«НЕ ХВАЛЮСЬ СВОИМ ТЕРПЕНИЕМ, НО О МИЛОСТИ БОЖИЕЙ ПОХВАЛЮСЬ»
О схимонахине Нектарии (в миру княгине Наталии Долгорукой-Шереметевой)
Женский портрет XVIII века. Монахиня в облачении схимницы. Высокие брови, нежный и грустный взгляд напоминают о том, кем была она до своего ухода в монастырь. Наталия Борисовна Долгорукая, урожденная Шереметева, – дочь влиятельного вельможи и жена опального светского щеголя. Воспитанная в неге и роскоши и прожившая жизнь, полную тяжких страданий. Возможно, ее история навсегда осталась бы под покровом тайны, если бы не записки, повествующие об ее духовном восхождении.
«…для утешения печальных»
Дневник Наталии Долгорукой – это не просто рассказ о скорбной женской судьбе, это переданный опыт духовного претворения боли. Составитель ее жизнеописания архимандрит Леонид указывает на сроки, раскрывающие христианские мотивы автора записок. Вот что говорит она сама о том, что побуждает ее браться за перо: «Господи, дай силы изъяснить мои беды, чтобы могла их описать для знания желающих и для утешения печальных, чтобы, помня меня, утешались. И я была человек, все дни жизни своей проводила в бедах и все опробовала: гонения, странствования, нищету, разлучение с милым, все, что кто может выдумать. Я не хвалюсь своим терпением, но о милости Божией похвалюсь, что Он мне дал столько силы, что я перенесла и по сие время несу; невозможно бы человеку смертному такие удары понести, когда бы не свыше сила Господня подкрепляла. Возьмите в расчет мое воспитание и нынешнее мое состояние»[1].
Терпение Иова стало ее главным приобретением, и для этого ей пришлось совершить тот же путь – от достатка и знатности до полного уничижения. Она не возроптала, не посетовала на слишком тяжелый удел и в несчастьях благодарила Бога за помощь в скорби и за свое слишком короткое земное счастье.
Невеста и жених
Первые проблески христианского характера, чистого и цельного, можно проследить по жизнеописанию Наталии Шереметевой в ту пору, когда она была еще незамужней девицей.
Родилась она в 1714 году в знатном и достаточном семействе графа Бориса Петровича Шереметева, пользовавшегося благорасположением государя Петра Алексеевича и бывшего одним из самых верных сподвижников царя-реформатора. Шереметев принадлежал к старинному роду и по женской линии состоял в родстве с царской семьей[2].
Графа Бориса Шереметева многие уважали за то, что его попечение о России не ограничивалось только обязанностями службы. Он и в повседневной жизни был человеком нового времени – деятельным, щедрым и открытым. Так, обыкновением у него был стол для желающих на 50 человек в день. Он не отказывал в милости и многим помогал, а в своем имении Борисовке под Полтавой по обету, принесенному перед Полтавской битвой, основал Тихвинский женский монастырь. Это о нем как о «благородном», то есть достойном по своим нравственным качествам, «птенце гнезда Петрова» упоминает А.С. Пушкин в поэме «Полтава».
Наталию растили в любви, более служа личным примером, нежели назидая со строгостью. В 14-летнем возрасте ее ожидало первое в жизни большое несчастье: скончалась ее мать Анна Петровна, и юная Наталия почти два года провела в уединении в доме своего брата Петра Борисовича Шереметева. Приятная внешность, благонравие и безукоризненное воспитание девушки в сочетании со знатностью ее рода расположили к ней сердце одного из прославленных столичных повес – князя Ивана Долгорукого.
Иван Алексеевич же характером и привычками был полной ее противоположностью. При своей молодости он был горделив, жизнь вел самую роскошную и, пользуясь покровительством государя Петра II, как свидетельствует о том князь М.М. Щербатов, предавался «всем страстям, каковым подвержены молодые люди, не имеющие причины их обуздывать».
«Подвиги» молодого князя Долгорукого вызвали сожаление о нем у известного сподвижника Петра I Феофана Прокоповича: «Иван сей пагубу, паче помощь роду своему приносил… и еще к тому толиким счастием надменный (то есть положением фаворита. – М.Д.)… не только весьма всех презирал, но и многим зело страх задавал, одних возвышая, а других низлагая по единой прихоти своей»[3].
Впрочем, эта оценка несколько уравновешивается отзывом испанского посла герцога де Лира, отмечавшего, что Иван Долгорукий все-таки «отличался добрым сердцем», однако и испанец не мог не заметить того, что мало в нем было «твердости духа и никакого расположения к трудолюбию… Он хотел управлять государством, но не знал, с чего начать… не имел воспитания и образования, словом, был очень прост»[4].
В главном характеристики современников совпадали: Иван Алексеевич, увы, не относился к тому высокому типу государственного деятеля, к которому принадлежали В.Н. Татищев и отец Наталии Борисовны граф Б.П. Шереметев с их стремлением служить государю и государству верой и правдой. Но наша героиня была слишком юна и чиста, чтобы различать худое, и, полюбив его, как она сама пишет, «за истинную и чистосердечную любовь», с девической доверчивостью видела одну только щедрость и доброту.
Когда же князь объявил о своем выборе, Долгорукие засыпали невесту подарками, очевидно надеясь, что под ее присмотром 22-летний Иван наконец остепенится.
Обручение проходило в Москве в канун Рождества 1729 года и в пышности соперничало с недавним обручением сестры Ивана Долгорукого с Петром II. Драгоценные меха, лучшие ювелирные украшения и редкие ткани падали к ногам Наталии Борисовны и совсем вскружили ей голову: «Все кричали: “Ах, как она счастлива!” Моим ушам не противно было это слышать; а не знала, что это счастье мною поиграет: показало мне только, чтоб я узнала, как люди живут в счастии, которых Бог благословит. Однако я тогда ничего не разумела… а радовалась тем, видя себя в полном благополучии цветущею. Казалось, ни в чем нет недостатку… от всех людей почтение; всякой ищет милости… подумайте, будучи девке в 15 лет так обрадованной! Я не иное что воображала, как вся сфера небесная для меня переменилась»[5]. Печально заканчивает она воспоминания о коротком и ярком, как фейерверк, успехе: «Мне казалось, по малодушию моему, что все прочно и на век мой станет, а того не знала, что в здешнем свете нет ничего прочного: за 26 дней 40 лет стражду»[6].
В немилости
Внезапная кончина Петра II положила конец могуществу Ивана Алексеевича и всего клана Долгоруких. Бледный, с опущенной головой и заплаканными глазами, шел жених Наталии Борисовны за гробом своего великодержавного покровителя. Любящим, полным сострадания взглядом провожала его невеста, будто желавшая вобрать в свое сердечко его переживания и страх, так что, как пишет, «в беспамятстве упала на окошко».
Авантюрный план Ивана возвести на престол свою сестру Екатерину – обрученную, но не обвенчанную Петру II, – не состоялся. Тем не менее, слухи о предпринятых действиях с неимоверной быстротой достигли новой государыни – курляндской герцогини Анны Иоанновны, и та решительно и твердо наложила на Долгоруких опалу.
А что же невеста князя Наталия Борисовна?
Сразу после кончины императора тревожные новости о переменах и о попытках Ивана Алексеевича изменить судьбу заставили Шереметевых встрепенуться. Наталии советовали, пока не поздно, разорвать помолвку, но ответ ее поразил родных мужеством и прямодушием, свойственными, скорее, ее отцу, нежели ожидаемыми от молодой девицы: «Честна ли совесть: когда он был велик, так с удовольствием шла за него, а когда стал несчастлив, отказать ему?»[7]
Венчание проходило скромно, в сельской церкви в подмосковном имении Долгоруких, и контрастировало с пышной обстановкой их обручения, а на следующий день молодая чета получила высочайший указ, каковым было предписано ехать вместе с другими родственниками в глухую сибирскую ссылку. Так бывшие некогда виновниками несчастья А.Д. Меншикова Долгорукие оказались в том же Березове. По прибытии на место Наталия Борисовна попала в условия, прежде немыслимые: жилищем их стала изба с утоптанной землей вместо пола, где ей пришлось прожить без малого 11 лет. Из острога семейство Долгоруких выпускали только в церковь.
И вот в условиях ссылки, в окружении недружной семьи мужа, где часто вспыхивали ссоры, Наталия Борисовна проявила терпение, на которое мог быть способен только очень любящий человек: «Мне как ни было тяжело, однако принуждена дух свой стеснять… для мужа милого; ему и так тяжко, что сам страждет, при том же и меня видит, что его ради погибаю. Я в радости их не участницей была, а в горестях им товарищ, да еще всем меньшая, надобно всякому угодить. Я надеялась на свой нрав, что я всякому услужу»[8].
В Сибири у Ивана и Наталии Долгоруких родились дети, однако к скорбям Наталии Борисовны прибавилось то, что Иван Алексеевич, заведя знакомства, как-то по неосторожности помянул недобрым словом в разговоре с ненадежными людьми императрицу Анну Иоанновну. Последовал донос, после жестоких и продолжительных пыток в Тобольске Иван был доставлен в Шлиссельбург, где продолжилось следствие, определившее судьбу других членов семейства, а затем был жестоко казнен в Нижнем Новгороде. По преданию, бывший щеголь и мот, Иван Алексеевич в смерти явил необыкновенную силу характера. В муках он славил и призывал Бога, как разбойник на кресте, уповая на Его милосердие. А его вдова, которой предстояло в одиночестве нести тяготы ссылки, ни единым словом не упрекнула его, а наоборот, подчеркивала: «Во всех злополучиях я была своему мужу верна и теперь скажу сущую правду, что, будучи во всех бедах, никогда не раскаивалась, для чего за него пошла»[9].
Ей даже не сообщили о казни супруга. Ивана Алексеевича уже не было в живых, а она еще долго ожидала ответа на свое прошение – дозволить ей быть рядом с ним, какова бы ни была его участь.
Лишь в 1741 году, при вступлении на престол Елизаветы Петровны, Наталии Борисовне Долгорукой было разрешено вернуться из ссылки. Ей вернули свободу, прежнее ее звание и милость, но императрица напрасно надеялась видеть ее среди придворных дам. Наталия Долгорукая жила почти затворницей, выезжая лишь из вежливости по приглашениям и весьма неохотно.
Несчастья ее не закончились. Один из ее сыновей, слабый здоровьем, умер в юности, а когда другой вырос, она без колебаний оставила свет и удалилась в Киевский Флоровский монастырь, где, будучи 45 лет от роду, приняла постриг с именем Нектария, а спустя 14 лет – и великую схиму.
Сохранилась красивая легенда, будто перед пострижением Наталия Долгорукая бросила в воды Днепра свое обручальное кольцо, которое хранила как память о муже.
Ее не оставляли без внимания. Необычайная судьба ее привлекала к ней сочувствием множество людей, а ее внук Иван Михайлович Долгорукий на всю жизнь сохранил воспоминания о глубоком мире, который всегда царил вокруг нее.
Одна из самых ярких женских судеб, один из самых запоминающихся русских образов, соединивший черты старого и нового: романтичной красавицы и преданной жены опального боярина. Удивительная история христианского возрастания.
Мария Дегтярева
15 сентября 2010 г.
[1] Цит. по: Монахиня Нектария // Русское православное женское монашество XVIII–XX вв. / Сост. монахиня Таисия. Издание Троице-Сергиевой лавры, 1992. С. 26–27.
[2] Вторая жена Шереметева (мать Наталии), Анна Петровна, урожденная Салтыкова, была вдовой дяди Петра I Льва Кирилловича Нарышкина.
[3] Цит. по: Лотман Ю.М. Две женщины // Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII – нач. XIX в.). СПб., 2001. С. 291.
[4] Там же.
[5] Там же. С. 296–297.
[6] Цит. по: Монахиня Нектария. С. 25.
[7] Там же.
[8] Лотман Ю.М. Две женщины. С. 297.
[9] Цит. по: Монахиня Нектария. С. 25.
источник материала
