ЛИТУРГИЧЕСКІЯ ЗАМѢТКИ ИЗ САМАРСКИХЪ ЕПАРХІАЛЬНЫХЪ ВѢДОМОСТЕЙ 1897 Г.

Что означаетъ расположеніе перстней на престолѣ, указываемое въ Требникѣ: «лежатъ на деснѣй странѣ святыя трапезы перстни ихъ (т. е. брачущихся) два, златый и сребряный, сребряный убо уклонялся къ деснымъ, златый же къ лѣвымъ, близъ другъ друга».

Значеніе такового расположенія перстней нужно объяснить по связи съ имѣющимъ наступить обмѣномъ колецъ между новобрачными. При обрученіи перстни налагаются на персты новобрачныхъ: «первѣе мужу златый, таже сребряный женѣ», – въ знакъ преимущества мужа предъ женой и повиновенія жены мужу. Послѣ этого совершается троекратный обмѣнъ, при участіи воспріемниковъ, а на рукахъ новобрачныхъ получаются перстни: у жениха невѣстинъ (серебряный), а у невѣсты жениховъ (золотой). Таково именно требованіе церковнаго устава; ибо перстень есть залогъ и какъ таковой долженъ храниться у другого. – Онъ есть постоянный напоминатель о близкомъ лицѣ. Поэтому не было бы смысла, если бы у каждаго изъ брачущихся – у жениха и невѣсты – оказался свой перстень. О себѣ самихъ всѣ помнятъ, и даже сь излишкомъ, безъ особаго напоминанія. Обмѣномъ же колецъ церковь хочетъ навсегда закрѣпить взаимное памятованіе брачущихся другъ о другѣ. Кромѣ того обмѣнъ колецъ совершается еще и затѣмъ, чтобы «женской слабости придать мужественный духъ и дать ей (женѣ) понять, что она входитъ въ согласіе съ мужемъ во всѣхъ дѣлахъ его» (Нов. Скр. ч. IV, гл. 10, § 9). Участіе воспріемниковъ изъ родственниковъ указываетъ на то, что на заключаемый бракъ имѣется согласіе родителей и лицъ брачущихся, или, за неимѣніемъ послѣднихъ живыми, – ихъ родственниковъ.

Что касается употребленія перстня, то обь томъ, прежде всего, есть указаніе въ молитвѣ по обрученіи, гдѣ указывается событіе изъ исторіи Ветхаго Завѣта, гдѣ перстень имѣлъ важное значеніе. Независимо отъ сего въ христіанской Церкви объ употребленіи кольца упоминается у писателя Тертулліана (ум. 220 г.), который, указывая на скромность и умѣренность христіанскихъ женщинъ, говоритъ, что изь нихъ «ни одна не знала золота, кромѣ обручальнаго кольца на одномъ пальцѣ, которое давалъ ей женихъ во время сватовства» (Тертул. объ одѣяніи женщинъ. перев. Карп. стр. 166). О кольцѣ упоминаютъ Климентъ Александрійскій и Амвросій Медіоланскій. Въ своемъ разсказѣ объ Агніи, руки которой искалъ сынъ римскаго градоначальника, предлагая ей самые драгоцѣнные подарки, приводитъ слѣдующія ея слова: удались отъ меня поджога грѣха, пища скверны, снѣдь смерти; удались отъ меня, ибо у меня есть другой возлюбленный, который принесъ гораздо лучшіе наряды, чѣмъ ты и далъ мнѣ въ залогъ кольцо своей вѣры; онъ гораздо тебя благороднѣе и родомъ и достоинствомъ» (Письмо 34).

Есть ли основаніе полагать вѣнцы на престолѣ?

Въ нѣкоторыхъ старинныхъ Требникахъ, напр., въ Требникѣ, списанномъ съ греческаго митр. Кипріаномъ, прямо сказано: стоить же на святой трапезѣ... вѣнци, потирецъ стьклянъ и исполненъ вина»... (см. прил. къ соч. Горчакова о тайнѣ супружества). Тоже замѣчаніе, относительно брачныхъ вѣнцовъ, можно встрѣчать и въ другихъ чинахъ обрученія и вѣнчанія, относящихся къ болѣе позднему времени – вѣку ΧVΙ. (Богослуж. въ русск. церкви въ XVΙ в. Дмитріевскаго. Ч. I., стр 389 и 392, Казань 1884 г.). Посему нѣтъ ничего предосудительнаго въ томъ, если бы вѣнцы, ровно какъ и обручальные перстни, брались священникомъ съ престола, какъ отъ Самого Господа, что соотвѣтствуетъ и общему смыслу читаемыхъ молитвъ.

Что касается того отсутствія этого обычая въ первенствующей церкви, то это объясняется исторіей самихъ вѣнцовъ. Въ первенствующей церкви вѣнцы не были священной принадлежностью храма, какъ теперь, а приносились изъ домовъ жениха и невѣсты сплетенные изъ вѣтвей масличныхъ, или лавровыхъ, лимонныхъ, померанцевыхъ; кто хотѣлъ, тотъ украшалъ эти вѣнки лентами и цвѣтами. Въ церкви Русской, по свидѣтельству Ѳеофана Прокоповича, было великое разнообразіе вѣнцовъ: одни были подобны дѣвическимъ повязкамъ, другіе – съ рогами, или лучами; иные – съ лиліями и дужками. Въ Малороссіи употреблялись въ видѣ плоскихъ – въ вертокъ ширины – обручиковъ, украшенныхъ шарами, или позолоченныхъ. Очевидно, только въ болѣе позднее время вѣнцы получили настоящую свою форму и стали священною принадлежностью храма.

Слѣдуетъ ли предъ отпустомъ вѣнчанія читать молитву на разрѣшеніе вѣнцовъ во осмый день?

Новобрачные у насъ не носятъ вѣнцовъ въ продолженіе семи дней: вѣнцы снимаются съ нихъ въ указанное время еще до окончанія вѣнчанія; тѣмъ не менѣе по окончаніи вѣнчанія молитву «на разрѣшеніе вѣнцовъ во осмый день» слѣдуетъ прочитывать. Подобно сему и новопросвѣщенные у насъ, хотя бы и возрастные не ходятъ въ бѣлыхъ крещальныхъ одеждахъ въ продолженіе семи дней и не приходятъ во 8-й день по крещеніи для снятія бѣлыхъ одеждъ при посредствѣ и молитвѣ священника, но положенныя во 8-й день по крещеніи молитвы «во еже омыти» и на разрѣшеніе пеленъ и пояса все-таки прочитываются тотчасъ же по крещеніи. Еще лучше, гдѣ есть обыкновеніе – а такое обыкновеніе есть въ селахъ, – чтобы новобрачные въ вѣнцахъ сопровождались изъ церкви до своего дома, гдѣ иногда вѣнцы остаются до 8-го дня, когда священникъ приглашается въ домъ прочитать положенную молитву «на разрѣшеніе вѣнцовъ во осмый день».

Значеніе словъ молитвы согласная достигше и спрятавше знаменія, по обыкновенію Нов. Скриж. (ч. IV, гл. XII, § 2), таково. – Когда отецъ выдаетъ въ замужество свою дочь, тогда онъ договаривается съ отцемъ жениха, или съ будущимъ свекромъ своей дочери о своемъ приданомъ и обѣщается это приданое укрѣпить надлежащими документами при вѣрныхъ свидѣтеляхъ. Равно и свекоръ именемъ жениха его дочери и своего сына на это соглашается и обязуется принять то самое, о чемъ договорились; такъ что всѣ они взаимно соглашаются на одномъ и достигаютъ согласія. По совершеніи же брака, новобрачные, принявъ отъ своихъ родителей знаменіе этого договора, или записи и разные документы, сохраняютъ ихъ у себя; почему и говорится, что они спрятали, яже въ брацѣ знаменія.

Можно ли вѣнчать дѣтей безъ согласія ихъ родителей?

Τ. X. Св. Зак. (изд. 1875 г.), ч. І-я, ст. 6-й гласитъ: – «запрещается дѣтямъ вступать въ бракъ безъ дозволенія родителей, опекуновъ, попечителей».

Тоже подтверждаютъ прав. 38 и 42 св. Василій Великаго. § 18, п. 4-й инструкціи благочин. (изд. 1857 г.) гласитъ: «не вѣнчать дѣтей до извѣстнаго возраста безъ воли родителей, или опекуновъ». Но какой это возрастъ, нигдѣ не опредѣлено.

Давая отчетъ на поставленный вопросъ, слѣдуетъ разсуждать по аналогіи. Такое разсужденіе тѣмъ болѣе имѣетъ для себя основаніе, что оно принадлежитъ пок. Филарету, митроп. Московскому[1]. По закону для вступленія въ бракъ требуется достиженіе женихомъ 18 лѣтняго возраста, а невѣстою 16 лѣтняго. Однако, при неприкосновенности сего закона, въ нужныхъ случаяхъ предоставлено Епархіальнымъ Преосвященнымъ разрѣшать браки несовершеннолѣтнихъ. Подобнымъ образомъ можетъ быть рѣшенъ и вопросъ о согласіи родителей на бракъ ихъ дѣтей. Общій законъ, запрещающій бракъ безъ согласія родителей, долженъ оставаться въ силѣ. Но если совершеннолѣтнія дѣти попросятъ епископа разрѣшить имъ бракъ, на который родители ихъ не соглашаются по причинамъ незаконнымъ и неуважительнымъ, а оставаться безбрачными они находятъ для себя неудобнымъ или небезопаснымъ; и если по дознанію, причина отказа со стороны родителей окажется незаконною, а оставленіе дѣтей безъ брака можетъ сопровождаться вредомъ для ихъ нравственности, то епархіальный архіерей чрезъ способное духовное лицо увѣщеваетъ родителей прекратить свое сопротивленіе браку дѣтей, а въ случаѣ безуспѣшности самъ разрѣшаетъ бракъ безъ требованія согласія родителей.

Почему родители не присутствуютъ при бракосочетаніи ихъ дѣтей и желательно ли это?

Указомъ Петра I, даннымъ 5 Января 1724 г. по поводу «принужденныхъ браковъ», бывшихъ или по страху отъ родителей, или по принужденію господъ, было повелѣно: «учинить во всемъ Россійскомъ государствѣ такое запрещеніе, дабы отнынѣ родители дѣтей и всякаго званія люди рабовъ своихъ и рабынь къ брачному сочетанію, безъ самопроизвольнаго ихъ желанія, отнюдь не принуждали и не брачили, подъ опасеніемъ тяжкаго штрафованія; а понеже много случается, что и неволею сочетаемые не дерзаютъ во время брака смѣло спорить и пружденія объявлять одни за стыдъ, а другіе за страхъ, что уже послѣ является отъ несогласнаго тѣхъ неволею сочетанныхъ житія; того ради... прежде вѣнчанія брачныхъ приводить родителей ихъ... къ присягѣ въ томъ, одни не неволею ль женятъ сына, а другіе не неволею ль замужъ дочь дають, также и господа съ рабами не такъ ли поступаютъ».

Присяга эта наводила на предковъ нашихъ такой страхъ, что они, во избѣжаніе какихъ-либо подозрѣній въ принужденіи своихъ дѣтей къ браку, отказывались даже присутствовать при ихъ браковѣнчаніи. А это отсутствіе ихъ, сначала добровольное, вошло, потомъ, во всеобщій обычай. Между тѣмъ, кому, какъ не родителямъ, естественнѣе всего помолиться о счастіи и благополучіи своихъ дѣтей и благословить: ибо благословеніе родителей утверждаетъ домы чадъ.

Почему на отпустѣ вѣнчанія воспоминаются св. равноап. Константинъ и Елена и св. великомуч. Прокопій?

Для управленія Римской имперіей и для распространенія и утвержденія вѣры Христовой Богъ избралъ благочестивыхъ царей Константина и матерь его Елену, которыхъ церковь и назвала боговѣнчанными и равноапостольными: почему и призываетъ ихъ въ молитвахъ, какъ своихъ покровителей. Что касается поминовенія св. великомуч. Прокопія, то изъ житія его (8 іюля) видно, что онъ научилъ двѣнадцать благородныхъ женъ отъ брачныхъ одеждъ и радостей идти на мученическую смерть за вѣру Христову съ веселіемъ и радостію, какъ на брачный пиръ. Воспоминаніе о семъ указываетъ на то, чтобы мужъ и жена, состоя въ бракѣ, сохраняли цѣломудріе и христіанское благочестіе, отличались ревностію по Богѣ и вѣрѣ Христовой, за что они, какъ родоначальники имѣющаго произойти отъ нихъ потомства, и получатъ вѣнцы въ царствіи небесномъ.

Какой припѣвъ употреблять на канонѣ елеосвященія?

По Требнику Львовскаго изданія (1695 г.) припѣвъ этотъ слѣдующій: Господи, услыши молитву раба Своего, молящагося нами Тебѣ[2]. Послѣ каждой пѣсни катавасія: Возстави отъ болѣзни раба Твоего, Милостиве, яко мы усердно къ Тебѣ прибѣгаемъ къ милостивому избавителю всѣхъ Господу Іисусу. На основаніи указаній также Требника въ практикѣ русской церкви укоренился обычай во время помазанія больного елеемъ пѣть: Услыши насъ, Господи; услыши насъ, Владыко; услыши насъ, Святый.

Кто поступаетъ правильнѣе: тѣ-ли которые при чтеніи Евангелій надъ болящимъ при совершеніи таинства елеосвященія держатъ Евангеліе надъ головой болящаго; или тѣ, которые такъ поступаютъ при чтеніи только одного изъ семи Евангелій?

Не погрѣшаютъ ни первые, ни вторые. Хотя въ Требникѣ не указано, чтобы Евангелія читались надъ головой болящаго. Но въ виду того, что у насъ принято, при служеніи частныхъ молебновъ, читать Евангеліе надъ преклоненными головами, не погрѣшительно читать всѣ Евангелія надъ головою больного соборуемаго лица. Только при этомъ слѣдуетъ наблюдать, чтобы Евангеліе не лежало на головѣ больного, ибо, по указанію Требника, Евангеліе должно быть возлагаемо на голову больного только въ концѣ елеопомазанія (письменами внизъ).

Какъ совершать таинство елеосвященія въ дни Пасхальной седмицы?

Несомнѣнно, что чинъ таинства елеосвященія долженъ быть измѣненъ сообразно съ временемъ. Въ чемъ-же можетъ и должно быть измѣненіе? По составу своему елеосвященіе имѣетъ сходство съ молебномъ; посему естественнѣе всего начало и продолженіе елеосвященія приспособить къ молебну. Именно: По возгласѣ: аминь. Христосъ воскресе, яко же предъизъявися въ началѣ утрени (см. Тріодь Цвѣтная). Далѣе по чину елеосвященія ектенія: паки и паки миромъ Господу помолимся. Вмѣсто аллилуіа Предварившія утро и тропари: Помилуй насъ. Господи, помилуй насъ. Ирмосы канона могутъ быть пасхальные: Воскресенія день; а тропари изъ канона на елеосвященіе, такъ какъ они по содержанію и характеру своему приспособлены къ состоянію болящаго, къ совершаемому таинству и потому ничѣмъ инымъ замѣняемы быть не должны.

Въ какихъ облаченіяхъ – траурныхъ или свѣтлыхъ – слѣдуетъ совершатъ отпѣваніе умершихъ или служитъ заупокойныя литургіи и панихиды.

Отвѣта на поставленные вопросъ нѣтъ ни въ одной богослужебной книгѣ. Въ Требникѣ – въ послѣдованіи «погребенія мірскихъ человѣкъ» сказано: «священникъ пришедъ въ домъ, въ немъ же мощи усопшаго лежатъ, и возложивъ епитрахиль и вложивъ ѳиміамъ въ кадильницу, кадитъ тѣло мертваго и предстоящихъ и начинаетъ обычно»...; въ послѣдованіи «погребенія священниковъ» сказано только, что «приходятъ священницы облачены въ священническія одежды»... Но нигдѣ не указанъ цвѣтъ ихъ... Можно бы ожидать какого-либо разъясненія этого вопроса въ «указѣ о провожденіи усопшихъ на святую пасху и во всю свѣтлую недѣлю». Но и тамъ только сказано: «мало что отъ обычнаго усопшихъ пѣнія поется величества ради и чести веселаго праздника воскресенія»... «Пришелъ священникъ съ клирики... вземъ на ся епитрахиль и фелонь и покадивъ обычно начинаетъ»... Если-бы траурныя облаченія при погребеніи требовались уставомъ церковнымъ, то естественнѣе всего въ указѣ о пасхальномъ погребеніи сказать объ отмѣнѣ ихъ хотя-бы на время свѣтлаго «веселаго» праздника подобно тому, какъ указаны измѣненія пасхальнаго погребенія въ отношеніи къ его содержанію и составу.

Отсутствіе малѣйшаго намека на траурныя ризы при погребеніи даетъ прямое основаніе утверждать, что ихъ никогда не требовалось, потому что не должно быть, потому что употребленіе ихъ не согласно съ христіанскимъ взглядомъ на смерть. Смерть истиннаго христіанина есть переходъ изъ страны печали и плача въ страну истиннаго веселія и радости, переходъ отъ жизни худшей въ лучшую и потому сама Церковь всѣми мѣрами старается умѣрить и облегчить естественную скорбь родныхъ и близкихъ, обращаясь къ почившему съ словами: «блаженъ путь, въ онь же идеши днесь душе, яко уготовася тебѣ мѣсто упокоенія»... или: «душа его во благихъ водворится» и т. д. Даже одинъ изъ самыхъ язвительныхъ противниковъ христіанства, риторъ Лукіанъ, осмѣивая христіанъ, отдалъ имъ полную справедливость, когда говоритъ: «эти несчастные вбили себѣ въ голову, что они безсмертны и так. образ., изъ смерти дѣлаютъ себѣ забаву». Такой взглядъ на смерть, какъ на пріобрѣтеніе желательное для истиннаго христіанина (Римл. VII, 24: бѣдный я человѣкъ! кто избавитъ меня отъ сего тѣла смерти?) имѣющаго упованіе о лучшей, блаженной, вѣчной жизни, рѣшительно не допускаетъ мысли объ употребленіи черныхъ ризъ при по гребеніи. Кто не знаетъ, какое мрачное, угнетающее и безотрадное чувство возбуждаетъ видъ траурнаго облаченія?! И, слѣдовательно, какъ это чувство не соотвѣтствуетъ христіанскому представленію о смерти! Почему самый образъ погребенія и проводы покойниковъ до могилы сопровождались торжественнымъ пѣніемъ псалмовъ и благодареніемъ Бога за побѣду, дарованную умершему во Христѣ брату (Діонисій Ареопагитъ). Наконецъ, отцы и учители церкви (Діонисій Ареопагитъ, Симеонъ Солунскій и др.) смерть считаютъ днемъ рожденія для жизни (dies natalis natalitia), почему и обряды при погребеніи ставятъ въ связи съ обрядами при таинствѣ крещенія (Нов. Скр. ч. IV, гл. 20, § 17). А при крещеніи – духовномъ рожденіи – Церковь окончательно установила бѣлыя, свѣтлыя одежды какъ для священнослужителей, такъ и для крещаемыхъ («Ризу мнѣ подаждь свѣтлу»). Неумѣстность траурныхъ ризъ при погребеніи подтверждается и словами св. Іоанна Златоуста, который при объясненіи 2-й гл. посл. къ Евр. говоритъ: «не плачьте безобразно и безчинно даже и о грѣшникахъ умершихъ, не терзая волосъ и не облекаясь въ черныя ризы» (Ц. В. 86, 29: 77, 22).

Введеніе въ употребленіе траурныхъ ризъ при погребеніи въ русской православной церкви (на Востокѣ ихъ нѣтъ) есть заимствованіе съ Запада и, притомъ, сравнительно поздняго времени – послѣднихъ 2 столѣтій вмѣстѣ съ другими обычаями, напр., возложеніемъ вѣнковъ и др. Положительное разъясненіе этого даютъ намъ имѣющіеся въ полномъ собраніи законовъ указы Императрицы Елизаветы Петровны. Такъ въ одномъ изъ нихъ – отъ 15 мая 1746 г. – мы читаемъ слѣдующее: – «Указали Мы: отъ нынѣшняго времени погребальныя церемоніи знатнымъ персонамъ, и другимъ чиновнымъ людямъ и дворянству, для великихъ и напрасныхъ расходовъ оставить, палатъ траурными обоями не обивать, каретъ и шоръ чернымъ сукномъ не обивать и лошадей черными попонами не накрывать и прочихъ притомъ траурныхъ уборовъ, яко гербовъ, знаменъ, факелъ и флеровъ, какъ до нынѣ бывало не употреблять, кромѣ одной церковной церемоніи; а именно: выносить умершаго къ литургіи, и по окончаніи оной погребать, и какъ оный выносъ такъ и погребеніе чинить по чиноположенію церковному;... фамиліи умершаго траурное платье носить и ливрею черную имѣть не запрещается, токмо въ ономъ ко Двору Нашему не ходить». 1-го сентября того же 1746 г. опубликованъ второй указъ, въ которомъ говорится: «Отнынѣ указали Мы, для тѣхъ же излишнихъ и напрасныхъ расходовъ, никому и ливрей черныхъ не имѣть, развѣ токмо въ день погребенія и то, кто пожелаетъ, а послѣ того отнюдь оной никому не употреблять, чего полиціи накрѣпко смотрѣть». Не смотря на эти указы, очевидно, находились нарушители ихъ, потому что 11 іюня 1751 г. опубликованъ третій указъ, по которому: «Ея Императорское Величество Всемилостивѣйше указать соизволила... нынѣ еще вновь въ подтвержденіе вышеобъявленныхъ указовъ публиковать, дабы никто въ резиденціи никакого званія люди (кромѣ чужестранныхъ пословъ и министровъ и ихъ служителей), какъ при погребеніи умершихъ, такъ и послѣ, глубокихъ трауровъ, яко баекъ и флеровъ, и плерезовъ, отнюдь не носили и не употребляли... и того отъ полиціи накрѣпко смотрѣть».

По кончинѣ Елизаветы Петровны указомъ Сената 8 января 1762 г. совелѣно было во всѣхъ присутственныхъ мѣстахъ «присутственные столы покрыть чернымъ сукномъ, и на стулья наложить черные изъ фланели или другой какой черной матеріи чехлы, а письма посылать за черною печатью». Со дня изданія этого указа трауръ въ Россіи привился повсемѣстно и крѣпко. Есть полное основаніе думать, что мірскія лица, подъ вліяніемъ иностранныхъ, носящія трауръ въ знакъ скорби о своихъ покойникахъ, желали придать такую же траурную обстановку и самому погребенію умершихъ; для чего они могли даже просить русскихъ представителей церкви объ употребленіи черныхъ ризъ при отпѣваніи покойниковъ, а пастыри церкви, естественно, могли подчиняться такому желанію, которое было многимъ пріятно.

Нельзя не порадоваться, что въ настоящее время вопросъ объ употребленіи черныхъ ризъ при отпѣваніи и погребеніи, поднятый тому назадъ лѣтъ 15, пришелъ, если не законодательно, то по крайней мѣрѣ практически къ рѣшенію въ пользу свѣтлыхъ, бѣлыхъ ризъ, къ рѣшенію согласному съ христіанскимъ взглядомъ на смерть, съ исторіей и съ естественнымъ чувствомъ человѣческимъ, которое при видѣ бѣлаго облаченія невольно окрыляется, укрѣпляется и возвышается, а не падаетъ окончательно, какъ то бываетъ при видѣ ризъ траурныхъ, черныхъ.

О разрѣшительной молитвѣ.

По требнику послѣ отпѣванія усопшаго и послѣ возглашенія ему «Вѣчной памяти» полагается чтеніе прощальной молитвы: Господь Іисусъ Христосъ Богъ нашъ... На практикѣ вмѣсто этой прощальной краткой молитвы, обыкновенно, читается другая, болѣе пространная; печатаемая на особыхъ листахъ и, по прочтеніи влагается въ правую руку умершаго, такъ называемая разрѣшительная. По содержанію своему обѣ молитвы сходны и по этому прочтеніе разрѣшительной молитвы исключаетъ собою необходимое чтеніе молитвы прощальной. Кромѣ того практика указываетъ и время для прочтенія разрѣшительной молитвы, иное, чѣмъ для прощальной молитвы, именно – послѣе евангелія, сугубой ектеніи и молитвы: Боже духовъ. Основаніе для этого можетъ быть слѣдующее: По требнику въ это время полагается послѣднее цѣлованіе умершаго. Чувство скорби объ умершемъ естественно должно облегчаться, когда въ рукахъ его видится разрѣшительная молитва, въ которой говорится о прощеніи Господомъ всѣхъ согрѣшеній почившаго. Съ Другой стороны цѣлесообразнѣе прочитывать разрѣшительную молитву во время указываемое практикой, т. е. въ присутствіи всѣхъ молящихся, а не послѣ отпуста, когда многіе могутъ уже уйти.

Содержаніе разрѣшительной молитвы заимствовано изъ умилостивительной молитвы, помѣщенной въ концѣ литургіи св. ап. Іакова; а настоящую формулировку получила въ XIII в. отъ епископа Амаѳунтскаго Германа. Первоначально молитва эта читалась надъ тѣми изъ умершихъ, которые при жизни находились подъ отлученіемъ, или запрещеніемъ, или же умерли нечаянною смертію. Но такъ какъ въ разрѣшеніи грѣховъ имѣютъ нужду всѣ умершіе безъ различія рода смерти, то употребленіе разрѣшительной молитвы сдѣлалось явленіемъ всеобщимъ: ее внесли въ чинѣ погребенія и прочитываютъ надъ всѣми умершими. Въ Печерскомъ Патерикѣ о разрѣшительной молитвѣ разсказывается слѣдующее: Къ преп. Ѳеодосію Печерскому пришелъ однажды князь Симонъ варягъ и просилъ молитвъ преподобнаго за себя, за сына и за весь родъ свой. Преподобный далъ обѣщаніе исполнить просьбу Симона и тогда послѣдній поклонился преподобному до земли, неотступно просилъ подтвердить данное обѣщаніе писаніемъ. Преп. Ѳеодосій списалъ ему слова іерейской прощальной молитвы. Симонъ завѣщалъ, чтобы эта молитва положена была ему въ руки послѣ его смерти, что и было исполнено. Отсюда и пошло обыкновеніе давать въ руки покойниовъ разрѣшительную молитву. Молитвы этой не чуждались даже люди праведные; такъ св. Александръ Невскій, при погребеніи своемъ разогнулъ правую руку, принялъ разрѣшителъную грамоту, какъ живой.

Происхожденіе и значеніе заупокойной кутьи.

Кутьей – по-славянски коливомъ – называются свареныя съ медомъ зерна пшеницы, употребляемыя особенно при паннихидахъ. Начало употребленія колива относятъ ко времени великомученика Ѳеодора Тирона, пострадавшаго 17 февраля 316 г. Но это коливо было употреблено по особому случаю, – во избѣжаніе оскверненія христіанъ отъ продававшихся на рынкѣ окропленныхъ идоложертвенною кровію съѣстныхъ припасовъ.

Естественнѣе усматривать начало заупокойной кутьи въ древнихъ агапахъ, или вечеряхъ любви. Послѣднія устроялись въ притворѣ храма и предназначались прежде всего для клириковъ и нуждающихся бѣдныхъ мірянъ Послѣ того какъ агапы, вслѣдствіе вкравшихся злоупотребленій, были запрещены правилами Лаодикійскаго собора 28, Карѳагенскаго собора 46, а особенно правиломъ 74 Трулльскаго собора, поминальныя трапезы перешли въ частные дома, куда по-прежнему приносимы были разнообразные продукты для совершенія поминальныхъ транезъ. Но изъ всѣхъ этихъ приношеній для поминовенія умершихъ осталось употребленіе зеренъ, получившее символическое значеніе, которое объясняется слѣдующимъ образомъ. «Пшеница означаетъ, что умершій человѣкъ опять воистину возстанетъ изъ гроба; ибо пшеница, посѣеваемая въ землѣ, сперва истлѣваетъ, а потомъ возрастаетъ и приноситъ плодъ» (Іоан. XII, 24)... И человѣкъ, какъ сѣмя, какъ плодъ изъ земли, полагаемый въ землю, какъ пшеница, опять возстанетъ Божественною силою и какъ-бы прозябшій приведенъ будетъ ко Христу живымъ и совершеннымъ... Медъ означаетъ то, что послѣ воскресенія ожидаетъ... праведныхъ... сладкая, благопріятная, блаженная жизнь въ небесномъ царствѣ» (Нов. Скр. ч. IV, гл. XXIII, 33).

Исторія поминаній.

Поминовеніе умершихъ совершается по особымъ небольшимъ книжечкамъ – поминаніямъ, происхожденіе которыхъ относится къ глубокой древности и имѣетъ своимъ первообразомъ диптихъ. Поминовеніе по диптихамъ ведетъ свое начало со временъ апостольскихъ (Евр. XIII, 7), когда диптихъ представлялъ изъ себя книжечку, состоящую изъ двухъ листковъ, или дощечекъ (δίς – дважды и πτήσσω – складываю), изъ которыхъ на одной писались имена живыхъ, а на другой – умершихъ. Имена эти по диптихамъ прочитывались діакономъ за литургіей, о чемъ имѣются свидѣтельства у Тертулліана, Св. Кипріана, Св. Діонисія Ареопагита и др. Отъ обыкновенныхъ диптиховъ отдѣлился особый разрядъ ихъ, куда вносились имена святыхъ, мучениковъ, исповѣдниковъ и др. Изъ этихъ диптиховъ получились календари и мѣсяцесловы, – по своему типу отдалившіеся отъ поминаній. Со временемъ и обыкновенный диптихъ подвергся измѣненію: онъ получилъ форму синодика съ элементомъ повѣствовательнымъ. Въ синодикѣ помѣщались большею частію заимствованныя изъ прологовъ и патериковъ благочестивыя размышленія о возмездіи въ будущей жизни, правила о поминовеніи усопшихъ и поминальныя молитвы. Но синодики не получили всеобщаго распространенія. Условіемъ записи въ нихъ служили или особыя заслуги для церкви, или денежная плата. Почему они и были въ употребленіи преимущественно въ монастыряхъ, соборахъ и рѣдко въ церквахъ сельскихъ. Между тѣмъ потребность въ поминовеніи усопшихъ не ослабѣвала: каждому хотѣлось помянуть своихъ близкихъ умершихъ за литургіей, при принесеніи безкровной жертвы, ибо, по вѣрованію Церкви, тѣмъ молитва особенно дѣйственна и многоплодна для умершихъ.

Посему синодики получили форму нынѣшнихъ поминаній съ простымъ перечнемъ именъ – живыхъ и умершихъ, которыя и прочитываются за богослуженіемъ. Современная форма этихъ поминаній болѣе подходитъ къ своему первоначальному прототипу – диптиху, отъ котораго послѣдовательно произошла.

Откуда произошелъ и что означаетъ обычай украшать гробы умершихъ цвѣтами и устилать путь къ кладбищу древесными вѣтвями?

Начало обычая украшать тѣла, гробы и могилы умершихъ лежитъ въ языческой древности. Язычество вообще состоитъ въ обоготвореніи видимой природы и потому естественно приходитъ къ мысли о взаимной тѣсной связи между человѣкомъ и міромъ растительнымъ. Прійти къ такой мысли, было тѣмъ легче, что жизнь человѣка имѣетъ много сходства съ жизнію растеній: появленіе зародыша, постепенный ростъ, возмужалость и цвѣтъ, зрѣлость, плодъ, ослабленіе, дряхлость. И само Св. Писаніе сравниваетъ человѣка то съ травою (Псал. 89), то съ полемъ цвѣткомъ (Псал. 102, 15; 1 Петр. 1, 24). Очевидно, сознанію язычниковъ предносилась, хотя и неясно, мысль о будущей, загробной жизни; почему мысль эту они и стремились выразить украшеніемъ покойниковъ, ихъ гробовъ и могилъ цвѣтами и растеніями, которые служили символами будущаго возрожденія и воскресенія умершихъ: зима, когда растенія увядаютъ; служила символомъ смерти; а весна и лѣто, когда вся природа и растенія оживаютъ, – символомъ воскресенія. Вслѣдствіе этого почти у всѣхъ языческихъ народовъ употребленіе цвѣтовъ и растеній при погребеніи умершихъ было очень распространено. Иногда растенія ставились предъ домомъ, въ которомъ находился покойникъ, вокругъ гроба, или были разсаживаемы на могилахъ.

Христіанство, освѣтившее темное представленіе язычниковъ о безсмертіи и, превратившее это представленіе въ непоколебимую увѣренность, и обычаю украшать покойниковъ растеніями сообщило свой смыслъ, хотя въ церковныхъ установленіяхъ не было нигдѣ указаній объ употребленіи растеній и цвѣтовъ при погребеніи, и обычай этотъ нашелъ большее примѣненіе и распространеніе въ церкви Западной, откуда перешелъ къ намъ, по подражанію, сравнительно въ недавнее время. Упоминанія о существованіи этого обычая мы находимъ у св. Амвросія Медіоланскаго въ его рѣчи на смерть императора Валентиніана II (390 г.), у св. Григорія Богослова (329-390 г.) въ надгробномъ словѣ брату Кесарію и у другихъ, съ такимъ однако поясненіемъ, что обычай этотъ не находилъ всеобщаго одобренія среди христіанъ, которые предпочитали чествовать умершихъ словомъ назиданія и добрыми дѣлами. Такъ св. Григорій Богословъ въ указанномъ мѣстѣ говоритъ: «Прочь отъ меня съ языческими игрищами и представленіями въ честь несчастныхъ юношей... Прочь съ тѣми обрядами, въ которыхъ насыпями, приношеніемъ начатковъ, вѣнцами и свѣжими цвѣтами упокоивали усопшихъ человѣковъ, покоряясь болѣе отечественному закону и неразумію горести, нежели разуму. Мой даръ – слово; оно, переходя далѣе и далѣе, достигнетъ, можетъ быть, и будущихъ временъ... и сохранитъ... явственнѣе картины изображенія возлюбленнаго»[3].

Кромѣ общаго, присущаго цвѣтамъ и растеніямъ, символическаго значенія, нѣкоторые изъ нихъ, сообразно своимъ свойствамъ, употреблялись преимущественно предъ другими для украшенія покойниковъ, гробовъ и могилъ. Къ такимъ растеніямъ относятся розы, фіалки, лиліи, размаринъ, барвинокъ, плющъ, миртъ, сосна, ель, кипарисъ, лавръ, пальма и др. Роза – лучшій изъ всѣхъ цвѣтовъ – издревле означаетъ начало жизни (еще у Гомера часто встрѣчается выраженіе – розоперстная заря). Бѣлый цвѣтъ розы, а равно фіалки и лиліи, также бѣлый, и расцвѣтающій очень рано символически означаетъ нравственную чистоту и непорочность; почему Пресвятая Дѣва Марія нерѣдко изображается съ лиліей въ рукѣ или съ вѣнцомъ изъ лилій на головѣ. Красный цвѣтъ розы, по восточному сказанію, произошелъ отъ первой пролитой на землѣ крови; почему ему усвояется значеніе мученичества. Розмаринъ, барвинокъ, плющь, миртъ, сосна и ель суть растенія постоянно сохраняющія свою зелень; почему ими украшаемы были могилы умершихъ въ знакъ непрекращающейся жизни и любви, простирающейся и на умершихъ. Изображенія мирта встрѣчаются и на древнехристіанскихъ гробницахъ. Кипарисъ – дерево никогда не теряющее листьевъ и не гніющее, по Амвросію Медіоланскому и по Григорію Богослову, служитъ образомъ праведника, утвердившагося въ благодати Божіей. Вслѣдствіе тѣхъ же двухъ свойствъ кипарисъ служилъ символомъ никогда непрекращающейся жизни. Лавръ всегда служилъ символомъ торжества и побѣды. Листья и вѣтви лавровые имѣли широкое употребленіе и у христіанъ первыхъ вѣковъ. По свидѣтельству Григорія Турскаго (540-595 г.), въ его время подъ тѣла умершихъ подстилались лавровые листья. На гробницахъ другихъ древне-христіанскихъ памятникахъ часто встрѣчаются изображенія лавровыхъ деревьевъ и вѣнковъ. Какъ постоянно зеленѣющее, лавровое дерево также служило символомъ непрекращающейся жизни и будущаго воскресенія. Самое воскресеніе Іисуса Христа въ христіанской символикѣ первыхъ трехъ вѣковъ изображалось чрезъ крестъ, окруженный лавровымъ вѣнкомъ. Другимъ символомъ побѣды служила пальма. При входѣ въ Іерусалимъ Господа, какъ Царь, Онъ встрѣченъ былъ народомъ съ пальмовыми вѣтвями въ рукахъ (Іоан. XII, 13). По объясненію Тертулліана, Оригена, свв. Амвросія Медіоланскаго и Григорія Богослова пальма означаетъ «награду за побѣду». Въ Апокалипсисѣ св. Іоанна мученики, устоявшіе въ борьбѣ, являются предъ престоломъ Божіимъ съ пальмовыми вѣтвями въ рукахъ (VII, 9). «Пальма мученичества» – выраженіе часто встрѣчающееся въ диптихахъ, мученическихъ актахъ и мартирологахъ. Верба или ива – дерево, нашедшее употребленіе при христіанскомъ богослуженіи. Упоминаніе о вербѣ соединено съ воспоминаніемъ евреями о Сіонѣ (на вербіихъ посредѣ его обѣсихомъ органы наша, Псал. 186, 1-2). Верба, какъ дерево ранѣе другихъ распускающееся, служитъ символомъ воскресенія и новой жизни и замѣняетъ у насъ въ недѣлю Ваіи пальму.

Изъ сказаннаго видно, откуда произошелъ и что означаетъ обычай украшать самихъ покойниковъ, гробы и могилы ихъ растеніями и цвѣтами и устилать ими путь къ кладбищу. Видно и то, что въ обычаѣ этомъ нѣтъ ничего предосудительнаго; напротивъ, обычай этотъ полонъ глубокаго смысла и въ различныхъ формахъ служитъ носителемъ идеи безсмертія. Сама православная церковь въ нѣкоторыхъ случаяхъ допускаетъ употребленіе цвѣтовъ, напр., для украшенія креста Господня – 1 августа, праздникъ Воздвиженія, въ недѣлю крестопоклонную. Къ сожалѣнію, обычай употреблять цвѣты и растенія въ видѣ вѣнковъ, при погребенія умершихъ, получилъ совершенно неправильную и до чудовищности смѣшную форму (вѣнки металлическіе); почему и сдѣлался не носителемъ и выразителемъ идеи безсмертія, а демонстративнымъ способомъ чествованія иногда сомнительныхъ заслугъ почившаго, а еще болѣе пустымъ требованіемъ приличія, сопряженнымъ однако съ большими и обременительными для небогатыхъ людей издержками. Въ виду этого Св. Синодъ (20 дек. 1885 г. и 20 янв. 1886 г.) опредѣлилъ: «воспретить при слѣдованіи погребальныхъ шествій въ церковь для отпѣваиія и на кладбища для погребенія – ношенія вѣнковъ съ надписями или безъ оныхъ, а равно и иныхъ знаковъ и эмблемъ, не имѣющихъ церковнаго или государственно-оффиціальнаго значенія, и строгое за симъ наблюденіе вмѣнить въ обязанность полицейскимъ властямъ». Независимо отъ сего, въ видахъ охраненія должнаго благочинія и подобающаго святынѣ уваженія, въ самыхъ храмахъ при отпѣваніи усопшихъ, Св. Синодъ (опред. 10-12 февр. 1886 г.) вмѣнилъ въ обязанность настоятелямъ и настоятельницамъ монастырей, а равно и настоятелямъ приходскихъ церквей и кладбищъ, въ случаѣ желанія родственниковъ умершаго обставить грибъ его въ храмѣ деревьями и растеніями, имѣть попеченіе, чтобы предназначенныя для того деревья и растенія отнюдь не закрывали отъ молящихся иконостаса и царскихъ вратъ и не мѣшали священнослужителямъ, при совершеніи отпѣванія.

Чинъ освященія храма и значеніе употребляющихся при немъ символическихъ дѣйствій.

Обычай освящать храмъ – мѣсто особеннаго присутствія Божія – перешелъ изъ церкви ветхозавѣтной. Когда была устроена скинія свидѣнія – этотъ первый походный храмъ истинному Богу, то, по повелѣнію Божію, Ааронъ воскурилъ предъ кивотомъ ѳиміамъ и слава Господня исполнила скинію (Исх. XL, 34). Также было и по освященіи храма Соломонова: облако наполнило домъ Господень, ибо слава Господня наполнила храмъ Господень (3 Цар. VIII, 10-11). Примѣромъ церкви ветхозавѣтной руководилась и церковь новозавѣтная. Правда, новозавѣтное богослуженіе, по словамъ Іисуса Христа, есть поклоненіе Богу въ духѣ и истинѣ (Іоан IV, 24; срав. Ефес. VI, 18) и христіане сами именуются духовными храмами Бога живаго (2 Кор. VI, 16). Правда, что религіозная жизнь первенствующихъ христіанъ была свободнымъ служеніемъ Богу и они то единодушно пребывали на молитвѣ въ храмѣ, то преломляли хлѣбъ по домамъ (Дѣян. II, 46). Такое служеніе не ограничивалось ни мѣстомъ, ни временемъ. Но съ теченіемъ времени священный жаръ, воодушевлявшій юное христіанское общество, постепенно сталъ охладѣвать: утомляющіе и охлаждающіе душу мірскіе интересы стали отвлекать христіанъ отъ непрерывнаго служенія Богу; такъ что полный кругъ дневныхъ службъ, изъ которыхъ каждая отправлялась отдѣльно (часы девятый, вечерня и повечеріе, полунощница, утреня и часъ первый, часъ третій, шестой и литургіи), долженъ былъ – въ видахъ только практическихъ удобствъ – разбитъ на три групы службъ: вечернихъ утреннихъ и дневныхъ. Будучи пріурочено къ опредѣленнымъ днямъ и часамъ, христіанское богослуженіе пріурочивалось и къ опредѣленнымъ мѣстамъ. Такими средоточіями молитвенныхъ собраній у христіанъ на первыхъ порахъ являются частные дома, которые получаютъ наименованіе церкви (1 Кор. XI, 22; XIV, 34-36). Дома эти уже отличаются отъ обычныхъ домовъ по своей важности и назначенію и мыслятся какъ мѣста особеннаго присутствія Божія.

Одновременно съ появленіемъ опредѣленныхъ мѣстъ для богослуженія возникъ и обрядъ освященія ихъ. Къ тому же побуждали и исключительныя условія юной христіанской церкви. Мѣста богослужебныхъ собраній нерѣдко подвергались нападенію и оскверненію отъ іудеевъ и язычниковъ; или же для нихъ отводились дома язычниковъ, напр., домъ Пудента, Евпреніи и др., или въ христіанскіе храмы обращались языческіе храмы и капища, которые, по воззрѣнію христіанъ, были жилищемъ бѣсовъ. Христіане не прежде могли приступить къ совершенію молитвы въ такихъ мѣстахъ, какъ послѣ освященія[4]. Вполнѣ естественно, что чинъ освѣщенія храма на первыхъ порахъ былъ отправляемъ менѣе торжественно; но совершеніе его считалось дѣломъ первой важности. Св. Василій Великій говоритъ: «Развѣ позволено, вечерю Господню совершать въ обыкновенномъ домѣ? Какъ противно разуму вносить простой сосудъ въ святилище, такъ воспрещаетъ разумъ и святое таинство совершать въ простомъ домѣ; мы имѣемъ ясную заповѣдь не совершать вечери Господней въ домахъ простыхъ. Только въ случаѣ величайшихъ препятствій можно избрать другое мѣсто (т. е. не храмъ), но мѣсто достойное». «Истинно вѣрующіе, говоритъ Кириллъ Александрійскій (ум. 444 г.), должны приносить священную жертву на освященномъ мѣстѣ; кто поступаетъ иначе, тотъ явно противится церковнымъ постановленіямъ». Изъ исторіи извѣстно, какъ одинъ изъ знаменитыхъ архипастырей IV вѣка, однажды по требованію народа, собравшагося въ большомъ количествѣ на праздникъ Пасхи и непомѣщавшагося въ небольшомъ освященномъ храмѣ, рѣшился совершить богослуженіе въ болѣе обширномъ, но неосвященномъ зданіи; и за это обвиняемъ былъ предъ императоромъ какъ за преступленіе. Значитъ обрядъ освященія считался таинственнымъ дѣйствіемъ, дающимъ храму то, чего онъ ранѣе не имѣлъ. Таковъ взглядъ на освященіе храма и въ настоящее время.

Чинъ освященія состоитъ: 1) изъ освященія престола и изъ освященія храма. Освященію престола предшествуетъ его омовеніе и окончательное устройство въ алтарѣ[5].

1) Въ первенствующей церкви омовеніе престола было дѣломъ простой необходимости. Если омывается обыкновенный столъ, на которомъ предлагается пища, то тѣмъ болѣе долженъ быть очищенъ чрезъ омовеніе отъ всякой нечистоты столъ, предназначаемый для совершенія на немъ св. Евхаристіи. Этого требуютъ важность и святость таинства; объ этомъ имѣются свидѣтельства у св. отцевъ, напр. у Іоанна Златоуста. Хотя и въ настоящее время омовеніе престола служитъ къ очищенію; но главнымъ образомъ имѣетъ великое символическое значеніе. Омовеній бываетъ два: первое теплой водой съ мыломъ, второе – краснымъ виномъ съ розовой водой (родостамной). Первое, по словамъ Симеона Солунскаго, бываетъ для того, «чтобы очистилась трапеза омовеніемъ и чтобы освятилась водою, принявъ очищеніе духовное, такъ какъ она устраивается для того, чтобы быть вмѣстилищемъ Духа»; а второе напоминаетъ то мѵро, которое принесено было на погребеніе Христа Спасителя; или же – во образъ крови Богочеловѣка, пролитой на Голгоѳѣ. Омытый и окончательно устроенный престолъ напоминаетъ собою тѣ мученическіе гробы, на которыхъ первенствующіе христіане приносили безкровную жертву[6]; нерѣдко у нихъ престоломъ служила плита, положенная поверхъ гроба. Плита эта должна быть твердо прикрѣплена ко гробу, для чего употреблялась воскомастика, употребляемая и въ настоящее время. Но такъ какъ теперь главное прикрѣпленіе доски къ престолу производится при помощи гвоздей, а воскомастика имѣетъ значеніе второстепенное, то она вмѣстѣ съ другими благовонными веществами «образуетъ погребеніе Спасителя, такъ какъ и самая священная трапеза образуетъ живоносный гробъ Христовъ; воскъ и мастика соединяются съ ароматами потому, что эти клейкія вещества потребны здѣсь для укрѣпленія и соединенія трапезы съ угла престола; въ соединеніи своемъ всѣ сіи вещества представляютъ любовь къ намъ и соединеніе съ нами Христа Спасителя, которыя простеръ Онъ даже до смерти» (Нов. Скриж. ч. III, гл. 8, § 6).

Послѣ омовенія престолъ помазуется св. мѵромъ. И этотъ обычай древнѣйшій: о немъ упоминаютъ св. Діонисій Ареопагитъ и блаж. Августинъ. Помазуются крестообразно тѣ мѣста, на которыхъ имѣютъ стоять евангеліе, дискосъ и потиръ, а также столпы престола, чтобы престолъ всецѣло былъ освященъ.

Такимъ образомъ, приготовленный престолъ облачается въ священныя одежды, которыя служатъ его украшеніемъ по примѣру ветхозавѣтной скиніи свидѣнія. Мысль эта ясно выражается въ читаемой молитвѣ «Господи Боже, Отче Вседержителю». Нижняя одежда бѣлая срачица (искаженное слово отъ греч. σὰρξ – плоть), знаменующая плащаницу, которою обвито было тѣло Іисуса Христа при погребеніи (Мар. ХV, 46) а верхняя – индитія, изображающая сіяніе славы Божіей. Нижняя одежда особымъ образомъ – крестообразно – привязывается къ престолу вервію, напоминающею узы, которыми связанъ былъ Іисусъ Христосъ веденный къ первосвященникамъ Аннѣ и Каіафѣ (Іоан. XVIII, 24).

2) Освященіе самаго храма совершается чрезъ кажденіе, кропленіе св. водой и помазаніе мѵромъ (послѣднее бываетъ только въ томъ случаѣ, когда храмъ освящается архіереемъ; при освященіи же храма священниками мѵромъ не помазываются ни стѣны, ни престолъ, потому что это дѣйствіе замѣняется архіерейскимъ мѵропомазаніемъ антиминса). Происхожденіе, а равно и значеніе кажденія, окропленія св. водой и помазаніе мѵромъ стѣнъ храма тоже, что и въ отношеніи къ престолу. Слѣдующее затѣмъ по порядку дѣйствіе есть возженіе самимъ архіеремъ невозженной свѣчи и поставленіе ея на горнемъ мѣстѣ возлѣ престола, что Симеонъ Солунскій объясняетъ такъ: «іерархъ возжигаетъ свѣтильникъ съ елеемъ своими руками и поставляетъ его при освященной трапезѣ въ честь ея; потому что она есть истинный, жертвенникъ Христовъ и образуетъ всю церковь Христову сіяющую свѣтомъ благодати и подающую сей свѣтъ всему міру»[7].

Далѣе слѣдуетъ крестный ходъ со св. мощами (при освященіи безъ архіерея – съ антиминсомъ) вокругъ храма съ пѣніемъ тропарей въ честь мучениковъ. По окончаніи крестнаго хода архіерей предъ западными дверьми возглашаетъ: Возмите врата князи ваша и возмитеся врата вѣчная и внидетъ Царь славы. Пѣвчіе внутри храма, за затворенными дверями, вопрошаютъ трижды: Кто есть сей Царь славьй (Псал. XXIII, 7-8). По прочтеніи положенныхъ молитвъ, архіерей словами тогоже псалма отвѣчаетъ: Господь силъ той есть Царь славы. При пѣніи этихъ отвѣтныхъ словъ крестный ходъ направляется въ храмъ, къ престолу, и здѣсь мощи полагаются подъ престолъ въ особомъ ковчежцѣ. Какъ самый крестный ходъ, такъ и положеніе св. мощей подъ престоломъ напоминаютъ первыя времена христіанства съ гоненіями на него, съ богослуженіемъ въ пещерахъ и катакомбахъ на гробахъ мучениковъ. Обычай, образовавшійся во времена неблагопріятныя, получилъ силу закона: въ послѣдующее время и при измѣнившихся обстоятельствахъ храмы устроились на гробахъ мучениковъ; а съ умноженіемъ вѣрующихъ и увеличеніемъ количества храмовъ, при отсутствіи мученическихъ гробницъ, христіане стали переносить останки святыхъ изъ другихъ мѣстъ и полагать ихъ подъ престолъ, о чемъ свидѣтельствуютъ св. Амвросій Медіоланскій и др. Правило 94-е Карѳагенскаго собора гласитъ: «Повсюду на поляхъ и въ вертоградахъ поставленные якобы въ память мучениковъ, алтаря, при которыхъ не оказывается положеннымъ никакого тѣла, или части мощей мученическихъ, да разрушатся, аще возможно, мѣстными епископами. Отцы VII Вселенскаго собора пр. 7-мъ постановили: «Аще которые честные храмы освящены безъ святыхъ мощей мученическихъ, опредѣляемъ: да будетъ совершено въ нихъ положеніе мощей съ обычною молитвою. Аще же отнынѣ обрящется нѣкій епископь освящающій храмы безъ св. мощей да будетъ изверженъ, яко преступившій церковныя преданія».

Считая необходимымъ положеніе св. мощей въ храмѣ, св. отцы, однако, опасались полагать эту святыню въ самомъ престолѣ, потому что христіанскіе храмы нерѣдко подвергались нападеніямъ и разграбленіямъ еретиковъ и язычниковъ. Для сохраненія св. мощей они установили употребленіе, кромѣ престоловъ неподвижныхъ, другихъ подвижныхъ, такъ называемыхъ, антиминсовъ (вмѣстопрестолій), въ которыя влагались св. мощи. Кромѣ этого побужденія къ введенію антиминсовъ было и другое. Храмы, по древнему преданію церкви, должны быть освящаемы архіереями. Но такъ какъ архіерей часто не имѣлъ возможности лично освятить всѣ храмы своей епархіи, то предоставлялъ это право іереямъ, а самъ освящалъ только полотна (антиминсы) съ изображеніемъ на нихъ положенія во гробъ Іисуса Христа и отправлялъ ихъ во вновь освященные храмы. Ѳеодоръ Вальсамонъ въ объясненіи 31 прав. Трулльскаго собора говорилъ: «Антиминсы уготовляются отъ сущаго во области архіерея, для времени освященія церквей, дабы оные полагаемы были на святыхъ трапезахъ въ храмахъ, чтобы чрезъ то извѣстно было, что священодѣйствіе въ храмѣ по дозволенію епископа». Такова строгость правилъ относительно присутствія св. мощей въ храмѣ: безъ мощей нѣтъ храма. Походные храмы и тѣ имѣютъ на престолѣ мощи въ антиминсѣ.

Что касается словъ: Возмите врата князи ваша и слѣдующихъ, то Іустинъ Философъ объясняетъ ихъ такъ: «Когда Христосъ воскресъ изъ мервыхъ и восходилъ на небо, тогда повелѣно установленнымъ отъ Бога на небесахъ князьямъ (т. е. архангеламъ, или другимъ начальникамъ ангеловъ) отверзть врата небесныя да внидетъ Тотъ, который есть Царь славы.... Но поелику сущіе на небесахъ князи прежде зрѣли Его, имѣющаго видъ безобразенъ, безчестенъ и безславенъ; то они, какъ бы удивляясь таковому страшному Его зраку, вопрошали: Кто есть сей Царь славы? И Духъ Святый отъ лица... Своего или Бога Отца отвѣщаетъ имъ: Господь силъ Той есть Царь славы» (Нов. Скриж. ч. III, гл. 8, § 19). Подобное этому повторяется и теперь при внесеніи св. мощей въ храмъ. – Храмъ есть селеніе Господа силъ, новое небо. Въ него входятъ Господь, имѣющій видъ безславный, какъ погребенный мертвецъ, изображенный на антиминсѣ.

Изъ разсматриваемаго чина видно, что для освященія храма совершается тоже, что и для освященія каждаго вѣрующаго. Подобно оно крещенію и мѵропомазанію съ того разницею, что освященіе совершаемое надъ живыми людьми, надъ вѣрующими есть таинство: а освященіе храма таинствомъ не именуется, хотя чрезъ священнодѣйствія освященія вещественный храмъ получаетъ духъ и жизнь. Находящіеся въ храмѣ подъ престоломъ, или въ антиминсѣ св. мощи видимо свидѣтельствуютъ объ особенномъ тамъ присутствіи Божіемъ, увѣряютъ въ ходатайствѣ святыхъ мучениковъ за насъ предъ Богомъ и, придавая бодрость живущимъ, вселяютъ въ сердца ихъ чувства умиленія и радости.

Какъ поступить съ обветшавшею срачицею и со старымъ престоломъ?

Обветшавшая отъ времени напрестольная срачица, съ разрѣшенія Преосвященнаго, можетъ быть замѣнена новою; а старый престолъ долженъ быть сожженъ. (Православный обрядъ сожженія стараго престола въ подмосковномъ с. Троицкомъ-Лыковѣ въ 1894 г. описанъ прот. Д. Орловымъ въ Сам. Еп. Вѣд. и въ Рук. д. сел. паст. за 1876 г. кн. 2).

«Самарскія Епархіальныя Вѣдомости». 1897. Ч. Неофф. № 3. С. 123-126; № 6. С. 252-255; № 10. С. 442-446; № 12. С. 523-528; № 18. С. 809-816.

[1] Собраніе мнѣній и отзывовъ Филарета, митр. Московскаго. т. V. ч. 1. стр. 477-479.

[2] Намъ приходилось слышать и слѣдующій умилительный припѣвъ: «Милостиве, Господи, услыши насъ грѣшныхъ, молящихся о страждущемъ (-ей) рабѣ Твоемъ (-ей)».

[3] Дополн. къ святоотеческой христоматіи Поторжинскаго, стр. 104.

[4] Не отсюда ли въ нѣкоторыхъ случаяхъ освященіе храма называется обновленіемъ? Есть даже праздникъ «Обновленіе храма Воскресенія Христова, – 13 сент. и «Обновленіе храма Живоноснаго источника» – пятница на пасхальной седмицѣ.

[5] Порядокъ дѣйствій подробно см. въ Пособіи къ изученію богослуженія Православной церкви. К. Никольскаго, или Большой Требникъ, гл. 107.

[6] По утвержденіи престола архіерей колѣнопреклоненно читаетъ молитву. Боже безначальный... иже Моѵсеови повелѣніе давый и начертанія. Веселеилу же духъ премудрости вложивый и удовлпвь ихъ (οἱκανώσαφ – сдѣлавъ способными, пригодными) къ совершенію свидѣнія скиніи и т. д Упоминаемый въ молитвѣ Веселеилъ былъ главный строитель скиніи, поставленный Моисеемъ по повелѣнію Божію. О немъ см. Исх. гл. XXXV.

[7] До сего времени, говорится въ уставѣ, во алтари свѣщи никаковыя не возжигали.

Примѣч. Ред.:

[1] Хотя нигдѣ уставъ церковный не запрещаетъ родителямъ присутствовать при совершеніи крещенія и браковѣнчанія, а въ случаяхъ опасныхъ родитель-священникъ можетъ даже совершить крещеніе своего дитяти; но за исключеніемъ этихъ случаевъ принято обычаемъ, чтобы родители не присутствовали при совершеніи надъ ихъ дѣтьми означенныхъ таинствъ. Обыкновенно полагаютъ, что отсутствіе матери при крещеніи дитяти большею частью происходитъ отъ того, что она бываетъ еще больна послѣ родовъ и до 40 дней считается нечистою. Отсутствіе же отца при крещеніи, а равно отсутствіе обоихъ родителей при вѣнчаніи объясняются ихъ заботами объ устройствѣ пира, который обыкновенно слѣдуетъ за совершеніемъ таинства. Но мы видимъ, что даже въ тѣхъ случаяхъ, когда крещеніе совершается въ домѣ родителей и когда бракъ не препятствуетъ родителямъ быть въ церкви, и тогда они не присутствуютъ при таинствѣ. Почему? – По общепринятому обычаю. Откуда же произошелъ этотъ обычай? Происхожденіе его можно объяснить тѣмъ обстоятельствомъ, что оба означенныя таинства должны быть совершаемы вслѣдствіе свободнаго и не принужденнаго желанія крещающихся и вѣнчающихся. Крещеніе есть свободно выражаемое желаніе вступить въ Церковь Христову, даваемое воспріемниками за крещаемаго. Бракъ есть свободно – высказанное согласіе вступить въ союзъ съ избраннымъ лицемъ. То и другое таинство, хотя совершается по волѣ и съ согласія родителей, но не должны быть вынуждены. Въ этомъ лежитъ основаніе и того, почему при крещеніи не только дѣтей, но и взрослыхъ, необходимы воспріемники; они свидѣтели со стороны Церкви и предъ Церковью, что крещаемый свободно вступаетъ въ союзъ со Христомъ, а не по принужденію только родителей или вліятельныхъ лицъ. Для брака это тѣмъ болѣе необходимо, что въ старипу воля родителей избирала своимъ дѣтямъ супруговъ и имѣла большое вліяніе на вступленіе ихъ въ бракъ съ избраннымъ лицемъ. Присутствіе родителей въ церкви при вѣнчаніи, гдѣ спрашивается у вѣнчающихся о томъ: по своей ли волѣ вступають они въ бракъ, – могло бы сдѣлать отвѣтъ не искреннимъ. («Почему родители не присутствуютъ при крещеніи и вѣнчаній своихъ дѣтей?» // «Воскресное Чтеніе». 1873.).

[2] Впрочемъ, что и въ древней церкви, при извѣстныхъ случаяхъ, употреблялись черныя ризы, на то указываетъ одинъ изъ тропарей – положенныхъ въ Великую Субботу на утрени, и читаемыхъ надъ плащаницей «Солнце вкупѣ и луна померкше, Спасе, рабамъ благоразумныхъ образовахуся, яже къ черныя одежды облачатся» (ст. 107). Изъ сего тропаря видно, что еще въ VII-VIII св. Церковь допускала трауръ, какъ выраженіе печали. Она одобряетъ рабовъ носившихъ трауръ по Господѣ, и уподобляетъ солнце и луну симъ благоразумнымъ рабамъ. Это даетъ намъ право предположить, что и сама она, въ извѣстныхъ случаяхъ, не чуждалась употребленія черныхъ облаченіи при своихъ богослуженіяхъ. (прим. «Курскихъ Епарх. Вѣдом.». 1898 г.)

[3] Для руководства пастырямъ церкви въ потребныхъ случаяхъ заимствуемъ изъ «Совр. Извѣстій» описаніе сожженія храмоваго престола въ подмосковномъ селѣ Троицкомъ-Лыковѣ (Лыковищина тожъ). Село это, когда-то составлявшее родовое помѣстье князей Лыковыхъ, перешло затѣмъ къ Нарышкинымъ, а отъ нихъ (въ 1746 г.) въ родъ графовъ Разумовскихъ. Въ настоящее время оно принадлежишь г. Бутурлину. Построеніе сельскаго храма во имя св. Троицы относится къ XVII вѣку. Противъ иконостаса (на западной стѣнѣ) устроено великолѣпное царское мѣсто, въ видѣ висячаго фонаря, увѣнчаннаго Императорскою короною. На стѣнахъ замѣчательные портреты (al fresco) русскихъ Государей, начиная съ великой княгини Ольги и до св. царевича Димитрія. У праваго клироса видѣнъ фамильный образъ Нарышкиныхъ. На храмовомъ антиминсѣ изображено, что церковь эта освящена въ 1708 году, въ присутствіи Императора Петра I и царевича Алексѣя, – во время междупатріаршества, – Каллистомъ, архіепископомъ Тверскимъ и Кашинскимъ. Колокольня храма увѣнчана превосходной позолоты главой, сооруженной усердіемъ крестьянина сосѣдней деревни Строгина, Ив. Бузнякова. Во вторникъ, въ началѣ сентября 1874 года въ церковь прибыль благочинный Покровской, что на Филяхъ, церкви, и священникъ изъ села Братцева (им. графа Апраксина). Въ присутствіи владѣльца села Троицкаго и массы собравшегося изъ окрестныхъ деревень народа, пѣвчими спѣтъ былъ тропарь дню св. Троицы (Благословенъ еси, Христе Боже нашъ...) и затѣмъ было приступлено къ разборкѣ престола: сняты были одежды, срачица и рабочіе стали ломать крестъ и стропила, поддерживавшія престолъ. Одинъ изъ угловыхъ гвоздей (шести вершковъ длины) былъ вбитъ такъ плотно, что пришлось почти 15 минутъ вынимать его изъ дерева. Когда весь престолъ былъ разобранъ, подняты были мѣстныя иконы и хоругви; разбитая же на мелкія части стропила разданы желавшимъ, въ числѣ которыхъ была и г-жа Бутурлина, имѣвшая въ этотъ исключительный случай право войти въ алтарь, – такъ какъ престола въ немъ не было. Шествіе двинулось при колокольномъ звонѣ къ берегу р. Москвы, гдѣ въ пяти шагахъ отъ ея волнъ устроены были два небольшие костра. Хоругвеносцы и державшіе иконы расположились полукругомъ. Изъ частей разобраннаго престола былъ сложенъ третій костерь, въ срединѣ. При пѣніи тропаря св. Троицѣ, костеръ этотъ былъ зажженъ отъ восковой свѣчи. Горѣлъ онъ жарко и довольно долго. Пепелъ былъ опущенъ на воду нарочно приготовленными для того лопатками, которыя тутъ же были брошены въ рѣку, – и крестный ходъ возвратился въ прежнемъ порядкѣ въ церковь. Перестройки въ ней производится капитальныя, а иконостасъ уже вызолоченъ заново. («Православный обрядъ сожженія стараго Престола». // «Литовскія Епарх. Вѣдом.». 1874. № 46. Отд. Неофф. С. 368.)

https://afanasiy.net/lyturgycheskia-zametky-yz-samarskyh-eparhialnyh-vedomostei-1897-g