Очерк истории жизни и деятельности Афонских имяславцев в России после Афонского разгрома
По материалам газет и журналов того времени
Иеромонах Феофан (Арескин)
6 мая 1913 г. еп. Никон быв. Вологодский был пожалован Государем саном Архиепископа.
7 мая 1913 г. архиеп. Никон заявил, что он прочитал целиком На горах Кавказа и Апологию о. Антония Булатовича (Колокол 7 мая 1913).
13 мая С. Троицкий печатно заявил, что "говорить об "обвинениях в ереси" или "не совсем православных мыслях архиепископа Антония Волынского", будто бы допущенных им в полемике, было бы не только дерзостью, но и просто глупостью" (Колокол 13 мая 1913)
"Всероссийский раздорник" игумен Арсений прибыл на Афон, через некоторое время стал открыто проповедовать в пользу имяславия и даже в одной из своих проповедей "дерзко порицал" Константинопольскую патриархию за ее осуждение учения имяславцев, а также российский Синод и архиеп. Антония Волынского, обвиняя их в увлечении "масонским духом". Будучи изгнан из Пантелеимоновского монастыря, игумен Арсений поселился в Андреевском скиту, где решил основать Союз архангела Михаила исповедников имени Божия, воззвание которого было опубликовано в России (Колокол 26 мая)
С 12 (25) по 13 (26) мая 1913 г. наряду с началом торжеств, посвященных 300-летию царствования Дома Романовых, совершилось прославление во святых патриарха Гермогена в присутствии антиохийского патриарха Григория IV, находившегося тогда в России по приглашению Синода. Интересно отметить, что Синод запретил служить акафист св. Гермогену в редакции о. И. Восторгова. Программа романовских торжеств началась с посещения императорской четой древних русских городов – центров монархической власти на Руси – Владимира и Суздаля. 17 мая Государь Император посетил Суздаль.
Между тем, церковная власть, подталкиваемая снизу настойчивыми требованиями и призывами к обновлению церковной жизни, занималась вовсе не столь важными для Российской Церкви вопросами возврата к святоотеческому богословию, но совершенно другими вопросами. В первую очередь ставился вопрос о повышении жалования низшему духовенству, реформе прихода. Этого настойчиво требовала от ведомства прав исповедания, под угрозой отказа Синоду в финансировании, думская фракция октябристов.
29 мая в Русском Слове появляется статья Д. Философова "Афонская распря". В ней автор ставит и отвечает на важный вопрос: "Какое значение имеет эта распря для церковно-политической жизни России? Она показывает, что наш духовный "центр" совершенно разошелся с "провинцией". В "центре" идут серьезные споры о церковном Соборе. Сторонники церковного обновления возлагают все свои надежды на Собор, причем ведомство православного исповедания понимает церковное обновление довольно узко: улучшение "быта" сельского духовенства, реформа прихода вместе с реформами церковно-административного строя. В недрах же провинции среди монашества поднимается догматический спор. Ничего нельзя возразить против будущего церковного Собора. Пусть он себе занимается улучшением "быта" и "продажи церковных свечей". "Афонская распря" показывает, что на вершинах своей святости православие нуждается в церковном Соборе совсем другого типа. Веками Церковь молчала по вопросам догматическим. Наша богословская мысль замерла окончательно. Но это вынужденное молчание. Такое молчание вполне соответствовало параличу православного центра. Но "православная провинция" продолжает жить своей самостоятельной жизнью". И автор заключает: необходимо созвать Вселенский Собор для решения догматических вопросов.
В июне 1913 г. синодальные члены – "друзья Распутина" – начали компанию против опального еп. Феофана, назначенного в Полтаву. Его обвиняли в том, что он покровительствует иеросхим. Антонию Булатовичу и даже разделяет его религиозные "заблуждения". На запрос епископ ответил, что он не имеет ничего общего ни с ним, ни с его учением (Голос Москвы, 7 июня 1913, № 130).
Архиепископом Никоном действительно был сделан запрос еп. Феофану на официальном бланке об отношении еп. Феофана к учению оо. Илариона и Антония о божественности Имени Иисус, причем канцелярия Синода поспешила этот факт опровергнуть (Голос Москвы, 19 июля 1913 № 158).
21 июля 1913 г. стало известно, что патр. Герман Константинопольский вступился за привезенных в Россию афонских монахов и обратил внимание Синода на то, что с монахами, принявшими постриг на Св. Горе нельзя обращаться как с мирянами и нельзя насильственно заставлять их идти обратно в мир. К этому мнению присоединились Иерусалимский и Александрийский патриархи, признающие в действиях Синода умаление престижа патриархатов автокефальных Церквей (Голос Москвы, 21 июля 1913)
Отец Антоний Булатович послал афонским братиям, находящимся в Одессе, несколько писем, в которых увещал терпеть за Имя Божие. Об этом было доложено Синоду письмом архиеп. Херсонского и Одесского Назария. В письме архиеп. Назарий указывал также, что не все иерархи Православной Церкви разделяют взгляды Синода и солидарны с изданным разъяснением "ереси" имяславцев. Он называет имена еп. Феофана и опального еп. Гермогена и приводит содержание письма, написанного еп. Гермогеном к о. Антонию об имени "Иисус". Синод решил выяснить отношения еп. Гермогена и послать ему официальный запрос. Отцу Антонию Синод послал указ с запрещением проповеди своей ереси, с угрозой в случае неподчинения высылки из России. (Голос Москвы, 30 июля 1913).
После отъезда еп. Никона на Афоне вновь вспыхнули беспорядки, закончившиеся открытым столкновением враждующих партий. (Там же).
В Санкт-Петербурге высланные 10 афонских монахов проводили беседы в монахами Александро-Невской лавры, где нашли большое сочувствие. Это вызвало приезд в Петербург 1 августа 1913 г. архиеп Никона и беседу его с наместником архим. Феофаном о недопустимости подобного.
9 августа в Синод явился уполномоченный от 614 высланных монахов и подал прошение о пересмотре дела. В прошении содержалась жалоба на еп. Никона. Еп. Никон, прибыв на Афон, стал раздавать привезенные им брошюры "Великое искушение вокруг имени Божия". Иноки сначала охотно брали их, но когда вместо Св. Отцов они обнаружили там ссылки на Талмуд и других нехристианских авторов, то взволновались еще больше. Заметив свой промах, еп. Никон чрез архим. Мисаила стал отбирать назад брошюры, предлагая по 45 коп. за штуку, и потом приказал потопить их в море. (Голос Москвы, 10 августа 1913)
В Синоде были получены донесения от многих епархиальных архиереев, сообщавших что водворившиеся у них в епархиях афонские имяславцы пропагандируют свое учение и, будучи в России светскими лицами, не подлежат духовному контролю. Все попытки обращаться к светским властям остались безрезультатными.
Опальный еп. Гермоген (Долганев) прислал в Синод письмо с ответом на запрос, как он относится к учению имяславцев. В ответе он резко критикует деятельность Синода, архиеп. Никона и обер-прокурора. Ответ еп. Гермогена произвел ошеломляющее впечатление в "духовных сферах". Теперь не может быть речи на назначение Гермогена на самостоятельную кафедру. Правительство также недовольно, и князь Урусов командирован на Афон. (Голос Москвы, 18 августа 1913 № 190)
20 августа обер-прокурор Саблер вернулся в Россию, а 21 августа прошло закрытое совещание Синода, на котором выявились многие разногласия. Саблер решил отложить обсуждение на некоторое время, пока он сам ознакомится с фактами и документами.
22 августа состоялось заседание Синода. Фактическая сторона дела была установлена на основании донесений еп. Никона, Троицкого и директора синодальной канцелярии С. Яцковского. Выяснилось, что вопрос возник в МИД по требованию греческого правительства удалить еретиков. Еп. Никон считает, что единственным выходом было удалить непокорных. Еп. Никон отверг утверждение, что было применение вооруженных сил при удалении имяславцев. С. Троицкий сказал, что имяславцы отказывались от бесед с еп. Никоном и упорно стояли на своем заблуждении, что имя "Иисус" есть Сам Бог; Раздававшиеся еп. Никоном брошюры разрывались и бросались ему в лицо. Возник вопрос о канонической стороне дела. Монахи священство приняли не от рук русских епископов а от автокефальной Константинопольской патриархии, пострижены афонскими старцами, в России не признаваемыми. Таким образом, по прямому смыслу канонов Синод не может судить и лишать сана священнослужителей иной Церкви за преступления, совершенные в области этой Церкви. (Голос Москвы, № 193)
Жировицкий монастырь стал местом паломничества привезенных в Россию афонцев. Синод распорядился следить за монастырями, чтобы в них не распространялось имяславие. Также гродненскому епископу Митрофану предписано неослабно следить за жизнью еп. Гермогена.
24 августа состоялось очередное заседание Синода по делу афонских монахов. Еп. Никон предложил одобрить его действия. До него православных на Афоне было 100 человек, а после стало 800. Новую ересь решено назвать "имябожничеством". По отношению к вывезенным меньшая часть синодальных иерархов выступила за дальнейшее применение репрессий, но большая часть – за то, чтобы облегчить жизнь и сделать все, чтобы избавить от религиозного заблуждения. (Голос Москвы, 24 августа 1913 № 195)
В миссионерской газете о. И. Восторгова "Церковность" были напечатаны главные "еретические" мысли о. Антония Булатовича. Однако, когда справились, оказалось, что некоторые дословно принадлежат св. Тихону Задонскому.
Священники по деревням продолжают теснить имяславцев, заставляют их выдавать подписки об отречении от Имени Господа Иисуса Христа и до получения подписки лишают их причастия. Гонят даже на смертном одре.
Письмо, полученное иеросхимонахом Антонием от афонского изгнанника монаха Елевферия:
"Ваше Преподобие, батюшка о. Антоний, благословите!
Простите меня, что так долго не отвечал Вашему Преподобию, ибо я ездил на похороны о. Севастиана (в миру Семен Степановича Онуфриева, афонскаго изгнанника), скончавшегося в Липановском приходе Вятской губернии царевосангурского уезда. Помер он 5 февраля, похоронили 8 февраля. Поболел 15 дней. Во время болезни приезжал священник и уговаривал подписаться под отречением от Имени Господня, но о. Севастиан не пожелал без Иисусова Имени помереть. За это священник не приобщил его и не отпевал, но с пением Святый Боже проводил, и мы его похоронили. И я по чину нашему заставил помолиться, а священник не поминает и панихиды не служит, говорит, что Св. Церковь за таких запрещает молиться. И меня священник не приобщает, велит подписаться под отречением.
Батюшка, простите. Остаюсь жив Вашими молитвами
Марта 10 дня 1914 г.
Недостойный Елевферий
(Дым Отечества, № 13 1914)
19 июня 1913 г. из Афона в редакцию Колокола пришло письмо, в котором сообщалось, что архимандрит Давид и другие имяславцы объявили Синод и Константинопольскую патриархию еретическими и перестали их поминать.
О состоянии канонического сознания российского духовенства красноречиво свидетельствует заметка в Голосе Москвы от 18 дек. 1913 (№ 291):
"В Санкт-Петербурге произошел из ряда вон выходящий случай. Духовенство одной из церквей отказалось служить панихиду по одной очень высокопоставленной особе лютеранского исповедания. Только благодаря вмешательству В. К. Саблера удалось совершить богослужение в другом храме, после чего обер-прокурору пришлось ехать с извинениями к вдове почившего. Инцидент очень взволновал высшие духовные сферы. Передают, что на указание, сделанное митр. Владимиру, что это есть панихида по высокопоставленной особе, митрополит отвечал: "Для Бога нет ни герцогов ни графов ни баронов, а только православные и неправославные христиане"".
Между тем архиеп. Антоний (Храповицкий) не переставал обвинять имяславцев в хлыстовстве. В своем слове на престольном празднике 30 января 1914 г. в Волынской Духовной Семинарии он сказал следующее:
"Хлыстовщина – это учение духа сатаны, распространившееся везде под именем иоаннитства, чуриковщины, подгорновщины, иннокентьевщины, имебожничества – оно как стоглавая гидра везде раскрывает свои богохульные уста. Что всего ужаснее, оно нашло себе место и на самой основной твердыне православия, в столице благочестия – на Св. Горе Афоне, где вместе спасаются иноки всех православных народов, но опозорили себя увлечением новой ереси только наши русские. ...Хлыстовщина – дикое изуверство, невероятное суеверие мрачных веков, разливается по России чрез все культурные средства – чрез гектограф и печать. Оно имеет две газеты в Петербурге и издательство в Москве. Кто бы мог подумать, чтобы либеральный журнал Русская Мысль или Религиозно-Философская библиотека теперь занялись нарочито распространением новой изуверной ереси? Вот с каким врагом биться суждено вам, любезные питомцы. Учитесь же, учитесь божественному знанию усердно, чтобы быть к тому готовыми... Хлыстовщина прикрывается изречениями Слова Божия и творений Св. Отцов, которые последователями ея извращаются посредством искусственных силлогизмов. Посему для борьбы с этим диавольским пагубным учением нужно воспитывать в себе не только благочестивое настроение, но и быть начитанными в Св. Писании и святоотеческих творениях и опытными в диалектике..." (Колокол № 2346, 23 февраля 1914).
Отец Антоний Булатович приезжал в Синод, чтобы лично защищать перед Синодом интересы изгнанных афонских иноков. Он добивался пересмотра афонского дела и стремился убедить русский Синод, что ни один из имяславцев не отречется от своей веры. В обращении к Синоду о. Антоний писал "Если вы не хотите создать новой церковной революции, если вы не хотите, чтобы истинные чада Православной Церкви считали вас неправославными, не чтущими Имени Божия, то вы должны исправить свою ошибку пока не поздно"
Если Синод не изменит своего отношения к ним, то гонимые имяславцы оставляли за собой право отделиться и образовать религиозное содружество, которое будет легализовано на основании закона о веротерпимости. (Голос Москвы, 13 сентября 1913 № 212).
24 сентября 1913 г. на Афоне почил игумен Арсений.
В русских епархиях положение изгнанных монахов было тяжелым. Они были лишены всех средств к существованию. Пантелеимоновский монастырь, обладавший капиталом в 8 миллионов рублей, не дал своим бывшим братьям ничего. Впрочем, они бы и не взяли. Зато с Афона продолжали нестись обвинения о. Антонию Булатовичу и имяславцам в воровстве и разграблении монастырской казны. Им отказывали в приеме в монастыри. В Москве еп. Трифон через швейцара отказал им даже в приеме. Еп. Анастасий посоветовал обратиться в Синод. (В защиту афонских изгнанников // Голос Москвы № 267, 19 ноября 1913).
В Киевской епархии к ним относились сочувственно. С разрешения киевского митр. Флавиана в киевские обители было принято до 50 человек бывших имябожников. Дело было препровождено на обсуждение и разрешение Вселенского патриарха. Греки пытаются завладеть всей Св. Горой. (Голос Москвы, 1 декабря 1913).
При участии епископов Иннокентия, Никодима, Назария, Димитрия, наместника Киево-Печерской Лавры архим. Амвросия, кафедрального прот. Златоверхникова, прот. Титова и епархиальных миссионеров рассмотрено исповедание имяславцев, представленное ими Синоду и подписанное 55-ю афонскими иноками, и признано православным. На этом основании киевский митр. Флавиан разрешил им пребывание в монастырях Киевской епархии и допустил их до причастия.
28 марта в зале Всероссийского Национального Клуба состоялось под антрепризою Василия Шеина из Государственной Думы первое публичное выступление по афонскому делу представителя интересов Константинопольских греков и Св. Синода миссионера С. В. Троицкого. Внезапно прибыли 10 афонских иноков во главе с иеросхим. Антонием (Булатовичем). После их прибытия докладчик обнаружил полное отсутствие свободы речи. Целью доклада было – оправдать необходимость насилия над имяславцами. Антоний Булатович легко разбил критику ссылками на догматы Церкви и учение св. Отцов. (Дым Отечества, 1914 № 13).
В № 15–16 Дым Отечества поместил интервью с одним из уважаемых иерархов, свидетельствующее об отношении части русского епископата к "афонскому делу":
"Среди русских монахов имяславцы пользуются огромным сочувствием, особенно в южных монастырях. Синод знает это и всячески старается затушить афонскую распрю. Мало того, даже среди владык нет единогласия мнений: архиепископ Херсонский находит книгу схимонаха Илариона покоющеюся на святоотеческих канонах, Владыка Полтавский громко порицал действия наших духовных сфер, а заключенный в монастырь строжайший церковник быв. еп. Архангельский Михей открыто признает правильность учения о. Булатовича. Я не читаю светских газет, но для меня непонятна и несимпатична тактика бюрократической партии духовенства, которая преследует имябожцев лишь для того, чтобы не выдать с головой архиеп. Никона и не сознаться в своих ошибках. Учение об Имени Божием нуждается в соборном решении. Это мнение, насколько известно, разделяли еще недавно и Вл. Митрополит киевский, покойный экзарх Грузии Иннокентий, архиеп. Донской Владимир. Мы в провинции иного выхода не видели из создавшегося тупика, но та же бюрократия в мантиях и рясах устроила вместо Собора над целым течением церковной мысли смехотворный суд, где в числе судей нет ни одного специалиста по ересям и богословски образован только викарий Можайский – остальные едва ли владеют хорошо даже греческим языком.
Помимо того суду (это не секрет) даются инструкции: вопрос о прославлении Имени Божия не ставить во всей широте; смягчить и успокоить наиболее популярных столпов еретичества; не выносить крайних решений; обставить дело строжайшей тайной.
А между тем вчера стало определенно известно, что прошение предположено затереть, не дать ему ходу. Боятся, видите ли, развития смуты. Основаниями для подобного шахматного хода служат: 1) подавшие его должны были обращаться в Синод и к архиерею, в епархии коего жительствуют; 2) прошения скопом не должны быть рассматриваемы.
За этими официальными обходами кроется другая мысль: не дать сказать слово пастырям и владыкам, уладить дело в канцеляриях келейным путем. У Булатовича слишком много почитателей среди иноков наших обителей, его отлучение вызовет негодование по адресу Синода – поэтому и хотят найти исход, недопустимый в вопросах веры. Только открытый гласный малый церковный собор может успокоить страсти и выполнить канонические требования".
11 апреля 1914 г. в 3,5 часа дня лично о. Антонием Булатовичем передано Пом. Упр. Канцелярией Св. Синода С. Г. Рункевичу Заявление 13 аф. иноков об отложении от Российского Синода по причине упорного исповедания им ереси.
Некоторые из вывезенных афонских монахов отправили в Синод прошение о выдаче им свидетельства на право сбора милостыни, так как "нам негде жить и нечем питаться"
М. А. Новоселов опубликовал в № 17 Дым отечества статью под названием "Папизм в Православной Церкви".
Суд Московской Синодальной Конторы
По мнению В. К. Саблера, дело афонских монахов не может ни в коем случае произвести раскол среди русского монашества и должно естественно заглохнуть. Во время пребывания его в Москве Саблер присутствовал на совещании в покоях митр. Макария с участием всех московских викариев и всех членов Московской Синодальной Конторы. Решено не смущаться тем, что на суд Синодальной Конторы прибыло только 4 "имябожца", что важно не количество подсудимых, но разъяснение судом, что учение "имябожцев" не может быть терпимо, а для этого достаточно и наличного количества.
21 апреля 1914 Синодом срочно вызваны в С.-Петербург митр. Макарий и еп. Модест.
Дело об афонских монахах отложено, так как не оказалось старцев для увещания заблуждающихся. Московской Синодальной Конторой были вызваны игумен Герман и иеромонах Алексий из Зосимовой пустыни, из Оптиной пустыни – архимандрит Агапит и иеромонах Анатолий. Однако получено уведомление от властей этих монастырей, что означенные старцы не могут прибыть "по болезни". Единственным монахом-"увещателем" явился 27-летний "старец" архимандрит Иларион, инспектор МДА. Но найдено невозможным, чтобы убеленных сединами иноков увещал юный.
Предварительно Синод дал Московской Синодальной Конторе секретную инструкцию, как осудить имяславцев. Отвечать они должны были словесно, а отречься письменно. Апелляция могла быть направлена только в Синод. Синод считал афонских иноков мирянами на основании указа Синода от 19 марта 1836 г., на каковой Указ есть ссылка в самой судебной инструкции: афонские иноки приобретут в России монашеское звание, если представят несомненные доказательства обладания таким званием на Афоне, подвергшись трехлетнему испытанию в качестве послушников русских монастырей.
Первая сессия
1 мая 1914 г. № 18 (76) Дым Отечества опубликовал подлинную информацию о суде Московской Синодальной Конторы. Опровергая напечатанные газетами сообщения о якобы имевшем место покаянии имяславцев в ереси, редакция категорически объявила: не было никакого "воссоединения с православием"!
Каждый приезжающий в Москву имяславец весьма ласково был встречаем еп. Модестом. О том, как почитать Имя Божие, он говорил, что это тонкое дело, в котором и он едва разбирается, а простому монаху и совершенно о сем мудрствовать не подобает. Иноки отвечали, что они не мудрствуют, но как их св. Отцы научили, так и веруют. Тогда епископ убеждал их покориться Синоду, на что иноки возражали, что они и Синод, и богоустановленную иерархию почитают. Тогда епископ просил удостоверить это послушание подписью установленной Синодом формы отречения от Божества Имени Божия, но на это предложение все шесть афонских иноков ответили категорическим отказом: "Мы всегда веровали и веруем так, как верует Св. Православная Кафолическая Церковь и посему никаких иных подписей не дадим". После подобной беседы еп. Модест возил иноков к митр. Макарию, который тоже убеждал к послушанию, тщательно обходя спорный вопрос об Имени Божием, и просил подписать, но ему отказывали. Тогда он предлагал поцеловать Крест и Евангелие в знак того, что он верует так, как учит Кафолическая Церковь. На это иноки соглашались. Наконец, настал день суда. Был заслушан доклад еп. Модеста, и на основании его слов, удостоверивших готовность иноков пребыть в послушании Синоду, и согласия иноков подтвердить свою православную веру целованием Креста и Евангелия, решили удовлетвориться этим и прекратить дело. Митр. Макарий выступил со словом, где изложил догматы Православной Церкви, не упоминая об Имени Божием ни слова, и опять целовали Крест и Евангелие. "Можно только порадоваться такой осторожности мудрого митр. Макария, старающегося уврачевать те неисцельные язвы, которые были нанесены нашей Церкви безумными пастырями, лютыми волками в овечьей шкуре – Антонием Волынским и Никоном".
Тогда их спросили: "Вы признаете патриарха и Св. Синод?" Они ответили, что признают как власть, но их нового учения об имени Божием не принимают. На вопрос: почему? Монахи ответили: "Потому что от Синода прислан был на Афон архиепископ Никон и привез с собой хулу на Господа Иисуса Христа". На это митрополит сказал: "Один Никон не Синод. Если Никон ошибся, то в этом Синод не виноват". Афонцы заявили, что и они не виноваты, что Синод прислал на Афон такого проповедника, который изгнал с Афона до тысячи человек, твердых в вере православной иноков. После этого митрополит с епископами осенил себя крестным знамением и возблагодарил Господа, что нашли афонских изгнанных иноков истинно-верующими, а не отступниками. Затем последовало целование Креста и Евангелия.
Суд не решился представить обвинительные пункты по учению об Имени Божием. Газеты лгут о "покаянии еретиков".
"Но может быть исправлена такая ошибка такими мерами? Почему же Синод так боится признать ошибку только трех епископов? Ошибку архиеп. Антония, Никона и Сергия Финляндского, написавшего пресловутое послание к инокам от 18 мая 1913 г.? Вероятно, только потому, что один из этих трех епископов [архиеп. Антоний (Храповицкий)] бессменно присутствует в Синоде и не желает осуждать самого себя и единомысленных с ним... Но от спасения личного самолюбия сих трех епископов может ли что выиграть Церковь Православная? Ничего, увы, кроме только отступления от православия, как то ясно видно из последнего заявления отказавшихся явиться на суд иноков. Не следует ли выполнить нашим иерархам слова Господа к иерархам церковным, предостерегающие их от отпадения: "Помяни убо откуду спал еси и покайся" и "...аще не покаешися" (Апок. 2,5). Сдвинулся светильник Церкви римской, сдвинулся светильник и многих других церквей, но, о Церковь Православная, ужели же пришел час и твоего отпадения?... Аще же отступиши от исповедания Божества Имени Божия, от той веры во имя Божие, которая существовала искони, то знай, что сдвинулся от лица главы Церкви Господа Иисуса Христа светильник твой" (с. 8–9).
(Дым Отечества № 18, 1914)
Голос Москвы № 101, 3 мая 1914: Московская Синодальная контора командировала в С.-Петербург еп. Модеста для увещания проживающих там монахов явиться на суд. Епископу поручено рассеять у афонцев недоверие к Московской Синодальной Конторе
Вторая сессия
Голос Москвы № 105, 8 мая 1914:
7 мая 1914 г. в Большом зале Синодальной Конторы состоялось второе заседание членов церковного суда над имябожниками под председательством митр. Макария. После торжественного молебна еп. Модест рассказал о своей поездке в С.-Петербург к проживающим там инокам. Церковный суд постановил согласиться с выводами еп. Модеста и всех афонских иноков, проживающих в С.-Петербурге и под С.-Петербургом (Любань), а также о. Антония Булатовича от церковного суда освободить. Так как афонские иноки желают быть в общении с Православной Церковью, принять их в число братии вверенного еп. Модесту Знаменского монастыря. Освобожденные от суда иноки могут по желанию поселиться или в монастыре, или в скиту, устраиваемом в недалеком будущем еп. Модестом за дер. Лиственной вблизи платформы Мамонтовки Ярославской железной дороги. По отношению к другим инокам, высланным с Афона, Синодальная Контора постановила, что они могут приобщиться к Церкви, сделав соответствующее заявление епархиальному архиерею. Всем епархиальным Архиереям будут посланы сообщения, чтобы они сделали все от них зависящее для возвращения иноков в общение с Церковью. Свое искреннее раскаяние иноки должны будут засвидетельствовать целованием Креста и Евангелия. Решено вернуть им также все отобранные в Одессе вещи.
После беседы с шестью афонскими иноками еп. Модест посетил о. Антония (Булатовича), который произвел на него очень хорошее впечатление.
О. Антоний – человек интеллигентный, глубоко начитанный и знающий учение св. Отцов и догматы церкви. "Я не навязываю своих мнений, – говорит о. Антоний, – не считаю свои мысли за догматы. Но я желаю, чтобы богословский спор был разрешен компетентным судьей-собором. Если последний признает, что мои мысли не соответствуют догматам Церкви, то я от них откажусь". (Голос Москвы, 7 мая 1914, № 104)
Дым Отечества № 18 (1914): По поручению Московской Синодальной Конторы Еп. Модест посетил шесть афонских иноков в С.-Петербурге и 17 иноков, проживающих в трех избах близ станции Любань Новгородской губернии. Он беседовал 6 часов и нашел, что они согласны с догматами православной Церкви, но "не умеют высказать мыслей нашим богословским языком. Я видел их слезы и уныние, что они будто бы имябожники". Также Еп. Модест беседовал с о. Антонием, который оставил очень приятные впечатления образованного и начитанного в св. Отцах человека, почитающего епископов.
В этом же номере о. Антоний поместил свою статью "Афонское дело".
Голос Москвы (10 мая 1914): Несмотря на благоприятный отзыв еп. Модеста в Синоде продолжают считать остальных афонских монахов, не явившихся на суд Московской Синодальной Конторы, еретиками.
23 мая 1914 г. Синод утвердил постановление Московской Синодальной Конторы и постановил назначить иноков в Покровский монастырь под духовное руководство и наставление преосвященного Модеста, которому вменил в обязанность доносить об их поведении.
Дым Отечества (№ 19, 1914): Член Государственной Думы епископ Анатолий оклеветал с думской трибуны о. Антония Булатовича, обвинив его в авантюризме и ограблении казны Афонского Пантелеимоновского монастыря. 28 апреля князь Алексей Орбелиани выступил печатно в защиту брата своей жены А. К. Булатовича – иеросхимонаха Антония с опровержением клевет еп. Анатолия. "Никогда не искал он обогащения, живя на Афоне он отказался в пользу Андреевского скита от крупных денежных сумм, переводимых его матерью Евгенией Андреевной Булатович". Клевета, будто о. Антоний увез монастырские деньги с Афона, распространенная на Афоне, была опровергнута в Одессе, так как о. Антоний покинул пароход с суммой, достаточной только на проезд.
Голос Москвы (3 мая 1914) № 101: Иеросхимонах Антоний Булатович, согласно уставу духовных консисторий, принес в Синод жалобу на еп. Анатолия, обвиняя его в клевете с думской кафедры. При жалобе приложен целый ряд документов, доказывающих неосновательность тех обвинений, которые еп. Анатолий высказал по адресу о. Антония Булатовича.
Дым Отечества № 21 (1914): 4 афонских инока жили в доме А. Гарязина. Он устроил скит близ ст. Бабино, где жили иноки-изгнанники.
20 июля в Москву приехал к еп. Модесту о. Антоний (Булатович) и 4 других монаха. Сослужение в Покровском монастыре. Архимандрит Давид просил у еп. Модеста обитель Пицунду письмом от 20 июня 1914.
В Покровский монастырь приехал к о. Антонию его келейник иером. Филарет, иером. Ювеналий и Викентий, схимонах Илавион и монах Аристоклий. О. Антоний всю ночь молится, келейник читает полунощницу, утреню и правило с канонами. 24 июня о. Антоний посетил московские святыни. Соблюдает строгий пост, питается только овощами, ест раз в сутки, утром и вечером пьет чай с хлебом в небольшом количестве. Остальное время он печатает на ремингтоне свои сочинения по поводу положения православия на Афоне. Спит в сутки не более шести часов. Отец Антоний беседовал с газетчиками и выразил удовлетворение о положит решении афонского дела.
"– Да, в Москве, – сказал он, – благодаря еп. Модесту все идет по-хорошему, а в остальной России делается по иному! До 600 человек высланных в Афона и разосланных по России подвергаются всевозможным притеснениям". Духовенство требует отказа от каких-то заблуждений, настоятели не принимают в монастыри, так как указ Синода, сообщенный Московским митрополитом, о свободном принятии афонских иноков в монастырь до сих пор не опубликован. Настоятель одной из пустыней Курской епархии принял было 16 иноков, потом стал называть их "еретиками" и с помощью светского начальства выслал на родину по этапу".
Не принимают иноков в общение и при приближении к смерти. Тяжелая болезнь глаз мешает о. Антонию работать на пользу иноков.
Голос Москвы (11 мая 1914) № 105: Члены Синода митр. Киевский Флавиан и архиеп. Костромской Тихон уволены в свои епархии.
Голос Москвы (31 мая 1914) № 124: Между тем, гражданско-правовое положение бывших афонских монахов, водворенных после катастрофы 1913 г. в разных захолустьях России, продолжало оставаться совершенно недопустимым. В случае ошибочных обвинений Св. Синодом их "еретиками" и "хлыстами" они были отданы под надзор местной полиции. У них были отобраны паспорты и, как "прикованным" к месту жительства, им невозможно было найти работу. Тем самым они были обречены на хроническое голодание. "Отчаянье овладевает нами. Выбились из сил; нет у нас ничего: ни дома ни крова ни пищи; ходим как овцы заблудшие и никто не обратит на нас внимания".
Голос Москвы (22 июня 1914) № 143: В высших сферах очень недовольны направлением синодального журнала "Церковные Ведомости", особенно нетерпимой резкостью выражений в статье арх. Никона быв. Вологодского и проф. Троицкого против "имябожников". В виду этого со стороны Синода предписано руководству журнала проф. Остроумову возможно строже относиться к статьям этих авторов и выпускать их в приличном для духовного журнала виде.
Голос Москвы (24 июня 1914) № 144: В Синод поступило заявление от 4,5-тысячного населения русских иноков на Афонской Горе. Авторы просят, чтобы ни о. А. Булатович, ни другие афонцы не получили разрешения вернуться на Афон. Заявление вызвало ликование среди партии арх. Никона, настаивающей на применении репрессий.
23 июня 1914 г. о. Антоний (Булатович) приехал в Москву и остановился в Покровском монастыре.
28 июня архимандрит Давид (Мухранов), 68 лет, прибыл в Покровский монастырь. Афонские иноки надеются вернуться на Афон. Все иноки – в возрасте от 40 до 70 лет. О. Антоний со своим келейником Филаретом выехал 28 июня 1914 г. в Харьковскую губ., где в имении своей матери в течение 2 месяцев будет поправлять свое здоровье и особенно зрение.
Голос Москвы (3 июля 1914) № 152: Несколько представителей высшего света возбудили ходатайство, встретившее в высших духовных сферах весьма сочувственное отношение, об учреждении на ст. Любань монастырского скита для афонских иноков с отделением в С.-Петербурге. С другой стороны, о. Антоний Булатович ходатайствовал об открытии самостоятельного монастыря в Лебедянском уезде Харьковской губ., в имении своей матери. Однако это встретило препятствия со стороны тогдашнего Харьковского архиепископа Антония.
Дым Отечества № 26 (84) (26 июля 1914): "Злобствующий имяборец" архиеп. Никон снова требует от имяславцев и от о. Антония Булатовича какого-то покаяния и отречения от мнимой ереси, снова угрожает отлучением и т. д. в своей статье в газете "Земщина".
Колокол (7 февраля 1916) № 2921: Отец Антоний (Булатович) посетил митр. Петербургского Питирима. Синод, как известно, предоставил усмотрению митр. Московского вопрос о разрешении священнослужения при отправлении на фронт. Ныне многие с театра войны возвращаются в Москву и другие епархии. Слышно, что афонцы издают новую апологию своего учения. Владыка Питирим выслушал с интересом всю историю афонской смуты и ее последствий. При прощании о. Антоний передал митр. Питириму для памяти прошение о необходимости пересмотра всего дела об афонских имяславцах, которых Синод, по докладу архиеп. Никона и С. В. Троицкого, признал "еретиками". При прошении о. Антоний приложил обширный доклад в изложением всех обстоятельств этого в свое время нашумевшего дела и с опровержением всех пунктов против так называемой "имябожеской ереси".
Новый этап спора
Новый этап полемики вокруг "ереси имябожников" был вызван изменившейся позицией в этом вопросе главного редактора частной газеты Колокол и редактора Миссионерского Обозрения В. М. Скворцова. Полемика шла в печати между двумя изданиями – Колокол и Приходский листок, где важную роль играл С. Троицкий. Канонически после оправдания имяславцев Судом Синодальной Конторы обвинения их в ереси должны быть сняты. Однако имяборцы не успокаивались. Особенно усердствовали афонские имяборцы и г. Троицкий. И опять, как раньше, главным оружием имяборцев стали ложь и клевета.
В начале 1916 г. афонским Пантелеимоновым монастырем была издана книжка Сборник документов, относящихся к афонской имябожнической смуте, которая огромными тиражами рассылалась по всей России Афонскими Андреевскими подворьями в Петрограде и Одессе. Сборник содержал тенденциозный подбор документов. Кроме того, в "прибавлении" к Сборнику была изложена "сущность имябожнического учения", где содержалась явная клевета: имяславцам приписывалось отождествление имени с сущностью Божией.
В связи с этим, Колокол поместил статью: ИМЯСЛАВЕЦ, К вопросу о сущности учения афонских имябожников // Колокол № 2904 (3 марта 1916). Опровергнув возводимые в очередной раз на имяславцев клеветы, автор статьи заключает:
"Конечно, если бы Московский духовный суд при Московской Синодальной Конторе нашел бы хотя долю того изуверства, которое нам приписывается, он не мог бы нас оправдать, но должен был бы несомненно и бесповоротно осудить. Но такими клеветническими брошюрками наводняется сейчас Россия, ибо они усердно рассылаются всеми афонскими подворьями. Восторжествовавшая на Афоне партия, не довольствуясь тем, что достигла изгнания с Афона противной партии, и теперь не оставляет своей злобы, но непримиримо преследует братий своих, распространяя заведомые о них клеветы. Но в интересах ли Церкви такая пропаганда?... здесь мы видим совсем обратную проповедь лжи, клеветы, ради возбуждения вражды в населении против изгнанной противной партии.
Но не только печально это явление и оскорбительно для изгнанных иноков, но оно опасно для Церкви, вместе с извращенным описанием сущности имяславия внушается люду православному сущность так называемого афонского имяборчества... противники наши недугуют закваской неверия в действенность и реальность святыни Имени Божия, неверия такой непреложной заповеди Спасителя как "Именем Моим бесы ижденут". К чему это должно вести тех, кои заразятся этим учением? Очевидно, к уничтожению того спасительного страха и веры во Имя Господне, от которого и без того остались одни лишь жалкие остаточки. Учат еще афонские имяборцы уничижать имя "Иисус" по сравнению с прочими именами Божиими. Но что же это доказывает? – Несомненно охлаждение любви к Самому Иисусу, ибо для любящих Иисуса Имя Его всегда было сладчайшим и не сходило с сердечных их уст... для нынешних торжествующих афонитов сие Имя есть имя меньше всякого имени, и это свое имяборческое учение они смело пропагандируют по всей России!?"
Эта статья вызвала полемическую истерику писателей редакции синодального "Приходского Листка". Он поместил грубую статью-анонимку под хлестким названием "Миссионер на службе лжеучению". Всем было очевидно, что это буесловие, по-видимому, принадлежало перу С. В. Троицкого, бывшего во время афонского похода учителем Александро-Невского Петроградского духовного училища, а после произведенного в чиновника особых поручений при бывшем прокуроре Синода. Статья Троицкого была очень обидной. Любое честное издание должно было дать хороший ответ такому хамству. В. Скворцов отвечает жесткой оценкой с церковно-канонической точки зрения "миссионерской" деятельности самого Троицкого и Никона:
"Для признания ереси требуется суд собора, а для отлучения от Церкви или лишения участия в таинствах требуется, по Евангелию и канонам, предварительные увещания и всестороннее исследование содержимого заблуждающимися мудрования и публичное обличение перед всей Церковью.
Пусть ответят: испробовали ли Никон и Троицкий на Афоне все меры увещания и обличения, требуемые хотя бы простой миссионерской инструкцией? Когда сотни афонцев были доставлены на пароходе в Одессу, то одни из них были заключены в тюрьмы, другие направлены "под строгий надзор" на подворье, со всех снято монашеское одеяние, острижены волосы даже у лиц священного сана. Эта позорная операция предварялась миссионерским увещанием и опросом? А загон на пароход при посредстве холодного душа из пожарной кишки сотни монахов – афонцев? Имел ли арх. Никон и г. Троицкий о винах каждого постановление особое или хотя бы общий список? Где ныне этот ценный документ, по которому вселенский патриарх уполномочил Синод произвести суд над имябожниками? Каким образом этот главный духовный эксперт убедился, что имяславцы –"евномиане", давно обличены св. Григорием Нисским, что они "гностики", повторяющие лжеучение раввинов о "Мемре" или "Слове Божием" и о Логосе, что они обожествляют тварные буквы и звуки Имен Божиих, что имябожники исповедуют не три Лица Св. Троицы, а четыре, которое "есть имя". Ведь прежде, чем бросить кому-либо такие жестокословные обвинения, миссионерские методики требуют обследования упования заблуждающихся хотя бы в лице вождей движения как чрез беседы и опросы хотя бы того же Антоний Булатовича? Беседовали ли с ним арх. Никон и г. Троицкий? Достаточными, всесторонне и вполне исчерпывающими считает автор обвиняющей нас в "службе ереси" статьи те данные, которыми располагал Св. Синод в то время, когда составлял свое послание, а затем и определение о мерах против последователей имябожия? Или они составлены на основании показаний одной из тяжущихся афонских сторон?
Если имябожники хотя бы в лице вождей действительно разделяли все это ужасное еретическое мудрование, то очевидно они отреклись, раскаялись в них на суде Московского митрополита, иначе на каком же основании после московского разбирательства афонского дела в отношении главных обвиняемых отменены все меры, принятые против имябожников согласно определению Синода, а именно: архим. Давид – этот столп имяславия – разрешен в священнослужении, обитает в Московском Покровском монастыре у еп. Модеста, с ним литургисает, точно также иеросхимонах Антоний Булатович священнодействует, окормляяя благодатью таинств на театре войны наших чудо-богатырей. Неужели митр. Макария как разрешившего священнослужение вождю "ереси Булатовича" автор тоже склонен заподозрить на службе лжеучению?"
Далее В. Скворцов честно и искренно говорит, почему Колокол сменил курс. Он трогательно рассказывает о том, как он узнал правду об этом деле и, "оттрясе тину" имяборческой лжи с "очесе умного", встал на сторону гонимых имяславцев:
"Колокол действительно отошел от занятой им ранее в афонском деле позиции, которая была, в сущности, позицией нашего бывшего в течение многих лет достопочтенным сотрудником арх. Никона и его сподвижника С. Троицкого. Но начал отходить я лично, а за мной и редакция Колокола с прежней нашей позиции не сегодня и не вчера, а уже летом 1914 г. после моей случайной беседы по данному вопросу с Полтавским еп. Феофаном в доме ялтинского градоначальника Думбарадзе, которому в то время писал в Афона в защиту имяславцев известный бывший синодальный миссионер игумен Арсений. Старик-миссионер от волнений афонских и споров слег в постель во время пребывания на Афоне арх. Никона и, увы – умер и погребен, лишенный последнего христианского напутствия. А ведь он всю свою жизнь посвятил на борьбу с ересями и на защиту православия!...
Из беседы с ученым епископом-аскетом и миссионером я впервые понял, что к пониманию вопроса о почитании Имени Божия и соприсущей этому Имени Божественной силы надо подходить не одним путем богословского рационализма, а непременно и главным образом путем мистического проникновения верою сердца. Стоящие в споре об Имени Божием на разных путях будут говорить разными языками и друг друга не поймут. Тогда же я дал телеграмму редактору – воздержаться от защиты позиции вл. Никона в Афонском деле.
Осенью того же года, будучи в Киеве, я встретил близ Лавры ветхих странников-афонцев в жалком положении – в рубище, дрожащих от холода, не имевших крова, ибо в монастыри их никуда не дозволено было принимать, а от мира они отвыкли...
Став в группе сердобольных богомольцев, снабжавших афонцев кто грошами, кто баранками, я слышал их скорбные рассказы о злоключениях, "претерпенных от руки Никона" – так выражались эти озлобленные старцы, один совершенно глухой. Настроение народа явно было за афонских изгнанников, слышался ропот на власть.
О своих наблюдениях я доложил митр. Флавиану и последний отнесся к афонцам очень мягко, приняв их в обитель.
В Лавре я зашел к одному уважаемому старцу. Продолжительная беседа с ним по афонскому вопросу и об имяславии меня окончательно выбила из прежде занятой Никоно-Троицкой позиции в отношении к данному спору. Набатный звон Колокола замолк. Я решительно отказал арх. Никону в помещении статей против афонцев...
Я искренне радовался мирному исходу московского разбирательства афонского спора и лично приветствовал о. Давида, видя его в Москве умиротворенным, совсем другим как бы человеком, не тем, каким я видел его в Одессе в заключении.
До появления в печати скорбных писем изгнанных афонских иноков о недопущении многих из них к Св. Причастию и погребению по христианскому обряду, а также до официозного заявления в "Приходском Листке", что Св. Синод не признает ныне благовременным пересмотр дела афонцев, я считал афонское дело ликвидированным и страсти умиротворенными. Но вот это заявление, присланное по поводу его в редакцию Колокола статья "Имяславца" с письмами тяжко лишаемых доселе участия в Трапезе Господней вновь поставило перед нами афонский затяжной вопрос и мы решили нарушить наше молчание...
И вот в ответ мы получаем оскорбительный наскок из официального Приходского Листка, ничего нового не разъясняющий, а лишь подтверждающий, что синодальные обвинители стоят неподвижно все на той же позиции "ереси Булатовича". Но Булатович-то оправдан или нет?
Если нет, зачем же ему, архиеретику, разрешено священнослужение?...
Афонское дело требует всестороннего и спокойного освещения, к которому присяжные синодские эксперты видимо не способны, не находя в иных взглядах и доводах по этому делу ничего другого, как "службу лжеучению". Для его ликвидации время ныне как никогда благоприятно. Пусть и были у афонцев заблуждения мысли, а не веры, но не загладили ли они их подвигами христианского самоотвержения и милосердия на полях битвы? Например, о том же о. Антонии Булатовиче рассказывают, что этот бывший беззаветной доблести гвардейский офицер и ныне на театре войны являет ту же доблесть духа, беззаветную ревность в исполнении настоящего долга.
Как сообщают, что в одном деле убита под о. Антонием лошадь и сам он получил контузию, вынесенный из огня церковником.
Во всяком случае не нам с г. Троицким считать себя авторитетными судьями в богословской стороне этого спора и мы советовали бы задорному эксперту-полемисту вникнуть в мнение по сему вопросу непререкаемого научного авторитета заслуженного проф. М. Д. Муретова в его отзыве о том же самом апологетическом сочинении имяславцев, в котором г. Троицкий нашел столько ересей.
А кто на "службе лжеучению" – покажет время и дальнейшая история афонского спора с авторитетными экспертами".
(В. СКВОРЦОВ, На службе единой Божественной Истине // Колокол № 2989 (4 мая 1916).)
В майском номере Миссионерского Обозрения появилась статья о. Антония Булатовича "Имя Божие в понимании и толковании св. Григория Нисского и Симеона Нового Богослова". Статья была помещена с подзаголовком Материалы к богословскому спору об Именах Божиих, то есть редакция оставляла за собой право на собственное мнение. Статья содержала столь убедительное богословское опровержение всей ученой критики С. Троицкого, что 4 августа 1916 г "Приходский Листок" (№ 167) напечатал статью "Миссионерское Обозрение служит лжеучению" за подписью "С. Т.". В ней Троицкий писал "В. М. Скворцов – редактор издания – стал защищать в Колоколе довольно нелепое учение имябожников" и "теперь на службу этому недостойному делу отдал и журнал, самое название которого казалось бы, обязывало его служить лишь чистой истине проавославия – "Миссионерское Обозрение". Он взял на себя дело пропаганды лжеучения в чисто личных интересах".
В ответ это 6–14 августа 1916 г. Колокол помещает ряд статей Н. Болховецкого, едко высмеивавших методы работы имяборцев.
Н. БОЛХОВЕЦКИЙ, Ложь в официальном органе // Колокол № 3065 (6 августа 1916):
"Нельзя не удивиться смелости, чтобы не сказать разнузданности этого горе-богослова С. Троицкого... Как "Миссионерское Обозрение" пропагандирует лжеучение? В № 3 сего года в статье "Живые тени средневековых ересеискателей" они писали: "имябожники впали в прелесть любоначалия и празднословия... Мудрование их о "реальной неотделимости" Божественного существа и Его "энергии" от "имени Божия" неизбежно ведет к явным абсурдам "богословского" суесловия, нестерпимого для христианской истины и вредного для церковного единства веры и жизни христозаповеданных верующим" и т. д. целых 11 стр. Вот так защита! Вот так пропаганда лжеучения! Видимо, г. С. Троицкий, не "осведомившись со святцами бухнул в колокол"!"
Далее указывалось, что Троицкий не заметил подзаголовок "Материалы...". Их публикация оправдана, поскольку пока "имябожники" и их противники "имяборцы" не представили свою веру ясно, точно, определенно, и исчерпывающе, считать тех и других "еретиками" преждевременно. Это статья лично уязвила С. Троицкого, так как в ней "выявляются" довольно "нечистоплотные" приемы его литературной полемики. Миссионерское Обозрение должно руководствоваться принципом audiatur et altera pars. Такая реакция Троицкого свидетельствует о его научной несостоятельности:
"Подлинная наука о "чистой истине" как общеизвестно, с презрением относится как к односторонности профанов, так, если и не больше, и к фокусникам "лжеименного знания", которые во всякой науке способны играть краплеными картами, быть "мудрыми" на "темное творчество" и затем по необходимости бояться света, трепетать появления "материалов" по их "науке" и "бегать не единому гонящу". Истинная богословская наука не знает "крепостническва", она не слышит "начальственных приказаний", она не видит "лиц", не ищет "земных" выгод и т. д., словом, она никого и ничего не знает, не слышит, не видит, но ищет она Того, "Кто есть Истина" (Ин. 14:6).
С. Троицкий "доказал" на премию, что имябожники суть крайне опасные "еретики", которых следует преследовать и церковным судом до отлучения от Церкви включительно, и государственной властью...
Но вдруг обвинения г. Троицкого в обожении самых звуков и букв Имен Божиих, взятых в отвлеченности своей – выдуманы и сфантизированы "ученым критиком" для полемического "упражнения"? В каком выдающемся тогда положении окажется "тяжело-артиллерийская" критика на несуществующее лжеучение? Разве тогда можно будет не отметить этой "критики" в таком примерно заглавии "высокого стиля":
"Дреколие разительное во всеконечное сокрушение на могущия быти в мире (ныне же еще не сущие) зело опасныя, паче же рещи, ума изступившия еретики, иже звук некий и письмя некое художеством человечим бывшия и мертвыя, в Бога Живаго си изберут и тем поклонятся, безконечнаго живота грядущаго взыскуя..." Только так и можно будет тогда оценить с научной точки зрения "тяжкий млат" такой ученой критики на пустое пространство. Пред судом же церковной миссии христианского мира такая критика, произведшая "соблазн, смуту и разделение" среди верующих, окажется тогда в положении и того худшем, как преступление... А что действительно указанной ученой критике грозит опасность очутиться в положении помянутого "дреколия разительного" признаки этого, пожалуй, налицо. "Известный вождь имябожников" о. Антоний Булатович пишет, например, что "в каждом из своих исповеданий и сочинений он категорически заявлял, что букв и звуков (Имен Божиих) он не обожествляет", как "элементов тварных", что существо Божие, по его вере, непостижимо для человека, и он знает только о свойствах Божиих по откровению о них Самим Богом в Именах Своих, которые с этой именно стороны как богооткровенная истина и сущая в них сила Божия, достопоклоняемы как Бог (см. Миссионерское Обозрение № 5–6). И православные иерархи на Духовном Суде в Москве вынесли "имябожникам" оправдательный приговор, ибо нашли, "что эти имябожники", "именуя Имя Божие и Имя Иисусово Богом или Самим Богом, чужды как почитания Имени Божия за Сущность Его, так и почитание Имени Божия отдельно от Самого Бога, как и звуков и случайных мыслей о Боге" (Там же)."
Колокол заканчивает выводом:
""Лжеучения имябожников" для православной русской Церкви строго говоря, пока нет: нет ни исторически, ни догматически, ни канонически; ибо от учения, которое вздуто и навязано "имябожникам", они категорически отрекаются, как никогда ими не содержавшегося и церковно-соборного суда над "догматическим неправомыслием" этих "имябожников" и "анафемы" на такие их "неправославие" не было. А "как лук напрягать язык свой для лжи" (Иер. 9:3) в данном случае "в чисто личных интересах", до этого имеют нужду, по-видимому, опускаться только некоторые "осведомители" "обязательных" изданий..."
Отвечая Колоколу, Троицкий написал, что о. А. Булатович требует созыва собора, "но разве Константинопольский и Русский Св. Синоды, не раз осудившие это лжеучение, не Соборы?" (Приходский Листок № 172). На это Колокол отвечал:
"Раз так, не потрудитесь ли, г. Троицкий, сообщить в печати "Деяния" этих Соборов, когда они проходили, сколько отцов на них присутствовало, какие позваны были на эти соборы еретики; какие исповедания и сочинения этих еретиков читались, разбирались и осуждались, что говорили и как оправдывали свое упование еретики и как отцы Собора их увещевали, какое последнее соборное определение на еретики и какой затем распубликованный в Церкви каноническая дисциплина на это случай и т. д. ...
Троицкий наверное, знает, что, согласно "Журналам и Протоколам", Предсоборное Присутствие (1906 г.) находило, что в нашей Церкви уже 200 лет (с 1714 г.) не было Соборов и соборного управления".
(Н. БОЛХОВЕЦКИЙ, Ложь в официальном органе, III // Колокол № 3071 (14 августа 1916).)
Колокол № 30084 (1 сентября 1916) напечатал редакторскую статью, в которой указывалось на то, что статьи Троицкого содержат клевету и науськивание духовенства и миссионеров против ненавистных монополистам частных изданий (В. СКВОРЦОВ, С. Т. // Колокол № 3084 (1 сентября 1916)).
На страницах Колокола № 3086 (3 сентября 1916) впервые появляется статья иеросхимонаха Антония (Булатовича) "И паки клевещет на ны Ритор Тертилл".
В богословском плане имяславцы стремятся показать всем, насколько учение имяборцев противоречит их собственным ранним воззрениям, а также учению Церкви.
(Иеросхимонах АНТОНИЙ БУЛАТОВИЧ, Не сошли ли мы с рельс? // Колокол № 3112 (7 октября 1916):
О. Антоний сравнил две книги: одну, изданную в 1890 г и премированную учебным комитетом при Св. Синоде Собрание церковных поучений для простого народа свящ. Стратилатова; другую – издания 1915 г. Об Именах Божиих С. В. Троицкого, тоже удостоенную премии Св. Синодом, и показал совершенную противоположность их в учении об Имени Божием. Сравнивая также Синодальное Послание 18 мая 1913 г. и статью архиеп. Никона об Имени Божием с катихизисом, он показал коренное изменение взглядов имяборцев С. Троицкого и архиеп. Никона. Если ранее архиеп. Никон учил о том, что "именем Божиим совершаются наши спасительные таинства" и "Имя Божие есть то же, что непостижимое существо Божие, открывающее себя людям" (Троицкие Листки, т. 5, стр. 137 1896–1899 гг.), то затем он стал резко отрицать это православное учение и обвинять его в каббало-гностическом магизме.
С. Троицкий в свою очередь, признавая ранее, что имена Божии – это нетварные энергии Его, теперь также резко поменял свою позицию. Теперь он утверждает, что "имена (в том числе и Божии) есть такой же продукт творчества человека, как дома, картины и вообще произведения культуры". "Имена Его не вечны". "Но и люди почитали Бога сначала не имея никаких имен"... "что Имя Божие не есть действие Божие, а действие человеческое – уже доказано. А отсюда следует, что оно не может само по себе ни освящать чего-либо, ни творить чудеса. Приписывать Имени Божию самому по себе освящающую чудотворную силу, это значит приписывать человеку то, что принадлежит единому Богу или значит богохульствовать. (Церковные Ведомости № 47, 1813, 2172 и № 48)".
Таким образом, С. Троицкий договорился вместе с архиеп. Никоном до такой грубой ереси, что должен был бы быть остановлен и наказан православной церковной властью за свои хулы. Но сделать это было некому: самый выдающийся влиятельный иерарх – архиеп. Антоний (Храповицкий) – продолжал в ослеплении бороться с ветряными мельницами "имябожничества".
Приведем полностью третью часть этой же статьи о. Антония, поскольку она содержит интересные сведения о "греческом" периоде спора:
"Прочтите статьи другого составителя синодального послания арх. Антония (Храповицкого) –"Учение Божественного откровения о спасительном значении слова Божия" (1900, т. 2, стр. 113–115) и вы убедитесь, как противоположно прежнее понимание его глаголов евангельских тому пониманию, которое выражено ниже в синодальном послании от 18 мая 1913 г.
Таким образом, то, что признавалось несколько лет тому назад за учение Церкви, ныне причислено к лжеучению, к ереси имябожнической и т. о. пред внимательным наблюдателем нашего церковного строя невольно становится вопрос: не настоит ли настоятельная потребность осмотреться в таких важных догматах и проверить себя, кто из нас, имяславцы или имяборцы, стоят тверже и ближе к учению святоотеческой веры? Не следует ли собрать ученых богословов и беспристрастных просвещенных мирян и пересмотреть то синодальное послание, которое так смешно и односторонне было составлено в пылу полемики представителями только одной из спорящих сторон? "Себе искушайте, аще в вере есте, себе искушайте", – заповедует апостол.
Но вот этого то пересмотра по богословской стороне афонского дела и не хотят допустить те из "путевождей", которые причастны к составлению исторического синодального послания к инокам. И когда заходит речь о необходимости такого пересмотра, то наши обвинители заявляют: "пересмотр-де невозможен, ибо он может вызвать конфликт между нами и патриархией, которая якобы уже окончательно и определенно высказалась о еретичности боголепного почитания Имени Божия". В том же смысле высказался и официальный орган Св. Синода "Приходский Листок", что будто бы этот вопрос должен оставаться бесповоротно решенным. Ну, а если бы это решение противоречило всему святоотеческому учению об именах Божиих? Неужели оно так-таки и должно быть признано бесповоротно принятым всей нашей Церковью? А если бы это решение приводило верующих к отступлению от исконной веры Церкви в Божественную природу и божественную силу Имени Божия, то что же, оно все-таки должно быть бесповоротно принято всей нынешней Церковью? И все это только из-за боязни конфликта между нами и патриархией? Но и это опасение конфликта с патриархией есть не более как пугало и совершенно мнимое, ибо мы имеем документальные доказательства того, что не патриархия возбудила преследования против мнимой ереси "имябожия", но сама российская церковная власть понудила к тому патриарха, и не он по своему почину осудил "имябожническую ересь", но к тому понудила его опять-таки российская церковная власть, дела которой в то время вершил глава имяборцев архиеп. Антоний Храповицкий. Читатель спросит: "Какие же это документы?" – Отвечаем: обнародованные письма архиеп. Антония к монаху Денасию и к игумену Иерониму. Вот что, между прочим, написано в них. В письме от 11 февраля 1913 г. арх. Антоний пишет о. Денасию: "В Синоде полагаются на посылку на Афон П. Б. Мансурова от мин. ин. дел. Это просвещенный и благочестивый господин, достойный доверия, но тут не в доверии дело, а в том, чтобы послать три роты солдат и заковать безчинников". 7-го марта он же писал Иерониму: "Св. Синод просит нового патриарха подтвердить решение о сем деле покойного Иоакима III и разрешить прислать на Афон русского архиерея для вразумления смущенных глупою ересью". А 14 мая он писал тому же: "Св. Синод на днях напечатает послания против Булатовичевской ереси и три доклада о ней: арх. Никона, мой и С. В. Троицкого. Все это арх. Никон с разрешения патриарха повезет на Афон и приложит усилие, чтобы вразумить безумцев..." (дальше на обнародованном письме стоит многоточие и, вероятно, там стояли те же угрозы для тех, которые не вразумятся, что их с тремя ротами солдат закуют и разошлют в тар-тарары). Отсюда, кажется, ясно, что не греки настояли на удалении "имябожников" военной силой, но это задумали еще в феврале арх. Антоний, а задуманное им выполнил арх. Никон мастерски. Ясно, что не патриарх Герман возбудил преследования против мнимой ереси и не афонский Кинот, который бумагою за № 25 от 15 января признал правильность выбора в игумены арх. Давида и обещался 19 января совершить над ним обряд поставления на игуменство, поэтому номинальный российский вице-консул Г. Щербина, и, может быть, давлением на константинопольского патриарха, последовавшим со стороны также тогда всесильного во Св. Синоде Антония Храповицкого. Сербский инок Лука Иокич, питомец МДА, и как сторонний пребывавший в феврале у патриарха, передал нам, что когда он спросил патриарха, правда ли, что он хочет предать анафеме андреевскую братию ради исповедания ими Божества Имени Божия, то тот поднял руки свои кверху и воскликнул: "да сохранит меня Господь от сего", и о Имени Божием он, познакомившись с нашим образом мыслей, не нашел их еретичными, но только находил неправильной прибавку "Сам" Бог во фразе "Имя Божие – Сам Бог".
По общему убеждению всех нас, афонских изгнанников за Имя Божие, не патриарх и не греки, но архиеп. Антоний и русские имяборцы являются единственными инициаторами и виновниками всего преследования имябожников и имябожия и понудителями греческой церковной власти и составителями имяборческих тезисов об Имени Божием, столь противоречащими исконной вере Церкви и даже их собственным прежде написанным ими словам, и только в их интересах ныне является не допустить вопиющее к небу афонское дело к пересмотру. Средством для этого ныне является запугивание возможным конфликтом между нами и патриархией, но это сущий миф, ибо, повторяю, патриарх не по своей инициативе возбудил преследование, но под давлением из России. Более того, патриарх отклонил от себя даже производство суда над изгнанными иноками, предоставив самой русской церковной власти как ей угодно разбираться в том деле, которое она сама возбудила, и расхлебывать ту кашу, которую она сама заварила... А разбор дела, кажется, был бы до крайности прост: стоило бы только Св. Синоду назначить авторитетную и беспристрастную комиссию и укоры на нас в ереси разлетелись бы, как дым и недоразумения свелись бы к миру и единомыслию... "
(Иеросхимонах АНТОНИЙ БУЛАТОВИЧ, Не сошли мы с рельс? // Колокол № 3113 (8 октября 1916).)
Отсюда становятся очевидным две вещи: ответственность за афонский разгром лежит исключительно на русских имяборцах. Поэтому понятно упорное нежелание имяборцев пересматривать дело, лукаво прикрываясь возможностью конфликта со вселенской патриархией. Это упорство, по-видимому, объясняется лишь нежеланием нанести удар своему личному самолюбию и потерять авторитет "великих православных богословов", а также боязнью сознаться в своей догматической ошибке и понести ответ за церковное преступление – преследование невинных православных афонских иноков.
С другой стороны стало ясно, что идея "разбойнического рейда" на Афон созрела в Синоде очень рано (видно, там привыкли подобным образом разрешать все колкие церковные проблемы такого рода). Причем эту идею обставили как настоятельную просьбу самих афонцев. "Помогите, да не окажется [Пантелеимоновский] монастырь еретическим... Необходимо прислать, и скорее – архиерея и чиновника синодского для расследования, убеждения и примирения", – жаловался в Колоколе некий Афонец (АФОНЕЦ, Печальная летопись современного Афона // Колокол (10 февраля 1913)). Его глас был услышан очень быстро. Через неделю тот же Афонец уже удовлетворительно успокаивает читателей тем, что "вскоре прибудет от посольства в храм канонерка с особым уполномоченным для усмирения и вывоза с Афона русских бутовщиков" (АФОНЕЦ, Продолжение скорбной летописи на Афоне // Колокол (17 февраля 1913)).
Однако политические события отложили это дело. Пришедшие в конце января 1913 г. к власти младотурки отказались принять выработанные в Лондоне условия мира. 3 февраля вновь возобновилась война между Турцией и Балканским союзом, закончившаяся перемирием в апреле. Тогда и была проведена беззаконная афонская "операция".
Кроме этого, если патриарх считал учение русских имяславцев православным и все-таки был вынужден отдать их под суд русского Синода, то понятно, насколько сильно тогда было влияние русского Синода на Вселенскую патриархию, если он понудил патриарха отдать это дело на суд Халкинских богословов и осудить вдобавок своим Синодом.
источник материала