О великом русском лексикографе и писателе В.И. Дале. Сборник произведений «Архистратиг»
Владимир Иванович Даль — автор не только знаменитого «Толкового словаря живого великорусского языка». Его перу принадлежит и множество повестей и рассказов, написанных тем самым «живым великорусским». Избранные художественные произведения Владимира Даля составили книгу «Архистратиг», выходящую в серии «Библиотека духовной прозы».
«С юности православен по верованиям…»
Владимира Ивановича Даля большинство из нас знает как автора знаменитого «Толкового словаря».
Датчанин по происхождению, он всю жизнь с любовью изучал Россию, быт, религиозный, житейский опыт и язык народов, ее населяющих, открыл нам богатства родного нашего языка. Сама по себе это уже была жизнь подвиг. Даль был многосторонней личностью. Он разбирался в земледелии, в торговле, морском и инженерном деле, в медицине, коневодстве, рыболовстве, строительстве кораблей, домов и мостов.
Он прекрасно пел и играл на многих музыкальных инструментах, был хорошим хирургом, высокопоставленным чиновником и академиком, автором учебников по зоологии и ботанике, одним из учредителей и деятельных членов Русского географического общества. Он был выдающимся лексикографом, фольклористом и этнографом.
Даль участвовал в боевых действиях как врач, однако в экстремальных условиях именно он вызвался за короткий срок навести мост собственной конструкции через реку Вислу. Описание этого моста было выпущено отдельной брошюрой, которая затем была переведена на французский язык и издана в Париже. Даль был настоящим энциклопедистом-универсалом нового времени, свое кредо он выразил в словах: «Надо зацеплять всякое знание, какое встретится на пути; никак нельзя сказать вперед, что в жизни пригодится...»
Знакомый Даля, известный хирург Н. И. Пирогов писал: «Это был прежде всего человек, что называется, на все руки. За что ни брался Даль, все ему удавалось усвоить».
Но Даль был еще и писателем. Судьба недаром свела его с такими людьми, как А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь… Как писатель Даль, несмотря на то что формально лишь в конце жизни перешел в Православие, всегда был по духу и русским, и православным. Этого Даля мы еще очень мало знаем. Он и в своих трудах, и в быту был человеком глубокой веры, истинным христианином. Рисуя в своих многочисленных рассказах, повестях, житейских историях картинки русского быта, поведение крестьянина, помещика, чиновника, охотника, солдата, Даль не в последнюю очередь примечает духовный настрой человека, его веру в Бога, в Божий Промысл.
Многие его произведения, повествующие о русском национальном характере, прежде всего посвящены изображению исключительной религиозной крепости наших предков. Правда, Даль никогда не идеализирует своих героев: он пишет только то, что видит, хотя и не избегает сделать свой нравственный вывод или подчеркнуть какую-то важную мысль. А потому не скрывает он и недостатков и слабостей русского человека, показывает, что порою вера странным образом уживается с грехом, с нравственным уродством. И.С. Тургенев сказал об этом: «Русскому человеку больно от него досталось — и русский человек его любит, потому что и Даль любит русского человека…»
Владимир Иванович Даль родился 10/22 ноября 1801 года в городе Лугани (ныне Луганск). Его отец Иоганнн Христиан, или, как его звали в России, Иван Матвеевич, происходил «из датских офицерских детей». Мать Владимира Ивановича, Мария Христофоровна, владела пятью языками. Даль вспоминал о ней: «Мать разумным и мягким обращением своим, а более всего примером с самого детства поселила во мне нравственное начало». От своих родителей унаследовал будущий писатель необыкновенные способности к языкам. В Россию Иоганна Христиана пригласила сама императрица Екатерина II, у которой он служил некоторое время придворным библиотекарем.
После окончания медицинского факультета в одном из университетов Германии Иоганн Христиан вернулся в Россию и стал практиковать сначала в Петербурге, затем в Гатчине, Петрозаводске, Лугани. Свою медицинскую карьеру он окончил в Николаеве — главным доктором Черноморского флота.
Для датчан Далей Россия стала настоящей родиной. Между собой в семье даже говорили по-русски. Много лет спустя Даль вспоминал о своем посещении Дании во время учебного плавания: «Ступив на берег Дании, я на первых же порах окончательно убедился, что отечество мое Россия, что нет у меня ничего общего с отчизною моих предков». Недаром в конце жизни он напишет: «Ни прозвание, ни вероисповедание, ни сама кровь предков не делают человека принадлежностью той или другой народности.
Дух, душа человека — вот где надо искать принадлежности его к тому или другому народу. Чем же можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа — мыслью. Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски».
Даль получил неплохое домашнее образование, а затем был отдан в Петербургский морской кадетский корпус. Здесь он обучался математике, физике, химии, геодезии, астрономии, навигации, механике, грамматике, истории, географии, иностранным языкам, артиллерии, фортификации, корабельной архитектуре. Даль был одним из лучших учеников и прекрасно сдал экзамены. В послужном списке значилось: «В службу вступил гардемарином 1816 года июля 10-го. Произведен унтер-офицером 1819 года февраля 255го. По окончании в корпусе полного курса наук произведен мичманом 1819 года марта 33го».
Прослужив некоторое время на Черноморском и Балтийском флотах, он, по его собственным словам, почувствовал «необходимость в основательном учении, в образовании, дабы быть полезным человеком». Так в 1826 году он попадает в Дерптский университет, на медицинский факультет. Нелегка была его студенческая жизнь. Он жил в тесной чердачной каморке и зарабатывал себе на жизнь уроками русского языка. Но были и утешения: во время учебы в Дерпте Даль подружился с писателями Н.М. Языковым, В.А. Жуковским, А.Ф. Воейковым. Здесь же сошелся он с будущим героем Крымской войны и знаменитым хирургом Н.И. Пироговым, который позже вспоминал: «Первое наше знакомство с Далем было довольно оригинально. Однажды, после нашего приезда в Дерпт, мы слышим у нашего дома с улицы какие-то странные, но знакомые звуки, русские песни на каком-то инструменте. Смотрим: стоит студент в вицмундире, всунул голову через окно в комнату, держит что-то во рту и играет: "Здравствуй, милая, хорошая моя”, не обращая на нас никакого внимания. Инструмент оказался органчиком (губным), а виртуоз — Владимиром Далем».
Писать Даль начал давно, еще в Морском корпусе, теперь же задумался о писательстве всерьез. Свои незамысловатые, но колоритные по языку произведения, в которых он рассказывает о реальных происшествиях, Даль подписывал чаще всего — Казак Луганский. Литературная судьба его складывалась удачно: его сразу оценили многие писатели и критики. Высокую оценку его творчеству дал В. Г. Белинский: «Из его сочинений видно, что он на Руси человек бывалый, воспоминания и рассказы его относятся и к западу, и к востоку, и к северу, и к югу, и к границам, и к центру России. Изо всех наших писателей, не исключая и Гоголя, он особенное внимание обращает на простой народ, и видно, что он долго и с участием изучал его, знает его быт до мельчайших подробностей, знает, чем владимирский крестьянин отличается от тверского и в отношении к оттенкам нравов, и в отношении к способам жизни и промыслам. Читая его ловкие, резкие, теплые типические очерки русского простонародья, многому от души смеешься, о многом от души жалеешь, но всегда любишь в них простой наш народ, потому что всегда получаешь о нем самое выгодное для него понятие».
Даль был знаком со многими писателями своего времени: Н.М. Языковым, Н.В. Гоголем, А.И. Дельвигом, И.А. Крыловым, В.Ф. Одоевским и многими другими. В 1830 году в Петербурге он познакомился с Тарасом Шевченко. Но особая страница его биографии — трогательная дружба с Александром Сергеевичем Пушкиным, начавшаяся в 1832 году. В сентябре 1833 года (он тогда служил в Оренбурге чиновником особых поручений при военном губернаторе В. А. Перовском) Даль сопровождал поэта по пугачевским местам; многие сведения, сообщенные им Пушкину, не имели цены. Пушкин же передал Далю сюжет «Сказки о Георгии Храбром и о волке» и свою «Сказку о рыбаке и золотой рыбке» с надписью: «Твоя от твоих! Сказочнику Казаку Луганскому — сказочник Александр Пушкин». Встречались они и в 1836 году в Петербурге. Пушкин был у Даля на квартире буквально за несколько дней до дуэли. Как только Даль узнал о гибельной дуэли поэта с Дантесом, он примчался в дом своего друга и неотлучно дежурил у его постели до самой смерти Пушкина.
Бережно хранил он дар жены поэта Натальи Николаевны: простреленный сюртук и знаменитый перстень-талисман.
Главным делом жизни Даля были четыре тома его «Толкового словаря живого великорусского языка», первое издание которого вышло в 1861–1867 гг.
При этом себя Даль называл не автором словаря, а вечным учеником русского языка: «Писал его не учитель, не наставник, не тот, кто знает дело лучше других, а кто более многих над ним трудился; ученик, собиравший весь век свой по крупице то, что слышал от учителя своего, живого русского языка».
Еще с юности своей любопытный и деятельный Даль начал собирать свой словарь. Учась в Морском корпусе, он стал заносить в тетрадку морские термины, народные речения, пословицы, поговорки, непонятные слова, которые слышал вокруг себя, кадетский жаргон. Во время военных походов, в которых Далю пришлось участвовать, он тоже не терял времени даром: «Бывало на дневке где-нибудь соберешь вокруг себя солдат из разных мест да и начнешь расспрашивать, как такой-то предмет в той губернии зовется, как в другой, в третьей; взглянешь в книжку, а там уж целая вереница областных речений». То же — и во время чиновничьей службы: «Все это списывалось в канцелярии... Были полосы, что все писцы занимались этим исключительно, да еще перепискою сказок, пословиц, поверий и т. п.». Словарь постоянно пополнялся даже после его издания.
Последние четыре слова Даль записал накануне своей кончины: они были услышаны от прислуги. За создание своего словаря он был удостоен Ломоносовской премии и золотой Константиновской медали. Известный историк М.П. Погодин сказал: «Словарь Даля закончен. Теперь русская Академия наук без Даля немыслима».
Литературное наследие Владимира Ивановича Даля — это наша национальная сокровищница. Причем известная лишь в своей очень малой части. Даже десятитомное издание его художественных произведений, вышедшее в 1897–1898 годах, не дает полного представления о его творчестве. В него не вошло многое: стихи, пьесы, статьи и пр. Не говорим уж о собирательской деятельности Даля, которая не ограничилась только знаменитым словарем: ведь Даль издал еще и «Пословицы русского народа» (более 30 тысяч пословиц, поговорок, народных поверий). В знаменитом сборнике сказок А.Н. Афанасьева есть и те, которые передал ему Даль. Точно так же передал Даль собранные им народные песни П.В. Киреевскому.
Как писатель Даль отличается необыкновенным вниманием к слову. Если у большинства прозаиков доминируют авторская фантазия и сюжет, а слово поставлено в зависимость от них, то у Даля как раз сюжет и вымысел зависят от слова. Иногда его даже упрекают в нарочитом щегольстве знанием русского народного языка, в том, что он без меры насыщает свои произведения (особенно ранние) пословицами, поговорками, народными словечками, зато у него мало юмора, вымысла, собственно «художества». Но нужно учесть, что Даль стоял особняком в литературе.
Много в литературе было людей, казалось бы, более талантливых в художественном отношении, но кто сегодня их знает? Значение же Владимира Ивановича Даля со временем только растет. Недаром Н.В. Гоголь писал о нем: «Все у него правда и взято так, как есть в природе. Ему стоит, не прибегая ни к завязке, ни к развязке, над которыми так ломает голову романист, взять любой случай, случившийся в русской земле, первое дело, которого производству он был свидетелем и очевидцем, чтобы вышла сама собой наизанимательнейшая повесть. По мне он значительнее всех повествователей-изобретателей». И еще: «Писатель этот более других угодил личности моего собственного вкуса и своеобразию моих собственных требований: каждая его строчка меня учит и вразумляет». Мало кто из современников Гоголя мог услышать от него такую похвалу! Слова эти актуальны и по сей день.
Первая книга Казака Луганского вышла в 1832 году и называлась весьма витиевато: «Русские сказки, из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные казаком Владимиром Луганским. Пяток первый». Успех сказок был удивителен для самого автора, но закономерен: впервые русская публика познакомилась с сокровищами русской народной речи: с пословицами, поговорками, прибаутками.
«Пяток первый» понравился самому Пушкину, который писал Далю: «Что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке Вашей! Что за золото!» Неудивительно, что после Даля многие бросились писать «народные» произведения, вроде «Сказок» или «Пары новых русских россказней» Ивана Ваненко (псевдоним московского писателя И.И. Башмакова).
В 1840-е годы Даль начинает писать прозу с элементами художественного вымысла. Его интерес к народному быту не угасает, но несколько нивелируется под влиянием гоголевской «натуральной школы». Даль становится одним из многих очеркистов 1840-х годов, но при этом сохраняет свою оригинальную физиономию. Его очерки «Уральский казак», «Денщик», «Петербургский дворник» выделяяются в потоке очерковой литературы неподдельным знанием народного быта. В.Г. Белинский недаром отметил: «В физиологических очерках… он — истинный поэт. "Колбасники и бородачи”, "Дворник” и "Денщик” — образцовые произведения в своем роде, тайну которого так глубоко постиг В.И. Луганский. После Гоголя это до сих пор решительно первый талант в русской литературе». Пишет Даль и повести, но произведения с классической завязкой и развязкой у него не так удачны. Несколько особняком стоят в его творчестве «прикладные» произведения, написанные специально для нравственно-патриотического воспитания русского солдата и матроса. В 1843 году Даль выпускает сборник «Солдатские досуги», а вскоре, по заказу Великого князя Константина Николаевича, главы военно-морского ведомства, — сборник «Матросские досуги» (1853). Это были занимательные и нравоучительные истории, которые имели огромный успех в народе.
Даль — внимательнейший наблюдатель не только русского, но и других национальных характеров:
«Малоросс… охотнее всего прикидывается простачком, олухом, а между тем дурачит всякого, кто сам дается в обман. Русский мужик, сообразно прямому, открытому нраву своему, шутит намеками, замечаниями; но у него нет замашки вкрадываться простодушием своим в доверие ваше, а потом озадачивать замысловатыми истинами в виде вопроса, как будто невзначай предложенными; а это, воля ваша, с тупым умом несовместно». Внимательно вглядываясь в национальную физиономию цыган, поляков, болгар, турок, молдаван, румын, греков, казахов, калмыков, башкир, финнов, немцев, французов, англичан, Даль, несомненно, больше всего произведений посвящает русскому человеку (под русскими он чаще всего разумеет всех восточных славян: и великороссов, и малороссов, и белорусов); главная из его прозаических книг — «Картины из русского быта».
В отличие от «Записок охотника» И.С. Тургенева, задавшегося, как и Даль, целью передать народный характер, «Картины из русского быта» написаны строго фактографично. Обе книги воссоздают эпическую панораму России, но совершенно по-разному. Взгляд Тургенева устремлен в глубину поэтической народной души, Даль же широко охватывает своим взглядом своеобразие быта русского человека в различных уголках великого Отечества.
Тургенев создает художественный эпос русского народа, воплощенный в тонко выписанных поэтических характерах, в которых можно увидеть порою даже черты шукшинских «чудаков». Даль же описывает именно быт, но зато описывает его точно, как будто не спеша заполняет ячейки словарных статей в своем «Толковом словаре»: каждый рассказ-очерк словно иллюстрирует выдающуюся черту национального менталитета и быта, притом в его областном выражении. Попутно мы узнаем массу любопытных и важных мелочей: во что одевается русский человек в той или иной местности, в разные времена года, чем отличается его жилище, с какими орудиями выходит он на медвежью охоту, на рыбалку, как стоит в церкви, какие сказки слышит и рассказывает. Если Тургенев смотрит на русский народ как поэт, то Даль — как этнограф. Но оба они — писатели, и это их роднит.
В литературе у В. И. Даля были свои продолжатели: П.И. Мельников-Печерский, Н.С. Лесков и многие другие. Благодаря П.И. Мельникову-Печерскому мы и узнали многое о скрытой для иных духовной жизни Даля. Еще в 1848 году он выслал свой «давнишний опыт перевода Евангелия» М.П. Погодину. А в 1860-е годы, когда все заговорили о необходимости грамотности для русского народа, Даль напомнил, что грамотность неотрывно должна быть связана с нравственностью — иначе выйдет одна беда.
Он стал готовить уникальное издание для народного чтения, а именно: Библию. По воспоминаниям Мельникова-Печерского, он стал заниматься переложением «Моисеева Пятикнижия» («Бытописания») применительно к понятиям русского простонародья. «Еще в 1869 году он читал мне отрывки из "Иисуса Навина”, "Судей” и "Царств”…»
Воспоминания Мельникова-Печерского подтверждают, что Даль вполне осознанно принял Православие, так как считал, что в Православной Церкви сохраняется вся полнота Истины. В одной из бесед со своим другом-учеником В.И. Даль сказал: «Самая прямая наследница апостолов, бесспорно, ваша Греко-Восточная Церковь, а наше лютеранство дальше всех забрело в дичь и глушь. Эти раскольники (Чистое Поле и его окрестные селения населены раскольниками) несравненно ближе ко Христу, чем лютеране. Лютеране — головеры. По учению Лютера: "Веруй только во Христа, спасешься ты и весь дом твой” — добрых дел, значит, не нужно. Эдак не один благоразумный в Евангелии упоминаемый разбойник, но и всякий разбойник с большой дороги в Царство Небесное угодит, если только верует во Христа. Римское католичество в этом отношении лучше протестантства, но там другая беда, горшая лютеранского головерия, — главенство папы, признание смертного и страстного человека наместником Сына Божия. Православие — великое благо для России, несмотря на множество суеверий русского народа.
Но ведь все эти суеверия не что иное, как простодушный лепет младенца, еще неразумного, но имеющего в себе ангельскую душу. Сколько я ни знаю, нет добрее нашего русского народа и нет его правдивее, если только обращаться с ним правдиво... А отчего это? Оттого, что он православный... Поверьте мне, что Россия погибнет только тогда, когда иссякнет в ней Православие... Расколы — вздор, пустяки; с распространением образования они, как пыль, свеются с русского народа. Раскол недолговечен, устоять ему нельзя; что бы о нем ни говорили, а он все-таки не что иное, как порождение невежества... Пред светом образования не устоять ни темному невежеству, ни любящему потемки расколу. Суеверия то же пройдут со временем.
Да где же и нет суеверий? У католиков их несравненно больше, а разве протестантство может похвалиться, что оно совершенно свободно от суеверий? Но суеверие суеверию — рознь. Наши русские суеверья имеют характер добродушия и простодушия, на Западе не то; тамошние суеверия дышат злом, пахнут кровью. У нас непомерное, превышающее церковный закон почитание икон, благовещенская просфора, рассеянная вместе с хлебными зернами по полю ради урожая, скраденная частица Святых Даров, положенная в пчелиный улей, чтобы меду было побольше, а там — испанские инквизиции, Варфоломеевские ночи, поголовное истребление евреев, мавров, казни протестантов!»
Скончался Даль, уже окрестившись в Православие. Мельников-Печерский сразу после смерти Даля вспоминал, как это случилось: «Помню раз, года четыре тому назад, прогуливались мы с ним по полю около Ваганькова кладбища. Оно недалеко от Пресни, где жил и умер Владимир Иванович.
— Вот и я здесь лягу, — сказал он, указывая на кладбище.
— Да вас туда не пустят, — заметил я.
— Пустят, — отвечал он, — я умру православным по форме, хоть с юности православен по верованиям.
— Что же мешает вам, Владимир Иванович? — сказал я. — Вот церковь...
— Не время еще, — сказал он, — много молвы и говора будет, а я этого не хочу; придет время, как подойдет безглазая, тогда... — И тут же поворотил на шутку: — Не то каково будет моим тащить труп мой через всю Москву на Введенские горы, а здесь любезное дело — близехонько».
Осенью 1871 года с Владимиром Ивановичем случился первый легкий удар. После этого он пригласил православного священника, принял православное крещение и причастился Святых Христовых Таин по православному обряду. В.И. Даль скончался 22 сентября/4 октября 1872 года и был похоронен на Ваганьковском кладбище. Как он и предполагал.
Переход Владимира Ивановича Даля под кров Православной Церкви закономерен и логически завершает его яркую и до сих пор мало оцененную судьбу. В самом деле, трудно представить себе, что автор «Толкового словаря» и «Пословиц русского народа», автор «Ильи Муромца» и «Архистратига» не мыслил и не чувствовал как истинно русский и православный человек.
В настоящем издании опубликованы те произведения В.И. Даля, в которых проявляется его православное мировоззрение, патриотизм, любовь к народу и русскому языку. Многие из них публикуются впервые после выхода десятитомного собрания сочинений (1897–1898).
Произведения Даля наполнены диалектными и устаревшими выражениями, поэтому они нуждаются в комментариях. Комментарии расположены в конце книги. Авторские же дополнения и замечания к текстам даны под знаком звездочки — в самом тексте. Орфография дана в современном варианте, за исключением тех случаев, которые подчеркивают авторскую индивидуальность В.И. Даля.
Владимир Мельник
Источник: «Православие.Ru»
источник материала
