Утрата и второе обретение мощей свт.Иоасафа Белгородского.

23 августа 1920 года народный комиссариат юстиции принял постановление "О ликвидации мощей", подписанное наркомом Н. Д. Курским.
Выполняя указание центра, 5-й Белгородский уездный съезд советов принял постановление о вскрытии мощей епископа Иоасафа Горленко. Оно состоялось 1 декабря 1920 года. Вскрытие производилось под руководством специально назначенной комиссии, в которую входили не только представители государственной власти, но и духовенства. Произведя вскрытие гробницы, комиссия составила официальный акт, подписанный всеми ее членами. Он был опубликован в "Курской правде" за 10 декабря 1920 года.
Воспоминания о факте вскрытия мощей Иоасафа Белгородского можно найти в мемуарах протопресвитера Михаила Польского, который после Октябрьской революции эмигрировал за границу:
"В 1921 году, приблизительно в январе месяце, местные газеты Белгорода стали кощунственно писать о мощах святителя Иоасафа, называя их чучелом, набитым соломой, выдумкою духовенства для эксплуатации народа и высказывая прочие, свойственные большевикам, мерзости. После этих издевательств власти потребовали от Белгородского епископа Никона (Пурлевского), чтобы он всенародно обнаружил "миф" о якобы нетленных мощах. Ворвавшись в Троицкий собор, где почивали мощи святителя Иоасафа, большевики хотели сами, нечестивыми руками, обнажить тело Святителя. Но тут раздался грозный голос епископа Никона: "Потерпите немного и увидите чучело, набитое соломой, я сам его вам покажу". Этим временем владыка облачился и вместе с находившимися там иерархами, обливаясь слезами, стал разоблачать Святителя. Снявши нательное белье, вынули святые мощи из гробницы, и владыка, показывая их большевикам, сказал: "Вот наш обман", - и вновь залился слезами. Последовало гробовое молчание. Устыдились ли насильники своих гнусных и напрасных нападок, не известно, но перед ними действительно находилось нетленное тело Святителя, скончавшегося в 1754 году".
Далее автор утверждает:
"Из четырех присутствующих врачей только один, нерусский и нехристианин, дерзнул вонзить ланцет в область живота Святителя. Был составлен протокол, в котором говорилось, что это Иоаким Горленко (мирское имя Святителя), скончавшийся в 1754 году 10 декабря, и что ввиду климатических условий места его погребения тело его не подверглось тлению".
Далее, по словам протопресвитера Польского, события развивались так:
"В тот же день вечером безбожники ворвались в дом владыки и под угрозой револьвера заставили его подписать протокол, что якобы с его согласия мощи Святителя увозятся из Белгорода. Владыка отказался подписать, и один из чекистов ударил его револьвером по голове, сбросил на пол и топтал и бил его ногами. Страдалец пролежал несколько часов без сознания".
А закончилась вся эта операция так:
"В наскоро сколоченном ящике, устланном внутри стружками, безбожники тайно ночью увезли обнаженное тело святителя Иоасафа в Москву, в анатомический музей, где в таком виде выставили его напоказ посетителям музея и много верующих приходило сюда, чтобы незаметно помолиться здесь и поклониться святым останкам Святителя ".
Таким образом, мощи Иоасафа Белгородского, пролежавшие в гробу 166 лет, были превращены в обыкновенный экспонат анатомического музея и выставлены напоказ посетителям. Многие побывавшие в музее видели его там собственными глазами. Есть и письменные свидетельства о впечатлениях от этого зрелища.
В книге "О чудесах и чудесном" Анастасия Цветаева так описала свое посещение анатомического музея в Москве.
"Это было, как мне помнится, в 1924 году. В Москве, на Петровке, в высоком особняке... помещался Музей Наркомздрава. И там на втором этаже был зал, где, в доказательство несуществования мощей (а существования мумификации), под большой витриной, под стеклом с перекладинами, лежали мощи св. Иоасафа Белгородского... Епископов, мне сказали, хоронят с длинными волосами, как полагается православному священству, но теперь он лежал остриженный под первый номер еле серебристой головы. Я видела образ его и сразу узнала нос с горбинкой, строгие благородные черты. Высокого роста, епископ лежал обнаженный, с куском картона на чреслах, закрытые глаза - не видели, слава Богу! И стали мы с сыном - подростком ходить в Музей, прикладываться к мощам, стараясь делать это незаметнее. Думаю, мы были не единственными".
Эти строки Анастасия Цветаева писала в августе 1990 года. Анатомического музея на Петровке уже давным-давно не было. И писательница заканчивала свой очерк вопросом: "Куда перевезли мощи св. Иоасафа Белгородского, целы ли они где-нибудь?".
Ответ на этот вопрос Анастасии Цветаевой могла бы дать Марья Ивановна Соснина, родившаяся в 1913 году. В середине 30-х годов ей довелось увидеть мощи Иоасафа Белгородского уже не в Москве, а в Ленинграде, в Музее истории религии и атеизма, который размещался в Казанском соборе. Марья Ивановна поведала о своих впечатлениях от посещения музея своей знакомой Н. А. Лукиной, которая и записала с ее слов рассказ об увиденных там мощах Иоасафа Белгородского.
"В 1936 году, - рассказала М. И. Соснина, - я с мужем зашла в Казанский собор, он был уже Музеем истории и атеизма... У правого придела на подставке стоял прямоугольный стеклянный ящик. Мощи лежали обнаженными, прикрыты в низу живота тканью. Длина мощей около 160 см. Цвет мощей желтовато-белый. Мышцы были хорошо сохранены, целостные, только слегка сломан кончик носа. Лицо ровное, чувствовались мышечные ткани. На мощах был разрез от низа груди вниз, примерно на 20 см. В разрезе были видны слои мышечных тканей".

Белгородец П. В. Максимов, очевидец вскрытия мощей в Белгороде в 1920 году, спустя семьдесят лет написал архиепископу Курскому и Белгородскому Ювеналию письмо, в котором рассказал об известных ему обстоятельствах и дальнейшей судьбе мощей Иоасафа Белгородского. "После вскрытия мощей в Белгороде, - писал П. В. Максимов, - они были отправлены в Москву в антирелигиозный музей, где находились до Отечественной войны. После войны распространился слух, что мощи погибли во время одной из бомбежек. Однако, когда в Белгороде шла подготовка к организации областного краеведческого музея, мне стало известно, что один из лекторов-атеистов областной организации общества "Знание" - член обкома КПСС тов. Дзекунов командируется на несколько месяцев в Ленинград для повышения квалификации с поручением похлопотать о получении экспонатов для белгородского музея. После своей командировки... Дзекунов докладывал: "Я получил разрешение от руководства Центрального музея истории религии и атеизма осмотреть его запасники, находящиеся в нижнем этаже бывшего Казанского собора... Я обнаружил длинный ящик с прикрепленной к нему биркой, на которой было указано, что в нем мощи Иоасафа Белгородского из московского антирелигиозного музея. На мою просьбу отправить их в Белгород, мне ответили, что они в ближайшее время будут экспонироваться в главном зале музея...". И действительно, уезжая из Ленинграда, он (Дзекунов) видел эту экспозицию и узнал, что она вызвала большой поток верующих ленинградцев к мощам святителя Иоасафа в качестве паломников, которые открыто молились около них, что передача их в белгородский музей крайне нежелательна, так как вызовет "оживление культа Иоасафа Горленко на юге России и на Украине". Тов. Дзекунов как член обкома партии сообщил аудитории, что "обком отказался теперь от поддержки этого предложения в силу указанных мотивов...".
Возвращению мощей епископа Иоасафа в Белгород предшествовала большая и кропотливая работа, связанная с их поиском, опознанием и идентификацией.
И вот в марте 1991 года на имя митрополита Ленинградского и Ладожского Иоанна поступило большое письмо от Л. А. Соколовой. В нем Людмила Аркадьевна передала сведения, услышанные ею от своего отца Аркадия Васильевича Соколова.
Отец Людмилы Аркадьевны всю жизнь проработал бригадиром плотников в ленинградском объединении "Реставратор". Его бригада занималась в основном восстановлением и ремонтом храмов.
В начале 1960-х годов бригаде А. В. Соколова поручили заменить кровлю Казанского собора, в котором тогда размещался Музей истории религии и атеизма.
"Во время работы, - писала митрополиту Иоанну Людмила Аркадьевна, - случайно упала доска на пол чердака и послышался звон разбитого стекла. Отец спустился вниз и увидел, что разбилась стеклянная крышка деревянной раки, в которой лежало тело, обернутое пеленой. Еще несколько лет рака с телом стояла на чердаке, затем она была выставлена в экспозиции Музея религии и атеизма в северном приделе собора напротив могилы Кутузова".
В 1970 году в Ленинграде были отмечены случаи заболевания холерой. Опасаясь распространения заразы, администрация музея, по сообщению Людмилы Аркадьевны, распорядилась убрать тело Иоасафа Белгородского. Комендант музея предложила Аркадию Соколову и его напарнику Владимиру Прудникову вынести мощи Иоасафа Белгородского в подвал и там закопать, чтобы их не увидела санитарная инспекция. Но плотники Соколов и Прудников не решились закапывать мощи в сырой грунт и в тайне от музейного начальства распорядились по-своему.
"Мой отец, - писала Л. А. Соколова ленинградскому митрополиту, - завернул мощи святого в простыни, которые ему дала комендант, и вместе со своим другом Прудниковым Владимиром Ивановичем поднял на чердак (комендант возражала против этого и хотела, чтобы мощи закопали в холодном подвале). В шлаке одного из отсеков перекрытия они выкопали яму и захоронили святыню. Мой отец и его друг надеялись, что в сухом и чистом шлаке мощи сохранятся".
Рассказав всю эту историю дочери Людмиле Аркадьевне, отец затем изложил свои мысли на бумаге и заверил подписью. В ближайшую же субботу Людмила Аркадьевна поспешила в собор к настоятелю и рассказала ему обо всем, что услышала от отца. Тот посоветовал ей обратиться к секретарю митрополита. "Но так как я человек малоцерковный, - продолжала Л. А. Соколова, - и не была твердо уверена, что за 20 лет мощи не были найдены кем-либо из работников музея, то не решилась обратиться к Вашему секретарю. Я познакомилась с Натальей Дмитриевной Недошковской, которая является членом общины Казанского собора. Наталья Дмитриевна взялась за организацию поисков захоронения".
Но делать это было нелегко. Администрация музея не допускала никого из посторонних к своим фондам, которые хранились в запаснике на чердаке Казанского собора. Тогда обе женщины прибегли к обходному маневру. Они воспользовались тем, что в то время на чердаке собора проводились работы по составлению плана реставрации. Руководил ими главный архитектор "Реставрации" А. Г. Леонтьев. По их просьбе Александр Гаврилович включил в список для работы на чердаке Аркадия Васильевича Соколова, его дочь Людмилу Аркадьевну и историка-египтолога из Ленинградского университета. Свой замысел Людмила Аркадьевна объяснила так: "Необходимость прибегнуть к такой уловке была вызвана боязнью непродуманных действий со стороны администрации музея в случае обнаружения захоронения мощей святого ". Поиски захоронения на чердаке назначили на 28 февраля 1991 года. Людмила Аркадьевна продолжала:
"Мы вчетвером (мой отец, я, Леонтьев и египтолог Валентина Ивановна) встретились у Казанского собора и поднялись на чердак. Там нас ждали два землекопа, Андрей и Ильяс. В ближайшем от лестницы отсеке перекрытия, на который указал отец, где было все уже не раз копано-перекопано..., под слоем шлака примерно 15-20 см после нескольких движений лопаты наткнулись на что-то. Мы поняли, что здесь захоронение, и дальше осторожно очистили от шлака мощи... Святой лежал головой к окну со сложенными на груди руками, тело его было обернуто черным материалом, похожим на бархат... Александр Гаврилович освободил ступни святого от черного материала, и мы увидели белую пелену. Валентина Ивановна сказала, что, конечно, это не египетская мумия, а, скорее всего, мощи православного святого".
Оставив на чердаке обоих землекопов, Ильяса и Андрея, участники поисковой группы спустились вниз и позвонили настоятелю собора игумену Сергию.
А когда вновь поднялись на чердак собора, там уже действовали телевизионщики из невзоровской группы "600 секунд". "Я, - писала Л. А. Соколова, - пыталась препятствовать их съемке, так как почувствовала, что они приближаются к святыне без должного благоговения, но мои действия не имели успеха. В пятницу в репортаже Невзорова прозвучало, как в криминальной хронике, что человеческие останки были закопаны в грязь и голубиный помет".
Затем на чердак поднялись директор музея С. А. Кучинский со своими сотрудниками. Осмотрев "находку", директор музея предложил всем спуститься вниз, где уже находился игумен и настоятель собора Сергий (Кузьмин).
Через два дня после этого, 2 марта, настоятель Казанского собора отец Сергий представил рапорт митрополиту Ленинградскому и Ладожскому Иоанну. Настоятель докладывал, что 28 февраля бригадой реставраторов на чердаке собора в междукупольном пространстве в шлако-изоляционной засыпке обнаружены мощи человека в полный рост, завернутые в ткань.
Настоятель Казанского собора Сергий просил митрополита Иоанна назначить церковную комиссию для открытия и опознания найденных мощей и указать ей дальнейший образ действий. К рапорту игумен Сергий приложил персональный состав комиссии из духовных и гражданских лиц. На рапорте митрополит Иоанн наложил резолюцию: "Опустить неизвестные мощи с чердака в нижние помещения собора. Произвести опознание мощей. Комиссию по открытию и идентификации останков утверждаю".
К 12 марта комиссия завершила обследование останков и представила итоги в рапорте митрополиту Иоанну. К рапорту комиссия приложила "Акт освидетельствования неизвестных мощей, обнаруженных в Государственном музее истории религии (Казанский собор)". Из Музея истории религии и атеизма останки пока еще неизвестного человека перевезли в ближайший храм - Спасо-Преображенский собор. Здесь они находились в нетронутом виде до прихода комиссии, которая и установила их идентичность с епископом Иоасафом Белгородским. В "Акте освидетельствования", составленном 13 марта 1991 года, читаем:
"После снятия оберточных материалов перед членами комиссии оказалось тело человека мужского пола с полностью сохранившейся плотью, желтовато-коричневого цвета, со сложенными крестообразно руками ниже груди. Длина тела 177 см. Голова полностью сохранилась. Волосяное покрытие слабое, рыжевато-серого цвета, челюсти сомкнуты, рот слегка приоткрыт, верхние и нижние передние зубы целы. Нос с горбинкой, бороды и усов нет, под подбородком частично сохранились темные волосы. Лоб покатый, надбровные дуги - выпуклы. На животе под скрещенными руками имеется разрез в виде буквы "Н", видимо сделанный спустя много лет после того, как плоть была уже полностью высохшей, так как края разреза плотно примыкают друг к другу. Через разрез просматриваются высохшие внутренние органы. На груди у левого плеча имеется небольшое повреждение. На спине возле поясницы также находится повреждение. Плоть на голенях частично истлела, на левой стопе, над пятой имеется повреждение мягких тканей и отсутствует большой палец. Между скрещенными руками оказались остатки истлевшей полотняной ткани. Кисти имеют тонкие пальцы с сохранившимися ногтями. Размер между согнутыми локтями - 62 см. Длина стопы - 25 см. Длина ноги от стопы до бедра - 90 см. На груди с правой стороны на плоти имеется отпечаток четырехконечного креста 4х7 см".
Активное участие в опознании, идентификации и возвращении мощей епископа Иоасафа приняло белгородское духовенство, в первую очередь игумен Иоанн Попов - нынешний архиепископ Белгородский и Старооскольский, настоятель Преображенского кафедрального собора города Белгорода протоиерей Олег Кобец и настоятель Иоасафовского собора Белгорода Леонид Константинов.
Большую помощь оказали им сотрудники Белгородского областного краеведческого музея. Дело в том, что в фондах музея хранились документы, связанные с деятельностью и памятью управителя Белгородской епархии епископа Иоасафа, в том числе и фотокопия публикации в "Курской правде" акта о вскрытии гробницы в 1920 году. А так как музей располагался в Преображенском соборе, то в нем оказались реликвии и материалы из Свято-Троицкого собора, разрушенного в 1920-х годах.
Настоятель Преображенского собора протоиерей Олег Николаевич Кобец говорил корреспонденту "Белгородских епархиальных ведомостей" в 1998 году:
"Именно музей, с которым мы временно находились в одном храмовом здании, способствовал опознанию найденных в Санкт-Петербурге (тогда еще Ленинграде) мощей. Дело в том, что в фондах музея хранились протокол и акты большевистских властей о вскрытии мощей в 1920 году с подробнейшим описанием и фотоснимками. А когда стал вопрос об опознании, именно по этим документам, представленным нам сотрудниками музея, и удалось точно установить подлинность мощей Святителя в 1991 году".
Сравнили результаты обследования в Ленинграде с теми, которые были получены при вскрытии мощей епископа Иоасафа в Белгороде в 1920 году. Они полностью совпали. Из Ленинграда позвонили в тот же день архиепископу Курскому и Белгородскому Ювеналию. Он подтвердил, что, со слов одного пожилого человека, видевшего вскрытие раки епископа Иоасафа в 1920 году, на левой ноге у мощей не было большого пальца. Тот же очевидец подтвердил, что вскрывавшие мощи сделали тогда на животе разрез в форме буквы "Н", чтобы удостовериться, не наполнена ли внутренняя полость бальзамическими веществами.
Итак, никаких сомнений не оставалось. Тело человека, найденного на чердаке Казанского собора, было не чем иным, как мощами Иоасафа Белгородского, прославленного еще 80 лет назад и причисленного к лику святых.
17 сентября 1991 года мощи святителя Иоасафа после более чем семидесятилетнего отсутствия вновь были возвращены в Белгород, где почти два с половиной столетия назад жил, трудился, почил и был погребен епископ Белгородский Иоасаф.
источник материала