ЦАРИЦА АНАСТАСИЯ РОМАНОВНА, ПЕРВАЯ ЖЕНА ИОАННА ГРОЗНОГО
Составитель Мученик Евгений Поселянин.
І. Прекрасная древнерусская женщина
Краткая жизнь царицы Анастасии Романовны была подобна недолго горящей, но отрадной и прекрасной небесной звезде. В царице Анастасии Романовне были соединены все лучшие качества древнерусской женщины — глубокая вера, чудная скромность и целомудрие, задушевная мягкость обращения, глубокая привязанность, трогательная сострадательность, высокое настроение души. Ко всему этому прибавьте еще цветущую, юную красоту. Анастасия Романовна принадлежала к числу тех редких женщин, в присутствии которых человек чище и лучше становится. К царице Анастасии можно приложить трогательные слова, сказанные поэтом Тютчевым про императрицу Марию Александровну, супругу Царя-Освободителя:
Кто б ни был ты, но встретясь с ней —
Душою чистой иль греховной
Ты вдруг почувствуешь невольно,
Что есть мир высший, мир духовный.
Царица Анастасия была лучшей представительницей русского терема.
Терем Московской Руси сложился в тяжких обстоятельствах татарщины. Внешняя жизнь была слишком ужасна постоянные избиения, неуверенность в завтрашнем дне, дикость нравов, павших вследствие общей безотрадной жизни, беспрерывные набеги и постоянные беды, голодовки от засух или наводнения, моровые поветрия.
Жить было тяжело. Хотелось создать себе отрадный уголок, в который можно было уходить и отдыхать от ужасов жизни Таким уголком и явился терем.
Здесь, в недоступной постороннему глазу тишине, в единении с любящей и верной подругой, русский человек находил себе отдых от тягостей внешней жизни, от постоянной борьбы, от разных оскорблений и всяческих испытаний. Здесь запасались будущие русские деятели всеми необходимыми силами для жизни, полной борьбы, лишений и жертв. Действительно, они бесстрашно, стойко и свято умели стоять за родной край и служить родному народу, а это показывает, сколько благих сил было в тереме, этом гнезде русских орлят, какую мощь вдохнули в них русские женщины той поры, по-видимому, стоявшие вдали от общественной жизни.
Одною из этих прекрасных женщин с прямым, любящим, сильным и терпеливым сердцем и была Анастасия Романовна.
Ее нравственное воздействие на царя Иоанна IV было громадно, совместная жизнь с нею была лучшею порою царствования Иоаннова.
Кроткая Анастасия словно привнесла с собою в дар супругу не только счастье, но и славу, удачи — и все это безвозвратно рухнуло вместе с ее кончиною.
ІІ. Супруг царицы Анастасии
Супруг, данный Провидением Анастасии, царь Иоанн IV Васильевич был человек судьбы необыкновенной с детства.
У его отца, великого князя Василия III Иоанновича, долгое время не было детей. Тогда он велел насильно постричь в монашество свою добродетельную супругу Соломонию (из рода Сабуровых) и женился на молодой Елене Глинской. От этого брака и родился царь Иоанн Васильевич.
Великая княгиня Соломония примирилась с судьбой своей и в подвигах иноческих нашла себе утешение.
Русские люди смотрели на нее как на великую праведницу. Ко гробу ее в Суздальском Покровском монастыре стекалось много богомольцев, искавших отклика в ее милостивом сердце, которое стало столь понятливым и отзывчивым потому, что само изведало всю полноту земного страдания.
Русские царицы и дочери их слали ко гробу Соломонии пелены и покровы своего рукоделия. Один из лучших покровов вышит усердными и умелыми руками царицы Анастасии Романовны, которая очень почитала эту страдалицу. Можно думать, что царица Анастасия чувствовала вину пред отвергнутой великой княгиней Соломонией за своего мужа — сына «разлучницы» Елены Глинской.
Только первые, бессознательные детские годы маленького Иоанна были счастливы. Отец не чаял души в первенце, которого ему пришлось так долго ждать. Сохранились письма Василия к великой княгине Елене, полные заботы о княжиче Иване.
Скоро кончилось для княжича это счастье. В три года он стал уже великим князем, но вместе с тем и горьким сиротою.
В сентябре 1533 года, побывав с супругой и детьми в Троицком монастыре на день памяти преподобного Сергия Радонежского, великий князь поехал на охоту в окрестности Волоколамска и здесь внезапно занемог. Перед кончиной он сказал архимандриту любимого им Троицкого монастыря:
— Отче, молись за государство, за моего сына и за бедную мать его. У вас я крестил Иоанна, отдал угоднику Сергию, клал на гроб святого, поручил вам особенно.
Потом он велел принести себе сына без матери, чтоб (покойно, без порывов ее горести, благословить младенца. Держа в руках крест святого Петра митрополита, Василий обратился к младенцу:
— Буде на тебе милость Божия и на детях твоих! Как святитель Петр благословил сим крестом нашего прародителя великого князя Иоанна Даниловича, так им благословляю Я тебя, моего сына.
Он просил надзирательницу, боярыню Агриппину, чтобы она неусыпно берегла своего питомца. Князя Глинского, дядю царицы, Василий умолял постоять за его сирот:
— А ты бы, князь Михайло, за моего сына, великого князя Ивана, за мою великую княгиню Елену и за моего сына Юрия кровь свою пролил и тело свое на раздробление дал.
Елена была женщина властолюбивого и сильного характера и, как правительница государства, сумела удержать престол за трехлетним сыном, но по некоторым данным можно думать, что маленький Иван не видел от нее такой ласки, как от отца. Семи же лет он окончательно осиротел, так как великая княгиня Елена скоропостижно умерла.
Тогда началась в жизни маленького Иоанна печальная, страшная пора. Сам Иоанн впоследствии Так вспоминал об этом:
— По смерти матери нашей Елены остались мы с братом Юрием круглыми сиротами. Подданные наши хотение свое улучили, нашли царство без правителя: об нас, государях своих, заботиться не стали, начали хлопотать только о приобретении богатства и славы, начали враждовать друг с другом. И сколько зла они наделали! Сколько бояр и воевод, доброхотов отца нашего, умертвили! Дворы, села и имения дядей наших перенесли в большую казну, неистово пихали ногами ее вещи и спицами кололи, иное и себе побрали... Нас с братом Юрием начали воспитывать как иноземцев или как нищих. Какой нужды не натерпелись мы в одежде и пище! Ни в чем нам воли не было, ни в чем не поступали с нами так, как следует поступать с детьми. Одно припомню: бывало, мы играем, а князь Иван Васильевич Щуйский сидит на лавке, локтем опершись о постель нашего отца, ногу на нее положит. А что сказать о казне родительской? Все расхитили... Из казны отца нашего и деда наковали себе сосудов золотых и серебряных и написали на них имена своих родителей, как будто бы это было наследственное добро; а всем людям ведомо — при матери нашей у князя Ивана Шуйского шуба была мухояровая зеленая на куницах, да и те ветхи: так если б у них было отцовское богатство, то чем посуду ковать, лучше б шубу переменить. Потом на города и села наскочили и без милости пограбили жителей.
Окружающие постоянно забавляли мальчика шумными играми, питали в нем наклонность к жестокости. Он любил мучить домашних животных, бросая их с высокого крыльца на землю, и приставленные к нему люди говорили:
— Пусть веселится!
Со сворою разделявших его игры сверстников Иоанн скакал по улицам, давя женщин и стариков, и веселился их криками, а те, которым было поручено его воспитание, хвалили его удаль и проворство.
Тринадцати лет Иоанн вдруг показал себя: велел схватить одного из главных обидчиков своих, князя Андрея Шуйского, и дал его на растерзание псарям. Вскоре он осудил на казнь еще нескольких знатных людей.
ІІІ. Выбор царской невесты
17 декабря 1546 года к Иоанну собрались митрополит и бояре, и Иоанн сказал им:
— Положив упование на милость Божию и Пречистой Его Царицы Богоматери, на молитвы и милость великих Его Чудотворцев Петра, Алексия, Ионы, Сергия и всех святых русских Чудотворцев, а у тебя, отца своего, благословяся, помыслил я жениться. Помыслил я и хочу, по твоему благословению, жениться там, где благословит Бог, и Пречистая Его Матерь, и Чудотворцы русской земли. А сначала было думал я жениться в иных царствах у какого-нибудь короля или царя, но теперь я эту мысль отложил и в иных царствах жениться не хочу. Оттого что после отца своего, государя, великого князя Василия, и матери моей остался я мал; привезу к себе жену из иного государства, нравы у нас, пожалуй, будут разные — что ж тогда будет между нами за житье? А потому, отче, хочу я жениться в своем государстве, на ком сподобит Бог, по твоему благословению.
Митрополит ответил:
— Бог, и Пречистая Его Мати, и все Чудотворцы благословляют тебя, государя, на такой великий помысл. И я, грешный, благословляю тебя жениться там, где ты умыслишь, по Божьей воле. Да будет над тобой Божия милость, а наше благословение, и да превратит Господь Бог твою благую мысль во благое дело.
То же сказали и бояре, и все они единодушно восхваляли своего государя за его благое намерение. Тогда Иоанн объявил им еще следующее:
— По твоему, отца своего, митрополита, благословению и с вашего боярского совета хочу я прежде женитьбы поискать прежних своих прародителей чинов, как наши прародители, цари и великие князья и сродник наш, великий князь Владимир Всеволодович Мономах, на царство, на великое княжение садились. И я хочу тот же чин исполнить, и на царство, на великое княжение хочу сесть.
Семнадцати лет Иоанн решил венчаться на царство и затем жениться. 16 января 1547 года в Успенском соборе знаменитый мудростью митрополит Макарий возложил на юного Иоанна крест, бармы и венец. С тех пор русские правители именуются царями. Затем Иоанн стал искать себе невесту. В ту же зиму разосланы были от государя повсеместно грамоты такого содержания:
«Послал я в свою отчину в великий Новгород окольничего своего Ивана Дмитриевича Шеина, я велел боярам своим и наместникам князю Ю.М. Булгакову, да Василию Дмитриевичу, да окольничему своему Ивану смотрети у вас дочерей девок — нам невесты. И как к вам эта наша грамота придет, и у которых у вас будут дочери девки, и вы б с ними часа того ехали в Великий Новгород; а дочерей бы у себя девок однолично не таили, повезли бы, часа того не мешкая. А который из вас дочь девку у себя утаит и к боярам нашим не повезет, и тому от меня быть в великой опале и в казни. А грамоту посылайте меж себя сами, не издержав ни часа».
IV. Первая царица из дома Романовых
И вот по разным областям государства к князьям, боярам и детям барским отправлены были дьяки, окольничие и другие знатные сановники, с приказанием высмотреть девицу, достойную стать царскою супругою. Боярам, отправленным высматривать невесту государю, следовало прежде всего обратить внимание на красоту этой невесты.
Отсюда уже само собой выходит, что избранная Иоанном Анастасия Романовна должна была превосходить всех других барышень своею красотою. Наружность избранной Иоанном Васильевичем супруги подходила к тому типу пышной, румяной, белолицей и чернобровой славянской красоты, которая изображается в русских песнях и сказках и образцы которой можно встретить в глуши наших сел и деревень. Грозный царь строго держался национального, народного, чисто русского воззрения на красоту.
Отличенная от всех своих подруг и сверстниц, осчастливленная царским выбором, Анастасия Романовна была дочь вдовы Иулании Феодоровны Захарьиной-Кошкиной, муж которой, Роман Юрьевич, служил окольничим при Иоанне III. Род Захарьиных-Кошкиных принадлежал к числу древнейших московских боярских родов. Родоначальник его, Андрей Иванович Кобылин, выехал в Россию в XIV столетии из Литовской Пруссии, где, по некоторым сказаниям, отец Андрея, один из потомков первого местного царя Видвуша, был князем.
Сверх красоты Анастасия, по словам наших историков, отличалась всеми женскими добродетелями, делавшими ее вполне достойною ее высокого назначения. Она была добра, набожна, рассудительна. «Предобрая Анастасия наставляла и приводила Иоанна на всякие добродетели», — говорит летописец.
Царское бракосочетание совершено было 3 февраля в Успенском соборе. По окончании священного обряда митрополит Макарий произнес новобрачным назидательное слово, в котором увещевал их жить в добродетели, помнить правду и милость, чтить духовенство, жаловать бояр и народ, не слушать клеветников, праздновать воскресные и другие святые дни, соблюдая посты и все Божеские заповеди — «да узрят благая Иерусалима и мир во Израиле».
Вся Москва ликовала и веселилась несколько дней сряду, празднуя царское бракосочетание. Бояре и приближенные осыпаны были милостями и наградами, нищим розданы деньги и пища.
«Воспитанная без отца, в тишине уединения, — говорит знаменитый историк Карамзин, — Анастасия увидела себя как бы действием сверхъестественным перенесенною на театр мирского величия и славы; но не забылась, не изменилась в душе обстоятельствами и, все относя к Богу, поклонялась Ему и в царских чертогах так же усердно, как в смиренном, печальном доме своей вдовы-матери. Прервав веселые пиры двора, Иоанн и супруга его отправились — Иоанн даже пешком — зимою в Троице-Сергиеву лавру и провели там первую неделю Великого поста, ежедневно моляся перед ракой Св. Сергия».
V. Влияние кроткой Анастасии на Грозного
На долю молодой Анастасии выпала очень трудная задача.
Супруга ее, вынесшего с детства столько несчастий, можно было сравнить со зверьком, которого долго травили и который, наконец, вырвался на волю. В царе Иоанне была удивительная смесь хороших и дурных свойств, светлых порывов и внушений распаленных страстей, горячей привязанности и исступленной жестокости.
Эта богатая и пылкая душа была жестоко оскорблена в первые восприимчивые годы. Будь он окружен ласкою, заботою, добрым руководством и людьми, которые бы помнили всякую минуту о святом деле воспитания в Иоанне отца русскому народу, — из Иоанна вышел бы один из величайших правителей.
Но словно злая сила, мутящая мир, видела все светлые задатки Иоанновой души и решила употребить все усилия, чтобы свести его с пути добродетели.
Однако и при таком ужасном воспитании Иоанн сложился в замечательного человека. Он стоял на вершинах тогдашней русской образованности, писал сильно и остроумно, что видно из его переписки с Курбским, один отрывок из которой был приведен выше, умел составлять полные вдохновения церковные песнопения — вообще был незаурядным книжным человеком.
В Иоанне Грозном изумляет чрезвычайная самостоятельность его характера в те годы, когда дети его возраста предаются обыкновенно от души ребяческим играм, — в эти самые годы Иоанн уже думал глубокую, не детскую думу, читал, наблюдал, замкнувшись в себе. Этот унижаемый и мучимый ребенок в то же время сознавал, что он — обладатель обширной русской земли, и понятие его о высоте и значении его власти становилось тем выше, чем тяжелее его унижали. В невидимых слезах и заглушённых стонах одиноко страдающего детского сердца выросла в юном Иоанне мечта о неограниченной, от Бога дарованной и Богу лишь в отчете обязанной царской самодержавной власти, о неограниченном господстве над жизнью и смертью своих подданных. И тут же выросла его страшная подозрительность и неприязнь к обидчикам, а через них — и ко всем его окружающим. Иоанн много читал — читал Библию, жития святых, византийские летописи в славянском переводе. В этом чтении он почерпнул высокое понятие о царе, его силе и власти. А в то же время он видел, что некоторые из приближенных, оказывая ему знаки внимания на царских выходах, при приеме послов, были непочтительны и даже дерзки наедине.
Гнев тринадцатилетнего ребенка с измученной и в этой муке преждевременно развившейся душой прорывается вдруг ужасным образом: он грозно заговаривает с боярами и, упрекнув их в нерадении, приказывает главного своего обидчика, князя Шуйского, бросить на растерзание псарям. Так рано он вступил на страшный путь жестокости и опал.
Едва достигнув шестнадцатилетнего возраста, он — первый из русских правителей — принимает титул царя. Конечно, этот новый титул юный Иоанн вычитал в тех книгах, где титул царя усваивается могущественным повелителям Иудеи, Ассирии, Египта, Вавилона, императорам римскому и константинопольскому. По мнению древних русских книжников, Московская Русь была тем таинственным шестым царством, о котором упоминает Апокалипсис, и в этом отношении Иоанн мог считать себя наследником и царя Навуходоносора, и фараонов. По бабке своей, супруге Иоанна III, Софии Палеолог, он вступил, в семью византийских царей и через предков своих мог считать себя потомком — чрез Владимира Мономаха — греческих императоров Порфирородных, а чрез Константина Великого — римских кесарей, — а Москва его была третьим Римом.
И вот нужно было укротить этого человека, с ранней юности распущенного, находившего усладу в забавах низменных и жестоких. Нужно было приучить его к безмятежным радостям семейного очага, обратить его волю к великим предприятиям государства.
«Предобрая Анастасия, — говорит летописец, — наставляла и приводила Иоанна на всякие добродетели».
Но это «привождение к добродетели» было делом непростым и нелегким. Привычки нескольких годов имеют над человеком страшную, роковую силу, даже в такие юные годы. Необходимо было великое потрясение, чтобы вызвать в Иоанне крутую перемену. И такое потрясение произошло.
Иоанн венчался 3 февраля, а 12-го и 20 апреля на Москве произошли сильные пожары, 3 июня упал колокол-благовестник, а 21-го вспыхнул новый ужаснейший пожар, какого еше никогда не бывало в Москве. Пожар начался с церкви Воздвижения на Арбате и спалил все до Москвы-реки, потом перекинулся на Кремль; выгорели Успенский собор и Благовещенский, Оружейная палата с оружием, двор митрополичий, кремлевские монастыри, Чудов и Воздвиженский; в Китай-городе сгорели все лавки с товарами и все дворы и еще множество улиц. В пожаре погибло 1700 человек народа. Иоанн с Анастасией, братом и боярами уехали в село Воробьеве В городе стали говорить, что бабка царя, княгиня Анна Глинская, волхвовала: вынимала сердца человеческие да клала в воду, да тою водою, ездя по Москве, кропила — оттого Москва и выгорела. Княгини Анны не было в Москве, и народ обратил свою ярость на ее сына, князя Юрия, родного дядю царя, и убил Юрия в Успенском соборе, где тот спрятался. Потом народ стал требовать княгиню Анну, отыскал царя, шумел, но царь велел схватить главных крикунов и казнить; остальные бунтовщики разбежались. В эти страшные дни и совершился с Иоанном перелом. С пылким воображением своим, глубоко-набожный, он должен был смотреть на происшедшие бедствия как на наказание Божие за его грехи. На эту-то почву пало следующее событие, которое пусть опишет вдохновенное перо Карамзина:
«В сие ужасное время, когда юный царь трепетал в Во-робьевском дворце своем, а добродетельная Анастасия молилась, явился там какой-то удивительный муж именем Сильвестр, саном иерей, родом из Новгорода, приблизился к Иоанну с подъятым угрожающим перстом, с видом пророка и гласом убедительным возвестил ему, что суд Божий грядет над главою царя легкомысленного и злострастного; что огонь небесный испепелил Москву; что сила Вышнего волнует народ и льет фиал гнева в сердца людей. Раскрыв святое Писание, сей муж указал Иоанну правила, данные Вседержителем сонму царей земных; заклинал его быть ревностным исполнителем сих уставов, представил ему даже какие-то страшные видения, потряс душу и сердце, овладел воображением, умом юноши и произвел чудо: Иоанн сделался другим человеком; обливаясь слезами раскаяния, простер десницу к наставнику вдохновенному; требовал от него силы быть добродетельным — и приял оную».
И перемена к лучшему была для Иоанна тем легче, что около него стояло юное, прекрасное, сильное духом и любимое существо, которое точно так же поддерживало его светлые стремления, как раньше приближенные способствовали развитию дурных наклонностей.
И в истинной любви, в любви всей жизни, в первой, заветной священной любви всегда так и бывает. С этой любовью расцветают все душевные способности, все скрытые, самому человеку неизвестные благие задатки выходят наружу. Человек является в той чудной нравственной красоте, какая заложена была в природе его Богом и какая раньше была затоптана и искажена злыми вихрями жизни.
Чистая любовь прекрасной Анастасии затушила на время в Иоанне порывы бурных страстей, в которых раньше было испалено столько сил и пропадало столько времени. Теперь всего себя он отдал великому царскому служению — и жизнь русского государства заблистала такими делами, как завоевание царства Казанского, присоединение царства Астраханского, издание «Судебника», Стоглавый Собор, сближение России с Европою.
Первые годы после Московского пожара Иоанн как бы готовился к достойному выступлению на государственном поприще. Созрев преждевременно в печальных обстоятельствах своего детства, Иоанн так рано, как почти ни один другой правитель, — в двадцать лет уже был истинным государственным деятелем.
Его юное сердце, очистившееся от всякой скверны, жаждало истины. И вот это горячее желание стать царем правды, стремления и помыслы, волновавшие его душу, выразились в речи, которую он произнес на Лобном месте созванным им на первый Земский Собор представителям Русской Земли:
— Молю тебя, владыко, — сказал царь, обращаясь к митрополиту, — да будешь ты нам помощник и любви поборник. Знаю, что ты благих дел и любви желатель. Я, владыко, ты знаешь, остался после отца своего четырех лет, а после матери — осьми. Родственники обо мне небрегли, а сильные мои бояре обо мне не радели, и самовластвовали, и сами себе саны и почести похитили моим именем, не встречая нигде препятствий, и во многих корыстях, и в хищениях, и в обидах упражнялись. Я же был как глухой и не слышал, И не имел в устах обличения по юности моей и простоте. Они же властвовали... о, неправедные лихоимцы, и хищники, и неправедный суд творящие! Какой дадите ответ в том, что воздвигли на себя столько слез? Я же чист от крови сей. Ожидайте себе воздаяния.
Поклонившись на все стороны, Иоанн продолжал:
— Люди Божий и нам дарованные Богом! Молю вашу веру к Богу и к нам любовь. Теперь ваших обид, и разорений, и налогов исправить нельзя, вследствие моего продолжительного несовершеннолетия, простоты и беспомощности, вследствие неправды моих бояр и властей, и бессудства неправедного, и лихоимства, и сребролюбия. Молю вас, оставьте ваши вражды и тяготы, кроме разве больших дел. И в тех, и в других, сколько нам возможно, буду вам сам судия и оборона, буду и неправду разорять, и хищения Юзвращать.
Царь обещал быть судьею и обороной своих подданных. Обратившись к Адашеву, человеку молодому, незнатному и бедному, которого он произвел в окольничие, Иоанн объявил ему:
— Алексей, взял я тебя из нищих и самых незначительных людей, слышав о твоих добрых делах. Ныне взыскал Тебя выше твоей меры, в помощь душе моей. Хотя твоего желания на это и нет, но я пожелал тебя, и не одного тебя, а и других таких, которые утолили бы печаль мою и на людей, крученных нам Богом, призрели. Поручаю тебе принимать челобитные у бедных и обиженных и разбирать со тщанием.
Не убойся сильных и славных, похитивших себе почести и насилием своим погубляющих бедных и немощных. Не верь и ложным слезам бедного, клевещущего напрасно на богатых, хотящего ложными слезами неправедно оболгать и правым быть. Все испытывай внимательно и к нам истину приноси, бояся суда Божия.
Назначение Адашева, желание царя окружить себя и «другими такими» же людьми в высшей степени знаменательны. В этом желании сказался новый человек; за это желание историк имеет полное основание назвать Иоанна IV предшественником Петра Великого и, несмотря на все темные стороны его царствования, отвести ему видное место в русской истории. Как и Петр, Иоанн был глубоко проникнут новыми разумными взглядами на государственную жизнь. Он выбрал себе Адашева, как впоследствии Петр выбрал ходячего торговца пирожками Меншикова — исключительно по способностям и по пользе, которую тот мог приносить государству.
И началась тогда самая счастливая пора в жизни царя Иоанна, столь бедного вообще счастием.
VI. Счастливые дни
Отрадное тихое семейное счастье, которое давала Иоанну царица Анастасия, так прекрасно сливалось с государственным трудом, с удачливыми предприятиями на пользу России, и вершины своей достигла эта жизнь во время Казанского похода.
Царь имел случай доказать Анастасии свою любовь и доверие: он дал ей полную свободу в делах милосердия, дал ей право снимать с людей царскую опалу, давать свободу заключенным.
Когда все уже было изготовлено к походу и царь стал прощаться с царицей, скорбь нежной жены была безгранична. «Уязвися, — говорит современник, — нестерпимою скорбью и не можаше от великия печали стояти и на много час безгласна бывша и плакася горько».
Подобно тому, как благоверная княгиня Евдокия сражалась против татар своими молитвами, пока супруг ее, Димитрий Донской, бился на Куликовом поле, так и благоверная царица Анастасия во время Казанского похода поддерживала его русское воинство неотступными своими молитвами.
И какая радость, какое блаженство наступили для нее, когда Иоанн вернулся победителем Казанского царства! Ведь это самое царство было могущественнейшим остатком той самой Золотой Орды, которая так еше недавно жестоко угнетала Русь. По дороге между Нижним и Владимиром Иоанна встретил один из московских бояр. Это был гонец, отправленный Анастасией с известием, что у царицы родился сын — первенец Димитрий.
И наступает долгожданный миг свидания: торжественная встреча в Москве, а за ней, наконец, та минута, когда молодые супруги остались вдвоем и Анастасия могла излить пред мужем и радость после такой скорби в дни разлуки и таких тревог, и восторг свой пред совершившейся славной победой: «Здравствует государю, челом бьет о избывшемся чудеси». А Иоанн обнимал в своей супруге и мать своего первенца, наследника своего расширенного царства.
В этих радостях и удачах Анастасия оставалась той же кроткой, тихой и смиренной, той же усердной молитвен-ницей... Так и текла ее чистая жизнь между теремом и детской, между храмом и рукоделиями.
VII. Первое горе
Спокойная жизнь Анастасии Романовны вскоре после Казанского похода была нарушена. В 1553 году царь Иоанн заболел «тяжким огненным недугом». Опасались смертельного исхода.
По установившемуся обычаю престол в таком случае должен был перейти к малолетнему сыну Иоанна. Бояре опасались исключительного влияния царицыных родственпиков, Захарьиных-Юрьевых. В присутствии ослабевшего царя был выдвинут вопрос о возведении после его смерти на престол его двоюродного брата князя Владимира Андреевича Старицкого. От малолетнего сына Иоанна и от Анастасии отступился даже отец Адашева, а Сильвестр держал себя уклончиво.
Что переживал Иоанн, бессильный, ожидавший смерти, оставлявший безгранично любимую жену и малых детей? Царь обратился к тем боярам, которые оставались верны ему и его семье:
— Мне и сыну моему вы целовали крест на том, что будете нам служить. Другие же бояре не хотят видеть сына моего на государстве: так если исполнится надо мною воля Божия и я умру — не забудьте, на чем мне и сыну моему крест целовали, не дайте боярам сына моего извести, бегите с ним в чужую землю, где Бог вам укажет.
А потом, обратясь к родственникам Анастасии, больной прибавил:
— А вы, Захарьины, чего испугались? Или вы думаете, что бояре вас пощадят? Вы будете от них первыми мертвецами! Так вы лучше умрите за сына моего и за его мать, а жены моей на поругание боярам не давайте.
Испуганные этими словами, бояре все присягнули, даже князь Старицкий и его мать.
Царь выздоровел. Но все пережитые им в эти дни ужасы запомнились и разогрели еще более ту неприязнь к боярам, которую он питал к ним вследствие пережитых в дни своего детства унижений и несправедливостей.
VIII. Кончина «юницы»
В 1559 году царица Анастасия занемогла тяжелою болезнию. Иоанн возил больную по святым местам, давал в монастыри вклады. Но тщетно боролся страдавший за жизнь своей царицы. Та, которую он так трогательно называл впоследствии «юница моя», угасала. В последний раз свез ее царь на богомолье и привез в Москву. «Как вспомню, — писал Иоанн впоследствии, — этот тяжелый обратный путь из Можайска с больною царицею Анастасиею...».
И прав был Иоанн в оценке значения своей царицы, своей «юницы», принесшей с собою для него нравственное возрождение и новую жизнь, когда он с отчаянием говорил потом: «А с женою меня почто разлучили? Только бы у меня не отняли юницы моя, ино бы кроновы жертвы не было...» (т.е. не было бы всех последующих жестокостей).
Несчастный, осиротевший Иоанн на похоронах жены рвал на себе волосы, бился о гроб... В этот гроб сходила лучшая пора его жизни, все то светлое, что из-под покрова ранних грехов, из души, смятой ранними жестокими разочарованиями, вызвал этот отлетевший в родное небо ангел-хранитель.
А о том, чем была почившая царица для Московского населения, красноречиво свидетельствует краткая заметка летописца о дне ее похорон: не из корысти, а чтоб поплакать над ней и поклониться ей, «вси нищий и убозии со всего града приидоша на погребение, не для милостыни».
Это действительно замечательная похвала почившей.
Москва, 1913 год.
В наше время были вскрыты гробницы Царя Иоанна Грозного, Царицы Анастасии и Царевича Иоанна, якобы «убитого» Иоанном Грозным- в их останках было найдена сильная концентрация ядовитых веществ, что является подтверждением того, что они все были отравлены.