Самим Иисусом". Неповинны мы и в приписывании Имени Господню магической силы и в мнении, будто эта сила кроется в произношении самого звукового сочетания. Но с самого начала мы неуклонно повторяли, что если мы допускаем называть Имя Божие Самим Богом, то не по внешней звуковой его стороне, но понимая его как Божественное откровение, за которым Церковь признает достоинство Божества и, согласно с катехизисом, который поэтому о Имени Господнем говорит, что оно - "Свято САМО В СЕБЕ", или как выразился святитель Кирилл Иерусалимский — "Имя Божие ПО ЕСТЕСТВУ СВЯТО", и Иоанн Златоуст — "что оно ЧУДНО ПО СУЩЕСТВУ своему, ЭТО НЕСОМНЕННО". Но наши противники непонятным для нас образом превращали совершенно православное почитание Имени Божия в Самого Бога и выражение наше "Имя Божие — Сам Бог" — в неприемлемое и для нас утверждение: "САМОЕ ИМЯ — Бог", чего мы никогда не говорили. Противники приписывали нам мнение, будто мы отвлеченно взятое, вне связи с Лицом Богочеловека, САМОЕ имя Иисус считаем Богом, даже тогда, когда его носили сыны: Сирахов, Иоседеков и Навин.
Так как над признаваемым нами неотделимым присутствием Бога во имени Своем особенно много глумились наши противники, то мы считаем уместным пояснить здесь наше понимание этой "неотделимости". Богу Имя не люди дали, но Он Сам открыл его о Себе людям, и оно есть Его ЛИЧНАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ в мире, Его ДОСТОЯНИЕ, присно признаваемое Им Своим, и Он — Око всевидящее и Ухо всеслышащее, — присно слышит всякое произношение Его Имени, кто бы и где бы и как бы ни произносил его, и всегда признает его принадлежащим Себе. Есть у Бога и посвященные Ему рукотворенные святыни на земле, которые сделались Святынями не сами по себе, не по естеству своему, но ради того, что люди посвятили их Богу призыванием над ними Имени Господня, и они ради этого сделались "Божиими", и Бог признал их, ради призывания Имени Его над ними, Своими и освятил их. Но Имя Божие не люди изобрели и посвятили Богу, но Сам Бог открыл его о Себе и Сам его Себе присвоил и тем освятил, почему и невозможно отделить Имя Божие от Бога ни в нашем сознании (ибо сознательно наименовав Имя Господне, мы не можем не знать, что имеем в виду наименовать Самого Бога, а не иное что), ни в отношении к Богу, ибо Бог всегда признает Имя Свое принадлежащим Себе и, присутствуя везде нераздельно и непостижимо всем существом Своим, благодатно и могущественно проявляет Себя в этом ДОСТОЯНИИ Своем.
Эта неотделимость признается и нашим катехизисом: "Преславными и различными Именами нарещися может Бог, их же никтоже от Него отлучити может" (изд. 1878 г., л. 256). Изложение нашего понимания неотделимости (см. "Моя мысль во Христе", с. 115–117 и 164, 172). Понимание отцом Иоанном Кронштадтским неотделимого присутствия Бога во Имени Своем (см. "Оправдание веры" иеромонаха Антония, с. 164).
II
Мы просим наших Судей дать себе труд с особым вниманием вникнуть в собранные нами в наших сочинениях тексты, которые мы приводим в доказательство нашего совершенного единомыслия с Церковью, и убедиться, какой "облак свидетелей" непререкаемо удостоверяет совершенную православность нашего боголепного почитания и нашей веры в силу Имени Господня. В листке "имяборческая пропаганда" мы приводим обе противоположные сводки понимания Имени Господня: нами и нашими противниками, и там же помещаем главные 72 текста, подтверждающие наше упование. Но если бы у нас и не было этого "облака" непререкаемых удостоверений Священного Писания и Святых Отцев об истинности и православности нашего понимания, то и одних слов Божиих, сказанных в Ветхом Завете: "Живу Аз и ПРИСНО ЖИВЕТ ИМЯ Мое" (Числ. 14, 21), и слов Господа нашего Иисуса Христа — "ИМЕНЕМ МОИМ бесы ижденут" (Мк. 16, 17) было бы достаточно для признания Церковью необходимости почитать Имя Господне БОГОЛЕПНО, как Его ЖИВОЕ СЛОВО, а не считать его за обыкновенное человеческое, почитать его как Его БОЖЕСТВЕННУЮ СИЛУ, а следовательно, как Его ЭНЕРГИЮ И БОЖЕСТВО, а не считать его за тварь. Когда фараон стеснил Израиля у берега Чермного моря, и безоружный народ должен был неминуемо погибнуть, тогда Моисей пламенно молился Богу, чтобы Он спас народ не ради чего иного, но ради Имени Своего, ибо почитатели рукотворных богов, зная, что у Израиля нет рукотворенных святынь, но единственная их Святыня есть нерукотворенное ИМЯ Господне, данное им Самим Богом, не поглумились бы над этой Святыней, если обладающий такой Святыней народ будет уничтожен ими. В ответ на эту пламенную молитву Моисея Бог сказал: "Живу Аз, и присно ЖИВЕТ ИМЯ Мое", и ради имени Своего потопил фараона, а Израиля спас. Итак, как видите, Сам Бог совершенно непреложно засвидетельствовал, что Имя Его — "ПРИСНО ЖИВО", а следовательно, к тварным словесным символам ни в коем случае отнесено быть не может, но должно необходимо быть признанным ЖИВЫМ И ВЕЧНЫМ ГЛАГОЛОМ ЕГО ОТКРОВЕНИЯ, а следовательно — ЭНЕРГИЕЙ Его.
Также и в Новом Завете: если Сам Господь говорит, что "ИМЕНЕМ" Его будут изгоняться бесы, то какой же православный может осмелиться противоречить прямому смыслу этих слов, никакой притчи в себе не заключающих и никакого перетолкования не допускающих, и наперекор Господу утверждать, что "НЕ ИМЕНЕМ" изгоняются бесы, а чем-то другим...
Если же, по свидетельству Самого Бога, Имя Его "ПРИСНО ЖИВО" и есть Его СИЛА, то из этого необходимо следует, что оно есть Его ЭНЕРГИЯ (понимай по внутренней, таинственной его стороне, а не в смысле букв и звуков или отвлеченной идеи). Но если оно есть Его Энергия, то Церковь на Константинопольских соборах XV века признала Божество всякой Божественной энергии и предала анафеме Варлаама и всех единомысленных ему, не признавших этого.
Сам Бог равновременно открыл Моисею величайшее значение для Церкви Его Имени, которое называл "ревнивым", "чудным", "вечным", которого подобает бояться, "возлагать" ради благословения "на народ", которым освятилась Святыня Кивота, "над ним же провозвася Имя Господне", которое "живет" в храме (см. "Православная Церковь о почитании Имени Божия", с. 31–36). Поэтому все последующие поколения народа Божия воздавали неуклонно боголепное почитание Имени Господню и всегда молились, подобно Моисею, о спасении их не ради иного чего, но ради откровенного им, нареченного над ними и исповедуемого ими Святого Имени Его. Боголепное почитание Имени Господня Израилем с особенною яркостью раскрывается в Псалтири: "Свято и страшно Имя Его", "буди Имя Господне благословенно отныне и до века", "хвалите Имя Господне", "прежде солнца пребывает Имя Его", "Имени ради Твоего живиши мя", "пойте Имени Его" и т. п. (см. также "Православная Церковь о почитании Имени Божия", с. 40). Об обычае Ветхозаветной Церкви молиться о спасении Имени ради Господня с особенной ясностью свидетельствует молитва Маккавеев: "купно же моляху Господа, да избавит... ПРИЗЫВАНИЯ РАДИ ЧЕСТНОГО И ВЕЛИКОЛЕПНОГО ИМЕНИ СВОЕГО НА НИХ" (2 Мак. 8, 15) (см. также молитву Иисуса Сына Сирахова. —"Православная Церковь о почитании Имени Божия", с. 42).
Песнь трех отроков Вавилонских с особой неопровержимостью удостоверяет, что Ветхозаветная Церковь наряду с Богом благословляла и Имя Его. Эта песнь начинается молитвой пред ввержением их в пещь, которая начинается словами : "Благословен еси Господи Боже отец наших, и хвально, и прославлено ИМЯ ТВОЕ веки". Затем они молят: "не предаждь же нас... ИМЕНИ РАДИ ТВОЕГО: но даждь СЛАВУ ИМЕНИ Твоему"... Когда же они были избавлены от oгня и преисполнялись благодати Духа Святого, то они еще более восторженно воспели и Господа, и Имя Его: "Благословен еси, Господи, Боже отец наших, препетый и превозносимый во веки, и благословено есть ИМЯ СЛАВЫ ТВОЕЯ СВЯТОЕ, И ПРЕПЕTOE, И ПРЕВОЗНОСИМОЕ ВО ВЕКИ".
Также и в Новозаветной Церкви: и до сего дня мы неуклонно продолжаем молиться о том, чтобы Бог спас нас не ради чего иного, но "ИМЕНИ РАДИ" Своего, как о том говорится в молитве "Пресвятая Троице, помилуй нас... ИМЕНИ РАДИ Твоего"; и в другой молитве: "Господи, помилуй нас, на Тя бо уповахом: яко Ты еси Бог наш, и мы людие ТВОИ (то есть приусвоенные Тебе наречение Имени Твоего)... И ИМЯ ТВОЕ ПРИЗЫВАЕМ". До сего дня мы надеемся получить просимое "яко БЛАГОСЛОВИСЯ ИМЯ Твое", "яко СВЯТИСЯ И ПРОСЛАВИСЯ ПРЕЧЕСТНОЕ И ВЕЛИКОЛЕПОЕ ИМЯ Твое". Вспомним литургийные возгласы: "Буди Имя Господне благословенно отныне и до века"; "и даждь нам едиными усты и единым сердцем славити и воспевати ПРЕЧЕСТНОЕ И ВЕЛИКОЛЕПОЕ ИМЯ Твое". Ради именования над нами Имени Святой Троицы и Имени Иисуса Христа в Таинстве Крещения мы сделались БОЖИИМИ, нареклись сынами Его, прияли Духа Святого, уверовав во Имя Его. И о том величайшем значении, какое имеет именование над нами Имени Господня в этом таинстве, удостоверяют нас следующие слова, коими оно завершается: "Оправдался еси, просветился еси, освятился еси, омылся еси ИМЕНЕМ Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего" (Омовение), и этим НЕПРЕРЕКАЕМО удостоверяется ДЕЙСТВЕННОСТЬ ИМЕНИ Иисуса Христа в таинствах.
Имя Господне дано нам как средство для реального соприкосновения С САМИМ БОГОМ, как луч Его Божественного Света для озарения нашей души, с самых первых дней существования Церкви, со времен Эноса, "иже звати Имя Господне". По тому самому и Господь Иисус Христос положил первым прошением в молитве Господней "да святится ИМЯ Твое", заповедал крестить "ВО ИМЯ", просить всего "ВО ИМЯ". Все это не допускает возможности ограничивать значение Имени Господня в деле благочестия, приравнивая его лишь к с словесному символу, от которого тайна нашего богообщения существенно зависеть не может, но заставляет нас видеть во Имени Господнем НЕОБХОДИМЕЙШЕЕ И РЕАЛЬНОЕ божественное звено, служащее для нашего соединения с Богом, РЕАЛЬНЫЙ И БОЖЕСТВЕННЫЙ ЛУЧ ЕГО ОТКРОВЕННОГО СВЕТА, в котором мы можем созерцать, по мере чистоты нашего сердечного ока, и трисолнечное Солнце-Бога.
Разбор богословской стороны спора может дать повод к перенесению суждения в самые присно пререкаемые глубины философии, психологии, онтологии, гносеологии и пр., однако при всем этом да не будут забвены слова великого церковного тайноводителя Иоанна Златоуста, который говорит, что Имя Господне "САМО ТРЕБУЕТ ВЕРЫ И (ибо) НИЧЕГО ИЗ ЭТОГО НЕЛЬЗЯ ПОСТИГНУТЬ РАЗУМОМ" (Беседа на послание к Рим. 1. — Т. 9).
ИНОКИ — ИСПОВЕДНИКИ ИМЕНИ ГОСПОДНЯ
.....................
Письмо новомученика Михаила Новоселова к NN
конец 1918 — начало 1919 г.
Первое из дошедших до нас "писем к друзьям" М. А. Новоселова. Впервые опубликовано:
Священник ПАВЕЛ ФЛОРЕНСКИЙ, Переписка священника Павла Александровича Флоренского и Михаила Александровича Новоселова с присоединением писем иеросхимонаха Германа Зосимовского, иеросхимонаха Антония (Булатовича), иеромонаха Пантелеимона (Успенского), В. М. Васнецова, Ф. Д. Самарина, Ф. К. Андреева, С. Н. Дурылина, И. П. Щербова / Общая ред. игум. АНДРОНИКА (ТРУБАЧЕВА) (Томск, 1998) 181–186
Дорогой NN! Мир Вам и радость о Господе.
Вас, вероятно, удивит, а м. б. и огорчит это письмо, но я не могу не сказать Вам того, чем полна душа моя. Начну издалека.
В последнем, на котором я был, заседании Мисс. Совета одним из его членов (чуть ли не вами) предложено было собранию высказаться по вопросу о необходимости теперь же подготовить апологетическую литературу (листки, книжки и даже большие сочинения) с тем, чтобы широко распространить ее в народе, среди которого расходятся в неисчислимом количестве вредные антирелигиозные сочинения. По поводу этого предложения я высказал мысль, что, если бы можно было всю Россию буквально засыпать апологетическими листками и книжками, это мало принесло бы пользы Церкви, т.к. главный недуг церковной жизни слишком глубоко коренится в недрах Церкви, чтобы быть исцеленным таким внешним средством, как апологетика. Недуг этот заключается в утрате православного самосознания и самочувствия и отступлении от святоотеческих основ религиозной мысли и жизни. Этим недугом, указывал я тогда, поражены и представители иерархии (я приводил примеры и называл лица, если Вы помните), и представители академической науки, и пастыри, наипаче ученые. Естественно, духовная болезнь эта с вершин распространяется вширь и глубь церковного общества и народа.
Я не буду здесь повторять подробно сказанное тогда, т.к. мои слова были Вами же, кажется, занесены в протокол. Теперь я лишь продолжу начатое в Мисс. Совете, но не досказанное. Тогдашнюю речь свою я закончил словами, по-видимому, не замеченными собранием: я сказал, что, указав существенные, по моему убеждению, язвы, разъедающие организм нашей Церкви, я не буду говорить о самом главным, о чем высказываться считаю неуместным и преждевременным. Вот, это-то, не высказанное тогда, я и хочу досказать теперь.
Глубочайшее отступление от православного мудрования я вижу в так называемом имяборчестве, т. е. в том мировоззрении, которое проведено было в известном послании Свят. Синода "всечестным братиям, во иночестве подвизающимся", опубликованном в мае 1913 года, и в приложенных к нему докладах.
Исключительный по своей значительности и таинственности вопрос о страшном и святейшем Имени Божием был тогда разрешен Свят. Синодом с изумительным легкомыслием по отношению к непостижимому Имени Божию и жестоковыйностью относительно афонских иноков. Затем вопрос этот был спешно и не по существу пересмотрен Моск. Синодальной конторой под председательством м. Макария, и отлученные Синодом от Церкви афонцы были снова приняты в общение церковное без отречения с их стороны от имяславия. Афонцы, имевшие священный сан, могил невозбранно литургисать, простые иноки приобщаться Св. Таин. Так обстояло дело в течение войны, вплоть до возвращения с театра военных действий о. Антония Булатовича и других имяславцев.
Скромно водворившемуся в отведенном для афонцев Покровском монастыре о. Антонию было неожиданно воспрещено священнослужение. Ходатайства его о сложении с него этой кары не только не увенчались успехом, но привели к тому, что таковому же прещению подверглись и прочие иноки, продолжавшие и после войны так же мирно проживать в Покровском монастыре, как жили они там во время войны.
Таким образом, наступивший как будто мир оказался лишь временным перемирием, и церковная власть, уже обновленная Всероссийским Церковным Собором, снова подняла имяборческий меч против насельников Св. Горы.
Достойно внимания, что новые имяборческие документы, вышедшие уже из Патриаршего Синода, скреплены подписями не только старых имяборствующих иерархов, но и новых, причем относительно некоторых из них я имею основание утверждать, что сие рукоприкладство учинено ими без личного рассмотрения великого вопроса о Имени Божием и без сознательного убеждения в истинности того решения, которое они скрепили своими именами. Я с большим огорчением отмечаю этот более чем грустный, по своему преступному легкомыслию, факт.
Еще больше огорчения и изумления вызывает отношение к данному вопросу Всероссийского Церковного Собора. Как известно, Собор не доверился тому решению, которое изнес прежний Синод, и постановил подвергнуть вопрос о Имени Божием рассмотрению по существу. Чем руководился Собор, поступая так? Сознанием его значительности, не позволившим ему положиться на решение, данное Свят. Синодом? В таком случае, как же Собор, заседавший не один месяц и занимавшийся иногда самыми второстепенными вопросами, не нашел времени посвятить свои силы вопросу, выходившему, по его же мнению, за пределы компетенции Синода? Вернее, Собор, в подавляющем большинстве своих членов, был так далек от существа вопроса, так мало заинтересован в нем, что просто "сдал его в комиссию", чтобы спихнуть со своих плеч эту все же неприятную мелочь, из-за которой кто-то ссорится и беспокоит членов Собора своими заявлениями и обращениями. Ибо, конечно, если бы члены Собора разумели хоть сколько-нибудь внутреннюю значительность афонского спора, они не отнеслись бы к нему с таким постылым равнодушием, которое является величайшим testimonium paupertatis Собора: и если Свят. Синод обнаружил в свое время не соответствующие серьезности дела спешность и легкомыслие, то Собор погрешил непозволительной медлительностью, вытекающей из недомыслия. Кратко сказать, и Св. Синод и Всероссийский Церк. Собор оказались не на высоте вопроса, который выдвинут был Промыслом Божиим на Святой горе Афонской.
Высказываясь по этому вопросу, покойный профессор Моск. Дух. Академии М. Д. Муретов так намечал исторические грани имяславия в Церкви: Евангелие, Ап. Павел и т. д. далее до Паламы и о. Ивана (о. Иоанн Кронштадтского), а грани имяборчества: "распявшие Христа архиереи, евионеи, Арий и т. п. до Варлаама и гр. Толстого". Это было высказано почтенным православным ученым богословом, когда Синод еще безмолвствовал. Когда же он заговорил, то заговорил в том духе, в каком, по словам М. Д. Муретова, говорили и действовали архиереи, распявшие Христа…
Считая с проф. Муретовым имяславие лежащим "в основе учения о единосущии и троеличности Божества, о богочеловечестве Спасителя, о Церкви, таинствах, особенно Евхаристии, иконопочитании и т. д.", я вижу в имяборчестве тот разрывающий подлинную связь с Богом религиозный субъективизм, который, ставя относительное на место безусловного, психологическое на место онтологического, естественно подтачивает корни богодейственной Христовой веры и Церкви и ведет неуклонно к неверию (в конечном счете к человекобожию и антихристовщине), т.е. к тому, с чем бороться призывают апологеты из Церковного Совета.
Имяборческая стихия отравила нашу богословскую школу, нашу иерархию, наше пастырство, и, естественно, отравляет все церковное общество. Плоды отравления у всех на глазах. Чтобы не ходить далеко вглубь России, достаточно посмотреть, что делается в ее "сердце", Москве. Ведь только слепой, или зрячий, у которого лежит покрывало на очах, не видит того растления, которое проникло в нашу церковную жизнь и которое является плодом давнишнего практического имяборчества, в последнее время Святейшим и Патриаршим Синодами закрепленного теоретически, в учении. Протестантский (в конечном счете, повторяю, человекобожнический) принцип религиозного субъективизма предлагается нам официально, как норма духовной жизни. Это рукописание теоретически скрепляет и завершает то, что так пышно расцвело в наши дни. Нет ничего общеобязательного, ничего объективно достоверного, ибо нет общего для всех христианского самосознания, нет единства веры. Уже нет "Стражей Израилевых", которые направляли бы жизнь по общецерковному руслу. Никто деятельно не озабочен сохранением единства веры, ибо сознание этого единства утрачено кормчими Церкви, которые сами плывут вне церковного русла, куда несет их волна религиозной анархии. И какой бутафорией является в наши дни "Торжество Православия", это помпезное провозглашение единства исповедуемой будто бы нами веры "Апостольской, отеческой, кафолической, яже всю вселенную утверди"! Когда я присутствовал на этом величественном церковном празднике в текущем году и слушал громогласную анафему патриаршего архидиакона, мне казалось, что всею силою она обрушивается не на отсутствующих еретиков и большевиков, а на присутствующих иерархов-имяборцев. И я с полной серьезностью отношу к ним же страшное пророчество преп. Серафима, изреченное им сто лет тому назад: "Господь открыл мне, что будет время, когда архиереи земли русской и прочие духовные лица уклонятся от сохранения православия во всей его чистоте, и за то гнев Божий поразит их. Три дня стоял я просил Господа помиловать их и просил лучше лишить меня, убогого Серафима, царствия небесного, нежели наказать их. Но Господь не преклонился на просьбу убогого Серафима и сказал, что не помилует их, ибо будут "учить учениям и заповедям человеческим, сердца же их будут стоять далеко от Меня"" (Душепол. чтение, 1912 г., стр. 242–243). Не пришел ли уже этот предсказанный Преподобным гнев Божий на нашу иерархию, а вместе с нею на всю нашу Русскую Церковь за "уклонение от чистоты православия"!? Не за хулу ли на страшное Имя Божие иерархия наша несет тяжелые удары, начиная с первых дней революции? Не эта ли хула является причиной того бессилия, того как бы параличного состояния, в котором находятся наши правящие иерархи, сами сознающиеся в этой параличности, хотя и не сознающие, кажется, причины ее? Словесное стадо разбредается и разбегается в разные стороны, увлекаемое "в научения различна и странна", а кормчие Церкви, словно богаделенские старички, только поглядывают из окон своей богадельни на словесных овец, которым вместо единой, строгой, вековечной, живой и животворящей Истины Православия предлагаются многообразные суррогаты гуманистической морали, мелодраматической проповеди, богослужебной лжеэстетики, а в последнее время "социалистическое христианство". Я сказал: "поглядывают". Нет, не только поглядывают, но и принимают иногда прямое или косвенное участие в культивировании этих суррогатов. А если так, то зачем им богодейственное, непобедимое и страшное Имя Божие, которое нужно и близко, и дорого и опытно понятно лишь тем, для кого христианство есть "великая тайна" претворения ветхого человека в новую тварь, обожение человека через боговселение, подаваемое чудотворящим Именем Иисусовым, таинственно вселяющимся в сердце человеческое? Дорогой NN! Говорю Вам, как другу и брату о Господе: вникните в этот великий спор о Имени Божием, который Вы до сих пор обходили, словно боясь обжечься. Вы должны это сделать, если не как христианин, то, по крайней мере, как миссионер. Но, конечно, Вы ничего не увидите, если будете подходить к вопросу с общемиссионерскими приемами, а не со страхом Божиим, этим началом премудрости. Поверьте, что этот вопрос несоизмеримо важнее всех, поднятых на Всерос. Церк. Соборе и поднимаемых на теперешнем Высшем Церковном Управлении. В правильном решении его сокрыто наше религиозное будущее.
Странно и, пожалуй, страшно сказать, что спасают нашу Церковь, святыню нашего сердца, не Собор, не Высшее Церковное Управление, а сильный социалистический пресс, выжимающий, говоря языком Апокалипсиса, из теперешней умирающей (Апок. 3:1) церкви Сардийской верную ("сохраняющую слово Христово и не отрекающуюся от Имени Христова", 3:8) Филадельфийскую и отжимающий на сторону "теплохладную, нищую, слепую и нагую" Лаодикийскую ("народоправческую" — христианско-социалистическую) 3:15,17.
Да сохранит нас Господь от сообщения с Лаодикией и да вселит в шатры Филадельфийские ("братолюбивые"), не многолюдные, но "хранящие слово Господне и не отрекающиеся от Имени Его" (Апок. 3:8)
Я бегло, спешно набросал для Вас те мысли, скрыть которых в себе не находил возможным. Какое употребление Вы сделаете из моих слов, я не знаю. О себе скажу Вам вот что. Сознание исключительной важности вопроса о боголепном почитании Имени Божия, от чего зависит наше настоящее и будущее, простирающееся в вечность, и признание имяборчества, этого плода и причины религиозного безверия и бесстрашия, опаснейшим врагом Православия, поражающим основной нерв нашей веры, побуждают меня отдать все свои силы на обличение этого душепагубного заблуждения и на уяснение противоположеной истины — имяславия. Но зная всю недостаточность собственных единоличных сил для удовлетворительного решения этой трудной задачи, я привлекаю к этой работе других, более меня способных лиц.
Если Вы пожелаете ознакомиться с существующей уже имяславческой литературой, то почти все издания ее можете получить у меня на квартире. А пока прошу внимательно и без предубеждения прочитать два прилагаемых разбора Синодального послания: один В. Ф. Эрна, другой — анонимного мирянина.
Все это пишу Вам, но ничего не имею против, и даже желал бы, чтобы Вы поделились моими набросками с Вашими коллегами, особенно теми, кои, уподобляясь иерусалимским первосвященникам, "утвердиша гроб, знаменавше (увы, тщетно!) камень с кустодиею".
Обнимаю Вас.
Господь да укрепит Вас во всяком деле.
Любящий Вас Михаил Новоселов
P.S. Вы, конечно, понимаете, что в задачи моего письма не входило подробное изложение вопроса. Поэтому-то я и отсылаю Вас к "литературе".
...........................
Письмо
епископа Тульского и Одоевского Ювеналия Патриарху Московскому и всея России Тихону
от 6 ноября 1920 г.
Печатается по сокращенному тексту, опубликованному: Игумен Андроник (Трубачев), Афонский спор об Имени Божием и его последующая судьба // Православная Беседа № 4 (2000) 39.
Ваше Высокопреосвященство!
Милостивейший Архипастырь!
Еще в мае месяце текущего года ко мне обратились с письмом Николай Михайлович Соловьев и Владимир Андреевич Симанский, в коем указывают на бедственное положение афонских монахов, именующих себя имяславцами, находящихся в пределах России вот уже в течение семи лет и умирающих без напутствия и церковного погребения, и просили меня принять участие в облегчении их такого ужасного положения, так как многие из них, по их словам, страждут совершенно невинно, находясь под церковным запрещением, не будучи испытаны в истине православия, а также просили меня побеседовать хотя бы с некоторыми из них, проживающими в г. Москве и Московской епархии, чтобы убедиться в их православии. Вскоре после сего они привели ко мне афонского монаха Иринея и затем афонских монахов Петра и Манассию, почти в то же время мне пришлось познакомиться и с отцом архимандритом Давидом.
Из личной моей неоднократной беседы с ними и знакомства в течение пяти с лишком месяцев я вполне убедился, что они православные, и чего-либо еретического в их суждениях мною не было замечено. Монах Ириней с благословения Вашего Высокопреосвященства был даже мною прислан к Вам для личной беседы с ним, и, как Вы изволили мне сказать, и Вашим Высокопреосвященством в нем не было ничего усмотрено еретического.
На основании вышеизложенного и по личной просьбе сих афонских иноков приемлю смелость покорнейше просить Ваше Высокопреосвященство о снятии церковного запрещения, наложенного на архимандрита Давида, бывш. настоятелем Андреевского скита на Афоне, и монахов Афонского Пантелеимонова монастыря Иринея, Петра и Манассию, и присовокупить, что отец Давид и отец Ириней проживают ныне в часовне Святителя Николая на Таганке в г. Москве, а отец Петр в Николо-Песковском монастыре Московской епархии, а [неразб.] Манассия находится у брата в пределах Московской епархии […].
1 августа 1918 г.