ПРОТОІЕРЕЙ ВАСИЛІЙ ГАРЕТОВСКІЙ – ЧТО ЧИТАЛИ ДРЕВНІЕ ХРИСТІАНСКІЕ ПАСТЫРИ ВЪ СВОЕМЪ ДОМАШНЕМЪ УЕДИНЕНІИ?
Слѣдуя апостольской заповѣди: «подобаетъ епископу быти держащемуся вѣрнаго словесе по ученію, да силенъ будетъ и утѣшати въ здравомъ ученіи, и противящіяся обличати» (Тит. 1, 9), древніе христіанскіе пастыри прежде всего останавливали вниманіе на словѣ Божіемъ: «первымъ «предметомъ ихъ занятій были книги, которыя Духъ начерталъ языкомъ святыхъ мужей»[1]. Прилагая великое стараніе о томъ, чтобы «слово Христово вселялось въ нихъ богатно» (Колос. 3, 16)[2], они непрестанно прилежали чтенію книгъ Божественныхъ[3], день и ночь проводили въ семъ благочестивомъ упражненіи[4], весь умъ свой влагали въ разумѣніе Божественнаго писанія[5], и этому священному занятію отнюдь не предпочитали чего либо другаго. «Я первый изъ хвалителей мудрости», свидѣтельствуетъ о себѣ св. Григорій Богословъ, «первый изъ упражняющихся, или, по крайней мѣрѣ, желающихъ упражняться въ Божіемъ словѣ. Я никогда не предоочту сему занятію чего либо другаго, дабы сама Мудрость не назвала меня жалкимъ какъ уничижителя мудрости и образованія»[6]. Подобнымъ образомъ объ Оригенѣ извѣстно, что «въ занятіи св. писаніемъ проходили у него и дни и ночи; чтеніе смѣняло молитву, молитва – чтеніе»[7].
Это благочестивое рвеніе, которое древніе пастыри имѣли къ чтенію писанія, возбуждалось увѣренностію въ высокомъ достоинствѣ слова Божія. «Евангеліе». говоритъ блаженный Августинъ, «есть тоже, что уста Іисуса Христа; и хотя Іисусъ Христосъ теперь на небѣ, но Онъ не престаетъ еще посредствомъ евангелія бесѣдовать съ нами на землѣ»[8]. Сіе-то высокое уваженіе къ слову Божію, сія-то живая увѣренность пастырей, что въ то время, какъ они читаютъ содержащіяся въ евангеліи Христовы слова, Христосъ самъ бесѣдуетъ съ ними, побуждали ихъ съ благоговѣніемъ внимать глаголамъ высочайшей Премудрости и читать св. писаніе не для взыскательнаго сужденія о слогѣ и составѣ рѣчи, но для безропотнаго подчиненія своего ума и сердца всему, что ни говоритъ оно. Въ особенности заботились о семъ тѣ изъ пастырей, которые получили первое образованіе свое въ язычествѣ. Блаженный Августинъ, въ 3-й книгѣ исповѣди своей, признается, что, когда къ чтенію писанія побуждало его одно любопытство, тогда онъ находилъ въ немъ одни только непостижимыя таинства. «По высокомѣрію сердца моего», присовокупляетъ блаженный, «я не могъ приспособиться къ простотѣ божественнаго писанія; почему и духъ мой не нашелъ въ немъ ничего доступнаго. То справедливо, что сіе писаніе растетъ, такъ сказать, съ малыми; но я возгнушался отнести себя къ числу ихъ, и, напыщенный гордостію, считалъ себя великимъ». – И Тертулліанъ писалъ: «мы не нуждаемся ни въ любопытствѣ послѣ Іисуса Христа, ни въ изысканіяхъ послѣ евангелія. Вѣруя имъ, мы не хотимъ ничему другому вѣрить; думаемъ даже, что болѣе и вѣрить нечему»[9].
Древніе пастыри, наконецъ, заботились о томъ, какъ бы не погрѣшить въ разумѣніи писанія и не отступить отъ истиннаго смысла онаго: ибо вѣрили, что «Божественное слово спасительно только для истинно понимающихъ оное»[10]. Чтобы лучше вникнуть въ духъ и силу глаголовъ Духа Божія, заключенныхъ въ священныхъ книгахъ, они, сознавая всю слабость и ограниченность своего ума для столь великаго дѣла, обращались къ Богу съ прошеніемъ благодатнаго вразумленія и наученія. Замѣчательный случай расказывается, по этому поводу, въ житіи свитаго Іоанна Златоустаго. Сей святитель весь умъ свой влагалъ въ разумѣніе Божественнаго писанія, а наипаче любилъ посланія св. апостола Павла, и икону его имѣлъ въ своей кедліи. Разъ, пиша толкованіе на его посланіе, онъ пришелъ къ такой мысли: «кто вѣсть, угодно ли сіе Богу, и уразумѣлъ ли я силу писанія сего Святаго, или нѣтъ». Колеблемый такимъ сомнѣніемъ, святитель Христовъ обратился съ молитвою къ первому виновнику св. писанія, Богу, глаголавшему устами избраннаго сосуда своей благодати, апостола Павла, и усердно молилъ Его, дабы Онъ самъ – Источникъ премудрости разрѣшилъ его сомнѣніе, и возвѣстилъ ему, правильно ли уразумѣлъ онъ изъясняемое имъ апостольское посланіе. И Богъ послушалъ раба своего. Когда, во время ночи, затворившись одинъ въ келліи, онъ, при зажженной свѣчѣ, писалъ толкованіе, служащій ему Проклъ (онъ имѣлъ нужду извѣстить святителя о приходѣ нѣкотораго человѣка, требующаго его помощи), посмотрѣвъ въ келлію святителя, увидѣлъ, что онъ сидитъ и пишетъ, а нѣкій, святолѣпный по виду, старецъ, стоя позади его, наклонился къ уху святителя и тихо бесѣдовалъ съ нимъ; старецъ же сей по всему подобенъ былъ св. апостолу Павлу, какимъ изображенъ онъ былъ на иконѣ, стоявшей въ келліи св. Іоанна. И это замѣчалъ Проклъ не разъ и не дважды, но многократно, и очень дивился, недоумѣвая, кто бы это былъ собесѣдникъ святителя и какъ взошелъ онъ къ нему въ келлію, тогда какъ двери отвсюду были заключены; и ждалъ, пока выйдетъ сей чудный старецъ: но, когда настало время утренняго богослуженія, онъ вдругъ сталъ невидимъ. Св. Проклъ дерзнулъ, наконецъ, спросить своего владыку о собесѣдовавшемъ съ нимъ; но святитель увѣрялъ его, что съ нимъ никого не было. Когда же св. Проклъ расказалъ подробно, какъ онъ многократно видалъ бесѣдовавшаго съ нимъ дивнаго старца, вполнѣ походившаго на ап. Павла, какъ изображенъ онъ на стоявшей здѣсь иконѣ, – св. Іоаннъ позналъ, что Проклъ видѣлъ самаго блаженнаго Павла, и принялъ сіе за несомнѣнное знаменіе того, что трудъ его пріятенъ Богу, и что онъ правильно разумѣетъ слово Божіе, и – началъ еще большее прилагать усердіе къ чтенію божественныхъ писаній[11].
Такъ древніе пастыри, можно сказать, никогда не выпускали изъ рукъ священныхъ книгъ[12], ревностно и въ простотѣ сердца старались уразумѣть и приложить къ жизни глаголы живота вѣчнаго. И такое усердіе и ревность древнихъ пастырей къ чтенію слова Божія принесли имъ многообильный плодъ: это – небесная мудрость, которой не могли противостоять никакіе враги церкви Христовой, и та особенная благодать, по дѣйствію которой они, какъ отцы и учители церкви, содѣлались непоколебимыми столпами, на которыхъ зиждется и до скончанія вѣка будетъ утверждаться истинное православіе[13].
Творенія св. Отцевъ для ихъ преемниковъ являются новымъ предметомъ домашнихъ занятій, послѣ чтенія слова Божія. По крайней мѣрѣ, начиная съ 3-го вѣка, мы находимъ ясныя о томъ свидѣтельства христіанской древности. Такъ Кипріанъ, святитель карѳагенскій, «сь великимъ тщаніемъ собиралъ книги христіанскихъ учителей, и въ чтеніи ихъ, какъ и въ чтеніи слова Божія, упражнялся днемъ и ночью»[14]. Сократъ свидѣтельствуетъ о Василіѣ Великомъ и Григоріѣ Назіанзинѣ, что «они собрали книги Оригена и по нимъ учились изъяснять св. писаніе»[15]. По свидѣтельству того же историка, сіи святители, «изучая сочиненія Оригена, сильно оспаривали аріанъ, и – хотя аріане, въ подтвержденіе своего ученія, сами, какъ имъ казалось, свидѣтельствовались Оригеномъ, однакожъ тѣ обличали ихъ и показывали, что они не понимаютъ Оригеновой мудрости»[16]. А о Непоціанѣ блаженный Іеронимъ говоритъ, что онъ, вслѣдствіе долговременныхъ упражненій въ писаніяхъ церковныхъ учителей, собралъ такія сокровища свѣдѣній, что, въ случаѣ нужды, приводилъ въ подтвержденіе своего мнѣнія свидѣтельства изъ писаній Тертулліана, Кипріана, Лактанція, Иларія, Минуція Феликса, Викторина и Арнобія[17].
Здѣсь умѣстно замѣтить, что древніе пастыри, кромѣ писаній отеческихъ, упражнялись еще въ изученіи церковныхъ правилъ. Между соборными опредѣленіями древней церкви исходимъ какъ такія, которыми предписывается читать церковныя правила или каноны до посвященія кого либо въ санъ священный, такъ равно и такія, кои повелѣваютъ клирикамъ и послѣ рукоположенія упражняться въ оныхъ вмѣстѣ съ св. Писаніемъ[18].
Наконецъ, древніе иастырп не чуждались и памятниковъ свѣтской (языческой) литературы: писанія языческія также были предметомъ ихъ домашнихъ занятій. Цѣль изученія памятниковъ языческой учености ясно видна изъ слѣдующихъ словъ Тертулліана. «Много времени», пишетъ онъ, «памяти и изученія потребовалось бы для извлеченія изъ языческихъ писателей, поэтовъ и философовъ разбросанныхъ ихъ мнѣній, свидѣтельствующихъ о христіанскихъ истинахъ, дабы воспользоваться ими къ пораженію противниковъ нашихъ собственнымъ ихъ оружіемъ и къ обличенію нашихъ гонителей въ ихъ заблужденіи и нечестіи»[19]. Впрочемъ пастыри первенствующей церкви, при изученіи языческихъ писаній, наблюдали особенную осторожность. Руководствомъ для нихъ въ этомъ случаѣ служило наставленіе апостольское: «вся искушающе, добрая держите» (1 Сол. 5, 20). «Если», говоритъ одинъ изъ нихъ, «мы читаемъ философовъ и къ намъ въ руки попадаютъ книги ихъ свѣтской мудрости; то возводимъ къ нашему ученію то, что находимъ тамъ полезное; прочее же, что говорится при семъ объ идолахъ, о любви, о суетѣ міра сего, мы какъ бы обстригаемъ и сглаживаемъ, какъ израильтяне поступали съ чуждыми рабами (Второз. 21, 12)»[20]. Примѣръ св. Василія Великаго еще замѣчательнѣе въ семъ отношеніи. При всемъ томъ, что онъ «былъ», какъ выражается св. Григорій Богословъ[21], «корабль, столько нагруженный ученостію, сколько сіе вмѣстительно для человѣческой природы», «науки словесныя», по свидѣтельству того же св. Богослова[22], «были для него постороннимъ дѣломъ, и онъ заимствовалъ изъ нихъ только то, что могло споспѣшествовать любомудрію»[23]. «Мы», замѣчаемъ Амвросій, «нѣчто читаемъ не для того, чтобы читать, но чтобы знать; читаемъ не для того, чтобы тому слѣдовать, но чтобы опровергать»[24].
Впрочемъ, относительно памятниковъ языческой литературы, нѣкоторые изъ древнихъ пастырей имѣли такую осторожность, что даже чуждались свѣтскаго образованія, и ограничивались изученіемъ одного только слова Божія и твореній отеческихъ. «Мы презираемъ», говоритъ Тертулліанъ, «свѣтскую науку, которая есть безуміе предъ Богомъ, и гнушаемся комедіею и трагедіею, въ которыхъ выставляются на показъ всѣ прелести сей тлѣтворной науки. Комедія есть, такъ сказать, школа нечистоты, а трагедія учитъ только жестокости, злочестію и варварству. Будьте увѣрены, что расказъ о постыдномъ дѣлѣ столь же безполезенъ и опасенъ, какъ и самое дѣло»[25]. Такой отзывъ о языческой литературѣ родился, конечно, изъ опасенія вреда отъ язычества и особенно отъ зрѣлищъ. Тѣмъ, которые обратились въ христіанство изъ язычества и еще не успѣли утвердиться въ истинахъ евангелія, необходимо было воздерживаться отъ всѣхъ книгъ языческихъ, въ которыхъ излагались мнѣнія, противныя вѣрѣ и нравственности христіанской.
Такимъ образомъ свидѣтельства древнихъ же христіанскпхъ писателей удостовѣряютъ насъ, что пастыри первенствующей христіанской церкви изучали преимущественно св. писаніе и творенія св. отцевъ, но не чуждались и произведеній языческой литературы, хотя и смотрѣли на нихъ съ осторожностію и даже гнушались тѣми изъ нихъ, которыя могли имѣть вредное вліяніе на убѣжденія и дѣятельность христіанъ.
Благочинный Гаретовскій.
Г. Ряжскъ.
«Руководство для сельскихъ пастырей». 1861. № 21. С. 64-72.
[1] Творенiя святыхъ отцевъ въ русскомъ переводѣ. IV, стр. 288.
[2] Св. Іоаннъ Златоустъ. О священствѣ слово, 4. Христіанское чтеніе. ч. 44, стр. 23.
[3] См. въ книгѣ Житіи Святыхъ, генваря 25-го дня – житіе св. Григорія Богослова.
[4] Тамъ же, августа 31 дня – житіе св. священномуч. Кипріана, еп. карѳагенскаго, и ноября 23 дня – житіе св. Григорія, еп. акрагантійскаго.
[5] Тамъ же, ноября 13 дня житіе св. Іоанна Златоустаго.
[6] Творенiя св. Григорія Богослова въ русскомъ переводѣ. ч. III, стр. 152,
[7] Блаж. Іеронимъ. Письмо къ Марцеллѣ. См. Христіанское чтеніе. 1837 г. ч 4. стр. 304.
[8] Блаж. Августинъ. Толкованіе на 8-й псаломъ.
[9] Тертулліанъ. Предписаніе противъ еретиковъ, гл. VIII. По русск. перев. ч. 1. стр. 156.
[10] Блаж. Августинъ. Толкованіе на 8-й псаломъ.
[11] См. въ книгѣ Житіи Святыхъ, житіе св. Іоанна Златоустаго, ноября 13-го дня.
[12] Блаж. Іеронимъ. Письмо къ Непоціану объ обязанностяхъ клириковъ. См. Христіанское чтеніе. 1836 г. ч. 2. стр. 264.
[13] Творенiя святыхъ отцевъ въ русскомъ переводѣ. ч. 2. стр. 115.
[14] См. въ книгѣ Житіи Святыхъ, августа 31 дня – житіе св Кипріана, еп. карѳагенскаго. Срав. Acta SS. September. 14, p. 191.
[15] Сократъ. Церковная исторія, кн. 4. гл. 26. По русскомъ переводѣ. стр. 365.
[16] Тамъ же.
[17] Вотъ собственныя слова блаж. Іеронима: «обыкновенно онъ (Непоціанъ) говаривалъ: это мнѣніе Тортулліаново, а это Кипріяново; такъ думалъ Лактакцій, а такъ Иларій; это сказалъ Минуцій Феликсъ, такъ говоритъ Викторинъ, а это слова Арнобія». Блаж. Іеронимъ. Письмо къ еп. Иліодору, посвященное памяти Непоціана пресвитера. См. Христіанское чтеніе, 1832 г. ч. 48. стр. 191.
[18] Этого именно Соборъ Толедскій 4-й требуетъ отъ пресвитеровъ, когда между опредѣленіями своими полагаетъ и слѣдующее: Sciant sacerdotes scripturas sanctas et canones meditentur, ut omne opus eorurn in praedicatione et doctrina consistat, atque aedificent cunotos tam fidei scientia, quam operum disciplina. Concilia Toletana IV. с. XXV. tom. V. p. 1713.
[19] Тертулліанъ. О свидѣтельствѣ души. гл. 1. По русскомъ переводѣ. ч. 1. стр. 192.
[20] Блаж. Іеронимъ. Письмо къ папѣ Дамасу.
[21] Творенiя св. Григорія Богослова въ русскомъ переводѣ. IV. стр. 79.
[22] Тамъ же, стр. 67.
[23] Подъ любомудріемъ Богословъ разумѣетъ «отрѣшеніе Василія отъ міра, пребываніе съ Богомъ, по мѣрѣ того, какъ чрезъ дольнее восходилъ онъ къ горнему, и посредствомъ непостояннаго и скоро-преходящаго пріобрѣталъ постоянное и вѣчно-пребывающее». См. Творенiя св. Григорія Богослова. ч. IV. стр. 67.
[24] Блаж. Августинъ. Изъясненіе на Евангеліе отъ Луки.
[25] Тертулліанъ. Книга о зрѣлищахъ. гл. 28. По русскомъ переводѣ. ч. 2. стр. 147.
