Протоиерей Алексий Кибардин

Протоиерей Алексий Кибардин принадлежал к числу самых замечательных священников Санкт-Петербургской епархии ХХвека. Он был последним духовником преподобного Серафима Вырицкого, а ранее духовником Собственного Его Императорского Величества Конвоя и настоятелем Феодоровского Государева Собора в Царском Селе (о. Алексий известен также как неофициальный духовник Царской семьи).
Прошел лагеря и ссылки в 30-е годы ХХ столетия (за принадлежность к иосифлянской оппозиции). В годы войны продолжал служить и помогал партизанам.

После войны, с 1945 по 1950 год, отец Алексий служил настоятелем Вырицкого храма во имя Казанской иконы Божией Матери.

В 1950 г. по ложному доносу был арестован и сослан в сибирский лагерь Озерлаг, где провел в нечеловеческих условиях 5 лет.

С 1955 до 1957 года служил вторым священником в Казанском храме в Вырице, затем вышел за штат.

Скончался о. Алексий 5 апреля 1964 г. - ровно через 15 лет (с разницей в 2 дня) после смерти прп. Серафима Вырицкого, как и предсказал ему в свое время старец.

Протоиерей Алексий Кибардин много лет отстаивал истины православной веры от нападок безбожников и обновленцев, проповедовал на оккупированных фашистскими захватчиками территориях и много сделал для возрождения православия в послевоенные годы.

61 год в священном сане…Нелегким было для отца Алексия это путешествие во времени, однако скорби – знак особого избрания Божия. До последних дней земной жизни делила с батюшкой все невзгоды и редкие радости верная его супруга Фаина Сергеевна Кибардина.

Дочь священника Сергия Сырнева из небольшого городка Котельнича Вятской губернии, Фаина Сергеевна родилась в 1883 году. В 1893-1899 годах, она обучалась в Вятском епархиальном женском училище. В 1900 г. закончила с отличием дополнительный педагогический класс и работала домашним учителем.

В 1902 году Фаина Сергеевна связала свою судьбу с единомысленным семинаристом Алешей Кибардиным. Вот как это было.

По традиции, принятой в семьях священников, Алексий Кибардин должен был идти в духовную семинарию. Но как раз после окончания гимназии вышел указ, разрешавший детям священников поступать в светские высшие учебные заведения. Алексий серьезно поговорил с отцом, объяснив, что у него нет желания стать священником, но есть большое стремление и способности стать ученым, поэтому он просит благословения отца поступать в университет. Воспитав сына в глубокой вере, родители были спокойны за него и благословили на учение.

И вот Алексий поступил в университет на филологическое отделение, где быстро стал одним из лучших студентов. Через некоторое время Алексию предложили перейти на отделение иностранных сношений. Алексий принял предложение, но не оставлял и занятий филологией, так что по окончании университета у него было два диплома. После окончания университета Алексий написал и защитил докторскую диссертацию по международному праву. Поскольку Алексий считал, что миссия посла должна быть и духовной, то он экстерном сдал экзамены в духовную семинарию. Неожиданно Алексию сделали почетное предложение, которое более соответствовало его устремлениям: предложили стать ректором одного из высших учебных заведений. Алексий решил, что он будет заниматься наукой, а не дипломатией, закончит книгу, которую уже начал писать, станет профессором.

Но поскольку Алексий был человеком верующим, то для решения такого серьезного вопроса, как выбор дальнейшего направления жизни, он пришел за благословением к своему духовнику, который был заместителем Петербургского митрополита. Он преподавал Закон Божий в университете и был официальным духовным наставником студентов, учившихся на отделении международных сношений.

Когда Алексий изложил духовнику свои намерения, тот сказал, что предлагает ему совсем другое – рукоположение в священника. Алексий ответил, что если бы у него были такие намерения, то он пошел бы в Духовную академию. Но он хочет заниматься наукой, быть полезным для России и просит на это благословения. Духовник объяснил Алексию, что он говорит не от себя – это предложение сделано по поручению самых высокопоставленных людей в стране – и просил не отказываться так категорически, а повременить и подумать несколько дней. В конце разговора духовник сказал:

– Если вы не согласитесь, можете ответить мне письмом. Разрешение на выезд вам дадут. Но все же очень прошу взвесить всё, ведь я не мог без достаточных оснований сделать вам такое предложение – это великая ответственность.

Алексий вышел после этого разговора в большом недоумении, стал молиться и просить Господа вразумить, как разрешить жизненную ситуацию, дать знак, как поступить. После раздумий Алексий решил, что не может избрать путь священника, потому что его призвание – наука. Он пошел на почту и попросил бланк телеграммы, написал текст с отказом и пошел отдавать для передачи. У самого окошка он с удивлением заметил, что сделал в простом тексте глупейшую ошибку. Попросил второй бланк, переписал текст – и снова обнаружил, что ошибся. Это его изумило, потому что русский язык он знал прекрасно и писал практически без ошибок. С большим смущением попросил он третий бланк и постарался как можно внимательнее переписать текст – снова ошибка.

Здесь он вспомнил о своей молитве, просьбе о вразумлении и понял, что ошибки эти неслучайны. Взяв все три бланка, он поехал к духовнику – тот принял его сразу и как будто ждал его. Алексий рассказал о телеграммах, показал их, и духовник согласился, что это явное указание Божие. Алексий дал согласие на рукоположение. Но перед рукоположением необходимо было жениться. На вопрос духовника, нет ли у Алексия кого-нибудь на примете, тот ответил, что у него вообще нет ни одной знакомой девушки, так как за все время учебы с ними практически не общался. Тогда духовник спросил, может быть, Алексий где-нибудь встречал девушку, которая ему понравилась. Тогда Алексий вспомнил об одном поразившем его случае. Было это на выпускном вечере курса, на котором по разрешению императора присутствовали девушки из Института благородных девиц (на международном отделении университета учились одни мужчины). Он увидел в уголке красивую девушку, которая сидела рядом с пожилой женщиной – видимо, матерью, и не веселилась, как ее подруги.

Особенно поразился Алексий, когда один из его товарищей пригласил эту девушку на танец и та ответила: «Благодарю вас, но я не танцую».

Алексий удивился тогда, как это может быть: девушка – и не танцует? Запомнил он и имя ее, поскольку подруги обращались к ней – Фаина. Алексий описал внешность девушки и ее матери, и духовник сказал: «Я ее знаю – сама Царица Небесная выбрала вам невесту. Это дочь настоятеля собора в Царском Селе – он профессор Духовной академии, а мать преподает в Институте благородных девиц. Это одна из самых образованных семей в Петербурге».

Духовник приготовил письмо от самого митрополита и направил Алексия в Царское Село. Алексий пришел по указанному адресу, позвонил. Дверь открыл хозяин дома. Алексии попросил благословения и передал письмо митрополита, после чего рассказал о себе. Мать Фаины сказала:

– В тот вечер мы впервые в жизни были на балу, не могли ослушаться императорского указа.

– Я тоже впервые, – признался Алексий. Родители согласились отдать за него дочь, если та не будет возражать. Но Фаина напомнила им: «Вы же обещали не выдавать меня замуж, пока я не окончу институт».

Отец с матерью развели руками – дочь не хочет даже выйти и взглянуть на жениха. Снова пошли родители к дочери и убедили ее хотя бы поговорить с молодым человеком. Алексий рассказал о себе. Фаина объяснила, что до окончания института не хочет думать о замужестве (было ей тогда 17 лет), и описала, какой должна быть жена священника, указав на свою маму. В конце она сказала:

– Желаю, чтобы вам Господь такую матушку послал, как мама моя.

Алексий так растерялся, что задал глупейший вопрос:

– А вы не подскажете, где можно невесту найти?

Впоследствии отец Алексий рассказывал, что вышел после этого разговора, как мокрая курица.

Отец Фаины чувствовал, что этот человек пришел в их семью по Промыслу Божию, и решил применить отцовскую власть. Он сказал дочери:

— Это просьба митрополита. Если ты откажешься, на всех нас будет пятно непослушания. Мы решили, что ты должна выйти замуж за Алексия.

Фаина подчинилась отцовской воле.

Когда Алексий сообщил духовнику о согласии невесты, ему был дан от митрополита срок в две недели для рукоположения. В большой спешке приготовили все к свадьбе. После венчания совершили рукоположение в Исаакиевском кафедральном соборе. В течение 40 дней вся семья молилась и просила благословения Божией Матери на брак.

Все это время отец Алексий жил с Фаиной как брат с сестрой, они называли друг друга на вы. Отец Алексий был назначен священником в Исаакиевский собор. Это вызвало зависть и ропот некоторых из служивших там. В Исаакиевском соборе было всегда 40 священников, а отец Алексий оказался сорок первым. Кроме того, он не окончил Духовной академии, а по обычаю таких не рукополагали сразу в священников, они должны были некоторое время служить диаконами.

Алексий никогда не общался с девушками и не знал, что можно подарить Фаине, а сделать какой-нибудь подарок хотелось. Тогда он спросил у кого-то в соборе, какой подарок преподнести жене. Над ним решили подшутить и сказали:

– Купи билеты в Мариинский театр – молодые женщины любят ходить в театры.

Отец Алексий так и сделал. Приходит домой и говорит:

– Вот я принес тебе подарок – билеты в театр.

Фаина закрыла лицо руками:

– Боже мой! В наш дом пришел артист. Матерь Божия, кого Ты мне прислала, а я думала, что за священника замуж выхожу.

Отец Алексий рассказывал, что после ее слов опустился на колени и заплакал, а в сердце радость несказанная:

– Фаина Сергеевна, я в жизни не был в театре и не пойду.

Это был урок на всю жизнь. Фаина спросила:

– А кто вас научил?

– Священники в соборе.

Сразу после этого Фаина сказала, какой подарок нужен ей:

– Отслужите четыре молебна:

первый молебен – Иисусу Сладчайшему, чтобы мы, и наши близкие, и ваши чада в новой жизни сладость от Бога получали;
второй молебен – с акафистом Божией Матери. Сам Господь вручил нас Божией Матери, и чтобы все мы были детьми Матери Божией, и чтобы весь наш приход был детьми Матери Божией, и чтобы вся наша страна и народ были детьми Матери Божией;
третий молебен – Святым Небесным Силам Бесплотным, чтобы охраняли они наш дом, нашу семью, паству, нашу отчизну;
четвертый молебен – всем святым и угодникам Божиим, которые подарили нам слово Божие, службы, каноны, молитвы.
Далее Фаина продолжала:

– Вы не познали еще меня как женщину, а в балете перед вами будут раздетые женщины. Ваши глаза запомнят эту картину навсегда, а затем другие войдут в сердце. А у меня будет артист в глазах. Но я не училась обхаживать мужчин, и мы потеряем друг друга. Ни духовной, ни физической близости у нас не будет.

Отец Алексий говорил, что после этих слов понял, что полюбил свою жену, вот мудрость женская, так вразумила она мужа своего. С этого момента и образовалась настоящая семья – они как будто были созданы друг для друга, это был духовный союз прежде всего.

Господь послал им двух сыновей: в 1907 г. родился Сергей (в будущем профессор медицины), а в 1910 г. – Василий (погиб в Великую Отечественную войну).

Итак, закончив в возрасте 21 года Вятскую духовную семинарию, Алексий Кибардин был рукоположен в сан иерея и до 26 лет служил и законоучительствовал в городе Котельниче Вятской губернии.

В 1908 г.успешно поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию и в 1912 году блестяще закончил ее со степенью кандидата богословия.

Чудесным образом оказался иерей Алексий Кибардин одним из приписных священников Феодоровского Государева собора. Община сестер милосердия во имя Христа Спасителя, куда он был определен после окончания Духовной академии, находилась под августейшим покровительством Государыни Императрицы Александры Феодоровны. Царственная благодетельница общины неоднократно бывала на богослужениях в храме во имя святой равноапостольной Марии Магдалины на Сергиевской улице, где служил о. Алексий. Чуткое сердце императрицы оценило нелицемерное усердие и духовные дарования молодого священника. Вскоре последовало распоряжение о его переводе в Царское Село.

Феодоровский Государев собор имел статус особый – он был приходом Августейшей семьи и чинов Собственного Его Императорского Величества Сводного пехотного полка и Собственного Его Императорского Величества Конвоя, размещавшихся в Царском Селе.
Храм был создан попечением и на денежные средства Царской семьи. По замыслу создателей Феодоровский собор должен был стать символом возрождения Святой Руси.

В июне 1913 г. к обязанностям полкового священника у иерея Алексия Кибардина прибавилось новое послушание. После полного завершения работ по Феодоровскому Государеву собору продолжилось строительство Феодоровского городка. Он создавался как уникальный архитектурный ансамбль древнерусского зодчества. В состав Комитета по постройке зданий при Феодоровском Государевом соборе входил и священник Алексий Кибардин. Он принимал самое деятельное участие в организации работ: освящал места закладки будущих зданий, вновь построенные сооружения и окормлял военных строителей.

Отец Алексий стал одним из тех людей, которые помогали воплотить в жизнь эти светлые начинания императора Николая Александровича. Как видно из послужного списка, молодой священник в то же время преподавал Закон Божий в учебных заведениях Петрограда и Царского Села. Так нес он сразу три нелегких послушания, пребывая в неустанных трудах во славу Господню…

Духовенство Феодоровского Государева собора, 1915 г. Второй справа - протоиерей Алексий Кибардин

Первая мировая война, грянувшая в июле 1914 г., изменила ход жизни городка. По Высочайшему Указу от 13 сентября 1914 года при Феодоровском Государевом соборе был открыт лазарет для раненых воинов. Шефство над ним взяли великие княжны Мария Николаевна и Анастасия Николаевна.

Большого напряжения требовало в ту пору пастырское служение о. Алексия в переполненных ранеными лазаретах. Священство собора не имело времени для отдыха ни днем, ни ночью.

Государыня Императрица и ее августейшие дочери, работая в царскосельских лазаретах, с необычайным состраданием относились к раненым воинам. Они не щадили себя, пребывая в неустанных заботах о пострадавших защитниках Отечества. Так же терпеливо и безропотно нес свои многотрудные послушания и о. Алексий. Императрица и великие княжны почитали его искреннее духовное усердие. За годы испытаний возникла и укрепилась их трепетная духовная дружба…
Отец Алексий стал свидетелем начала крестного мученического пути Царской семьи во время ее пребывания в Царском Селе после ареста. Он видел, с какой кротостью и смирением переносили царственные мученики страдания и унижения. Впоследствии Государыня Александра Феодоровна в своих письмах из Тобольска неоднократно передавала отцу Алексию сердечные приветы.

С 1922 года о.Алексий Кибардин, возведенный в сан протоиерея будущим священномучеником митрополитом Петроградским Вениамином (Казанским), становится настоятелем собора. Его проникновенное служение и светлые проповеди привлекали все больше и больше верующих людей не только из Царского Села, но и из Петрограда. Всеми силами старался новый настоятель Феодоровского Государева собора передать своим прихожанам дух чистоты подлинного православия.

В целом же служение о. Алексия было нелегким – случались столкновения с властями, которые, по милости Божией, удачно заканчивались для стойкого пастыря. Дважды собор подвергался ограблениям, по-видимому, также не без ведома властей.

В 1927 году положение протоиерея Алексия еще более усложнилось. Благоговейное почитание светлой памяти царственных мучеников было неотъемлемой частью его существования. С наиболее верными своими духовными чадами о. Алексий постоянно служил панихиды по невинно убиенной Царской семье.

Поминать богоборческие власти и молиться об их благоденствии, да еще под сводами Государева собора для о. Алексия было равносильно предательству Иуды. Понимая разумом необходимость подчинения священноначалию Церкви, о. Алексий не мог подчинить ей свое сердце. Это было выше его сил. Без раздумий вступил он в ряды сторонников митрополита Иосифа (Петровых) и с самого начала иосифлянского движения стал активным его участником. ( В 1927 г. митр. Петроградский Иосиф (Петровых) и его викарии отделились от заместителя Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергия (Страгородского), а с 1928 г. протоиерей Алексий Кибардин запрещён в священнослужении епископом Петергофским Николаем (Ярушевичем).

Каждый день ожидал о. Алексий возможного ареста, однако Господь хранил его молитвами замученной Царской Семьи. Лишь в конце 1930 года богоборцы устранили неугодного им непреклонного пастыря. Суд, а правильнее, – произвол «тройки» вынес довольно «мягкое» решение – пять лет пребывания в лагере строгого режима.

Он отбывал срок заключения в Сиблаге (Новосибирская обл.) и на строительстве Беломорканала (в Белбалтлаге) – возил тачки с землей и строительными материалами, работал и в лагерной канцелярии. Проживая в холодных бараках, батюшка заболел ревматизмом. Тяжело пришлось и семье священника. Фаина Сергеевна Кибардина позднее рассказывала, что, если бы не ее тяжелая болезнь, семью, вероятно, выслали бы из города Пушкина (так в 1930- гг. стало называться Царское Село). Сыновей осужденного священника никуда не брали учиться, и им пришлось несколько лет быть чернорабочими, прежде чем удалось поступить в высшие учебные заведения.

После досрочного освобождения в 1934 г. батюшка отбывал ссылку в Мурманске, и затем в Мончегорске, работая бухгалтером горнорудного управления Мончегорского лагеря НКВД.

Вскоре после начала Великой Отечественной войны, беспокоясь о своей остававшейся в Пушкине больной жене, о. Алексий в июле 1941 г. уволился с работы и, получив пропуск на въезд в Ленинград, приехал в город. Через 2 месяца, Пушкин заняли немецкие войска.

Жена Кибардина болела раком груди и постоянно лежала в постели, поэтому о. Алексий не мог эвакуироваться и оказался на оккупированной территории. До февраля 1942 г. он жил в Пушкине, существуя на деньги, заработанные в Мончегорске. Жизнь в оккупированном городе была тяжелая, о. Алексия выселили из его дома, который оказался в запретной зоне. Протоиерею пришлось трижды посещать германского коменданта города Пушкина – первый раз в конце октября 1941 г., когда немцы насильственно эвакуировали население города из прифронтовой зоны в тыл, он обратился с просьбой позволить его семье остаться, так как жена по-прежнему тяжело болела, и получил согласие. В ноябре батюшка попросил разрешения пройти в запретную зону в свой дом за оставшимися там теплыми вещами, но получил отказ. Наконец, в середине февраля 1942 г. о. Алексий говорил с комендантом о возможности выезда из Пушкина его и не способной самостоятельно передвигаться жены и получил разрешение уехать на ежедневно отправлявшейся в Гатчину продуктовой машине.

С апреля 1942 года о. Алексий стал служить в церкви Покрова Пресвятой Богородицы, бывшей ранее главным храмом Покровского Поречского женского монастыря и закрытой в 1937 г. Местные жители отремонтировали церковь еще в конце 1941 г. Помимо Покровской церкви о. Алексий обслуживал и ряд соседних приходов, фактически исполняя обязанности благочинного для значительной части Осьминского района, занимался возрождением храмов.

В Осьминском районе было большое количество партизан. Командир одного из отрядов И.В. Скурдинский (после войны председатель Осьминского райисполкома) и комиссар И.В. Ковалев (в конце 1940-х – 1950-х гг. секретарь Осьминского райкома партии) хорошо знали о. Алексия Кибардина и неоднократно приходили к нему домой с целью получения помощи деньгами, хлебом, мукой и другими продуктами. Первая их встреча произошла летом 1942 г. 12 июля о. Алексия пригласили на Петров день в д. Велетово. После службы в местной часовне и посещения домов крестьяне собрали ему зерна, муки и хлеба. И в ночь с 13 на 14 июля в пришли 10 партизан, попросив хлеба и предупредив, что их посещение следует хранить в тайне. Священник отдал им весь хлеб. Через три недели партизаны пришли снова во главе с комиссаром отряда, который предупредил о. Алексия, чтобы он впредь не говорил в проповедях о репрессиях священников в 1930-е гг. и не побуждал местных жителей крестить «взрослых детей» 7-10 лет и старше. На вопрос батюшки, что же следует читать в проповеди, Ковалев, по его свидетельским показаниям 1950 г., ответил: «Я сказал, чтобы читали то, что написано в русском Евангелии». В этот раз партизаны попросили также собрать и передать им деньги, что о. Алексий и сделал. В дальнейшем партизаны приходили неоднократно – последний раз в октябре 1943 г., и каждый раз получали какую-либо помощь.

Протоиерей Алексий Кибардин с супругой Фаиной Сергеевной и духовными дочерьми. Вырица, 1946г.

В этот последний приход, за 3 месяца до освобождения села советскими войсками, состоялся примечательный диалог партизан с о. Алексием: «Ты знаешь, что делается по ту сторону фронта?» – «Не имею никаких сведений». – «В Москве теперь имеется патриарх, храмы открыты. Для тебя, отец, эти вести, конечно, интересны. За то, что ты помогал нам, не отказывал, Родина тебя не забудет». При этом следует отметить, что партизаны в тех местах действовали очень активно и убивали тех, кто сотрудничал с немцами.

Сам священник был вынужден неоднократно вступать в контакт с немецкой администрацией. Первый раз комендант в Осьмино вызвал его к себе в конце июля 1942 г. на регистрацию как недавно прибывшего в район. По показаниям о. Алексия на допросе 27 января 1950 г.: « Комендант спросил, не беспокоят ли его партизаны, и на отрицательный ответ предложил собирать и сообщать сведения о них, на что священник, желая скрыть уже имевшиеся к тому времени связи с партизанами, заявил: «Хорошо, что мне будет известно, сразу сообщу». Письменной подписки о. Алексий Кибардин не давал и никаких сведений в дальнейшем не сообщал, о чем неоднократно говорил на допросах в 1950 г.: «Задание коменданта я не выполнил, несмотря на то, что мне было известно о местонахождении партизан…Еще раз заявляю, что о дислокации партизанского отряда и отдельных партизан, которые приходили ко мне, я не сообщал». В конце лета 1942 г. священника вызвал начальник гестапо в Осьмино, тоже спрашивал о местонахождении партизан и, получив отрицательный ответ, предложил сообщить в случае его установления. По словам о. Алексия, это задание он тоже «ни разу не выполнил в силу религиозных убеждений». ( Помощь партизанам оказывали даже те священнослужители, которые не имели никаких причин любить советскую власть, поскольку подвергались при ней репрессиям).

Территория, на которой служил о. Алексий, формально находилась в ведении Православной (Духовной) псковской миссии, но до осени 1943 г. никаких контактов с ней не было. По соседству с о. Кибардиным проживал игумен Илия (Мошков), заведовавший несколькими приходами в Осьминском районе, у которого служил псаломщиком Алексий Маслов. В июле 1943 г. последний был рукоположен во священника в Пскове и там рассказал о Кибардине. Сам батюшка, вызванный через осьминского коменданта, приехал первый и последний раз во Псков 9 сентября и провел там 3 дня. Управляющий Миссией протопресвитер Кирилл Зайц сообщил протоиерею о «ликвидации иосифлянства» и предложил отойти от этого движения, принеся покаяние. Отец Алексий согласился и через 2 дня в Псковском соборе на исповеди у о. Кирилла покаялся и обещал отойти от иосифлян. (В августе 1944 г. о. Алексий повторно принёс покаяние в Спасо-Преображенском соборе Ленинграда). После этой поездки никаких дальнейших контактов у Алексия Кибардина с Духовной миссией не было.

В конце октября 1943 г. немецкая администрация убеждала о. Алексия эвакуироваться, но он категорически отказался, а через несколько дней началось уничтожение деревень и насильственная эвакуация населения. 6 ноября карательный отряд немцев пришел и в Козью Гору. Сначала они подожгли три госучреждения: больницу, амбулаторию, машинно-тракторную станцию, несколько жилых домов, а затем направились к церкви. О. Алексий вышел к карателям и убедил оставить храм и прилегающие дома в покое, при этом снова отказавшись эвакуироваться. Вскоре немцы ушли из деревни в сторону Поречья. В январе 1944 г. Осьминский район освободили советские войска, и тут же начались проверки и аресты местных жителей, сотрудничавших с оккупантами (порой необоснованные). В апреле 1944 г. офицер госбезопасности посетил о. Алексия и указал, что на основании собранных о нем данных, тот «ничего плохого не сделал и может продолжать служить, никто… никакой неприятности не причинит».

Алексий Кибардин служил в Козьей Горе до середины 1945 г., а затем был назначен архиепископом Григорием (Чуковым) настоятелем церкви Казанской иконы Божией Матери в пос. Вырица. Перевод этот был необходим о. Алексию в связи с тем, что его супруга находилась под постоянным наблюдением ленинградских профессоров (она скончалась в 1947 г. ). В это время МВД снова устроило проверку батюшке и, не найдя ничего предосудительного, разрешило поселиться в Вырице.

В первые же дни своего служения в Вырице о. Алексий посетил иеросхимонаха Серафима . Это была не первая их встреча… По некоторым данным, именно этот старец советовал Алексию Кибардину не покидать Россию после революции 1917 года. Ещё в 1906 г. петербургский купец Василий Николаевич Муравьёв (так звали в миру преподобного Серафима) приобрел двухэтажный дом-дачу в Тярлево, неподалеку от Царского Села. Готовя себя к монашеству, Василий Николаевич постоянно проживал в своем загородном доме с 1917 по 1920 год и регулярно посещал Феодоровский Государев собор. С того времени прошло четверть века…

Батюшку Алексия поразило духовное величие старца, а подвижник сразу увидел чистое сердце нового настоятеля вырицкого Казанского храма. Их роднили истинная любовь к ближним и своему многострадальному Отечеству. Духовное познается духовным. Единомысленные пастыри стали взаимно окормлять друг друга. Вырицкий старец стал духовникам протоиерея Алексия Кибардина, а тот – духовником иеросхимонаха Серафима. Отец Алексий регулярно навещал старца, и они вели долгие духовные беседы. Батюшка Серафим имел достойного собеседника, а о. Алексий необыкновенно обогащался от этих встреч. Он называл старца великим. В свою очередь преподобный Серафим с большим теплом отзывался об отце Алексии. Старица монахиня Антония (Гаврилова) вспоминала, как преподобный Серафим говорил ей: «У нас протоиерей батюшка Алексий – очень хороший батюшка…»

Около трех с половиной лет связывали тесные духовные узы и братская любовь во Христе двух светлых пастырей – до последнего дня земной жизни батюшки Серафима, когда о. Алексий сподобился причастить подвижника перед самой его блаженной кончиной. Он же читал молитву на исход души и служил первую панихиду по незабвенному старцу. Известно, что прп. Серафим Вырицкий незадолго до своей кончины предсказал о. Алексию, что он проживет еще 15 лет.

После кончины преподобного Серафима о. Алексий прослужил в Вырице еще год. Активная деятельность протоиерея, его растущее влияние на верующих вызывали раздражение властей. Еще при своей жизни, как-то прп. Серафим сказал батюшке: «Похоронишь меня, а на пасхальной неделе и не захочешь, а тебя возьмут и дадут 25 лет – это архиерейская почесть». В апреле 1950 г. по ложному доносу о. Алексий Кибардин был арестован – стукачей тогда хватало. Батюшку приговорили к 25 годам концлагеря с конфискацией имущества и последующим поражением в правах на 5 лет. Отцу Алексию шел тогда 68-й год…

С глубочайшим смирением принял обрушившуюся на него скорбь этот светлый пастырь. Однако он очень сокрушался, что в свое время не последовал советам отца Серафима и митрополита Григория (Чукова). Дело в том, что они настоятельно рекомендовали протоиерею Алексию Кибардину принять монашество. Старец Серафим и владыка Григорий понимали, что богоборческие власти не оставят его в покое как истинного ревнителя памяти невинноубиенной Царской семьи. Ведь отец Алексий по своей детской вере и непосредственности со многими делился рассказами о своем пребывании в Царском Селе и служении при Феодоровском Государевом соборе. При этом всегда лились из его добрейших глаз неподдельные слезы. Умудренные Богом старшие пастыри прекрасно знали, что самое лучшее для него решение – удалиться от безбожного мира в тишину монастырских келий. В дальнейшем они видели его в числе кандидатов на епископский сан.

Вот что пишет в своих воспоминаниях, обращаясь к преосвященному Алексию (Коноплеву), епископу Лужскому, сам отец Алексий Кибардин: «По милости Божией, я был близок к приснопамятному иеросхимонаху Серафиму, бывшему духовнику Александро-Невской Лавры, который последние дни своей жизни жил и скончался в Вырице. Я с 1945 г. до дня его кончины – 3 апреля 1949 г. – был его духовником. Он мне дважды сказал: «Ты будешь архиереем», в первый раз при начале знакомства – в 1945 г., а вторично пред своей кончиною. Мне слова старца были очень неприятны – предсказывали смерть супруги – в 1947 г. она скончалась.
В 1949 году, после кончины иеросхимонаха Серафима, был в Вырице благочинный, покойный прот. Мошинский. Он передал мне благословение и привет от митр. Григория и сказал: «Владыка меня спрашивал, что думает о. Алексий об архиерействе?». Ответил, что «о. Алексий о монашестве не помышляет и о епископстве тоже, считает себя недостойным! От Господа зависят судьбы человека! Вдруг в 1950 г. меня, совершенно для меня неожиданно, арестовывают, судят и даже Военным трибуналом, осуждают на 25 лет в сибирские лагеря. На свидании последнем я сказал сыну: «Помнишь, в прошлом году старец Серафим и митр. Григорий говорили мне о монашестве? Я не послушал их, и вот теперь меня отправляют в сибирскую лавру-монастырь учиться повиновению, терпению и послушанию. Буди воля Божия...» Я попал в самые строгорежимные лагеря – Озерлаг около Иркутска. Письма разрешались там один раз в году. Режим был каторжный; мы не считались людьми; каждый имел нашитый на спине и на колене номер и вызывался не по фамилии, а номер такой-то. Действительно, Владыка Господь управляет судьбой человека! Я это испытал!»

...Озерлаг. Адская машина по измолачиванию душ человеческих с бесконечными степенями унижения и издевательства. Это был лагерь, входивший в особую систему мест заточения, печально известных наиболее изощренными методами наказаний. Озерлаг (официальное название – Особый закрытый лагерь № 7), являлся сетью лагерей, расположенных в самом отдаленном районе Иркутской обл., на границе с Красноярским краем. Количество лагерей достигало тридцати. Группировались эти места страданий вокруг строящейся трассы Тайшет - Братск примерно в 600 км к северо-западу от озера Байкал.

При сравнении с Бухенвальдом Озерлаг от него ни чем не отличался, кроме одного - он был намного больше. Более того, люди, выжившие в Бухенвальде и перемещенные в Озерлаг, здесь погибали.

Заключенные называли Озерлаг «ОЛПП», что означало «отдельный лагерь предварительного погребения». Прежде всего, это были ужасные климатические условия. Зимой морозы достигали минус 60 град., и в такой холод людей выгоняли на работы в лес и на стройку. Многие замерзали от недостатка сил. Упавших пристреливали. Время от времени кого-то показательно убивали, якобы при попытке к бегству. Охранников совершавших убийства, как правило, поощряли именными часами и дополнительным отпуском.

В качестве питания заключенные Озерлага при нечеловеческом физическом труде получали мизерные порции перловой сечки, гнилого мороженого картофеля и черствый заплесневелый хлеб. Жиров не давали вовсе. Пили речную воду.

Тем, кому всё же удавалось выжить на «трассе смерти», приходилось давать

при освобождении строгую подписку о неразглашении того, что творилось в лагере. В случае разглашения вновь грозила тюрьма!

Вернемся к воспоминаниям о. Алексия:

«…Прошли пять лет. Правда, лагерный режим с 1953 г. изменился, сорвали номера со спин и коленей, разрешили писать письма ежемесячно. Стали пересматривать наши дела. Попало и мое дело на пересмотр. Новый состав трибунала не нашел в моем деле вины, за которую меня осудили на 25 л. Постановил: немедленно освободить, снять судимость и возвратить права. (Реабилитирован же был о. Алексий как жертва политических репрессий, только 10 сентября 1997 г.)

Когда мне объявили, я сидел и только плакал. «О чем ты плачешь?» — спрашивает удивленный начальник. «От радости», – сказал я.

Меня отправили в Ленинград. Массу переживаний не выдержал мой организм. Дорогой в Москве, при посадке на ленинградский поезд, у меня случилось кровоизлияние в мозгу. Я упал, лишился языка, но сознания, к счастью, не потерял. Мне помогли подняться, ввели в вагон, и в таком состоянии я доехал. Сын и невестка встретили меня в Ленинграде, сняли с поезда и привезли на ст. Всеволожскую, пригласили врача. Врач констатировал у меня «паралич» и все удивлялся, как я мог доехать в таком состоянии.

Быстро я стал оправляться. 15 августа я смог быть на приеме у митр. Григория, ныне покойного. Вечная ему память! Владыка принял меня, как отец родной. Узнав, что у меня все имущество при аресте было конфисковано, и я ничего не имею, он дал мне единовременное пособие – 2000 руб.; назначил меня, согласно моему заявлению, на прежнее место, к Казанской Вырицкой церкви приписным священником.

В августе месяце 1955 г. после совершения таинства елеосвящения я переживал такое дивное, радостное состояние, что я словами не могу его передать. Я ярко вспомнил все, мною пережитое и переживаемое, и от избытка чувств благодарных плакал и повторял слова псалмопевца: «Что воздам Господеви моему, яже воздаде ми!» И вдруг, внутри себя, я слышу как будто ясный ответ: «Вот теперь тебе и надо принять монашество!» Утром я сообщил свои переживания сыну и невестке и заявил о своем решении принять монашество…»

Сделать это так, как виделось тогда о. Алексию, не было никакой возможность – ведь он хотел принять келейный иноческий постриг и остаться в миру. Неоднократно писал протоиерей Алексий прошения на имя правящих архиереев епархии о своем желании принять монашество келейно, однако в то время такая практика распространения не имела.

Епископ Лужский Роман в апреле 1956 года ему ответил так: «Тайный или келейный постриг в монашество не разрешается. Быть иноком без пострига никому не возбраняется. Господь благословит». Далее последовали две резолюции митр. Ленинградского и Ладожского Елевферия аналогичного содержания, но с предложением принять постриг в Псково- Печерском монастыре и остаться в нем для прохождения монашеского делания, хотя бы на некоторое время.

И вновь явил о. Алексий свое смиренномудрие. Его ответ владыке гласил:

«Помолившись Господу Богу и поразмыслив о Вашем решении, я понял, что Сам Господь чрез Вас направляем меня в Святую Псково-Печерскую обитель… Принимаю Ваше отеческое, Архипастырское решение, земно кланяюсь Вам и вопреки ничесоже глаголю: «Буди Его Святая воля!»

Это был ноябрь 1957 года, к тому времени о. Алексий уже вышел на пенсию, ибо состояние его здоровья стало резко ухудшаться. Он не мог уже физически совершать священнодействия – даже во время коротких треб его приходилось поддерживать. Начались осложнения после паралича – сильные головные боли, нарушилась координация, ухудшилась память. К этим недугам прибавилась сердечная астма. О. Алексий писал: «С трудом добираюсь в воскресный день до храма Божия, чтобы причаститься Святых Таин. Конец может прийти неожиданно». Поездка в Псково-Печерскую обитель была отложена на неопределенное время…

В апреле 1958 г. батюшка пишет: «Если же я через два месяца буду в таком состоянии, в каком нахожусь в данное время, тогда можно будет поставить крест на моем пострижении. Буди Воля Божия!»

Во всех словах и делах этого мудрого пастыря неизменно светится несказанное смирение и евангельская кротость.

После выхода о. Алексия на пенсию приходской совет Казанского храма счел возможным продолжать выплачивать батюшке денежное пособие, однако он отказался от этой помощи, а ведь деньги были ему необходимы на покупку лекарств и оплату визитов врачей.

Последние годы своей жизни о. Алексий посвятил внутренней молитве и покаянию. В этот период его навещали известный старец схиигумен Савва (Остапенко) из Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря и прозорливая старица схимонахиня Мария (Маковкина). Матушка Мария знала о. Алексия еще по его служению в Феодоровском Государевом соборе и царскосельских дворцовых лазаретах, где в годы Первой мировой войны она вместе с батюшкой и августейшими женами заботилась о раненых. Схимонахиню Марию связывали с о. Алексием и воспоминания об о. Серафиме Вырицком – она была его духовной дочерью.

Когда позволяло здоровье, о. Алексий выходил и прогуливался неподалеку от дома. Обычно его сразу окружали дети, которые своими чистыми душами тянулись к любвеобильному батюшке. В ту пору о. Алексий всегда носил широкий кожаный монашеский пояс, знаменующий умерщвление плоти и неустанную брань со страстями.

5 апреля 1964 года отправился верный служитель Божий к небесным обителям, в срок, предсказанный ему когда-то вырицким старцем.

К сожалению, не была исполнена просьба протоиерея Алексия Кибардина быть погребенным рядом со старцем Серафимом и супругой Фаиной Сергеевной – его похоронили на вырицком кладбище.

Но по воле Божией 2 октября 2011 года останки протоиерея Алексия Кибардина, а также первого настоятеля храма Казанской иконы Божией Матери в поселке Вырица протоиерея Порфирия Десницкого (1874-1935) и его матушки Александры (1884-1935), были перезахоронены за церковным алтарем.

Событие собрало в вырицкой церкви множество верующих. Провожая останки пастырей в путь всея земли, их пронесли крестным ходом вокруг храма. Впереди шествия шли дети, посыпавшие дорогу лепестками цветов.
источник материала