ЗАМѢТКА: РОДИТЕЛЬСКАЯ СУББОТА.
«Помяни, Господи, плѣненныхъ отъ рукъ нечистыхъ и посѣченныхъ во всѣхъ странахъ скончавшихся, убіенныхъ за вѣру отъ татаръ и отъ литвы, и на Ледовомъ побоищѣ, и на Ракоборѣ у вѣнца городка, и на Мурманѣ и на Югрѣ»...
Рукописный синодикъ Корниліева монястыря
Нѣсколько лѣтъ тому назадъ одинъ случайный спутникъ мой на большомъ Волжскомъ пароходѣ осаждалъ меня труднымъ догматическимъ вопросомъ: «Богатымъ и на томъ свѣтѣ счастье, – говорилъ онъ, – наживутъ денегъ, раздадутъ по церквамъ, и молятся за нихъ всѣ, а вотъ нашъ братъ, бѣдный, – помрешь, и помянуть будетъ некому»... Не помню, что я говорилъ «бѣдному человѣку» въ его утѣшеніе, но знаю, что долго послѣ но могъ разрѣшить своихъ недоумѣній, пока наконецъ не нашелъ готовое рѣшеніе вопроса нынѣ лѣтомъ въ одной монастырской библіотекѣ крайняго Сѣвера.
Вотъ этотъ отвѣтъ.
«Помяни, Господи, души иже восхотѣша память творити умершимъ и нищеты ради не возмогоша нималы памяти сотворити и прости имъ вся елика согрѣшиша и всели ихъ съ лики праведныхъ твоихъ.
Помяни, Господи, души хотящихъ покаятися свое согрѣшеніе и внезапу постиже смертный часъ, и умроша безъ покаянія и прости имъ, Господи, всяко согрѣшеніе и упокой съ праведными.
Помяни, Господи, души приходящихъ на покаяніе къ духовникомъ своимъ и срама ради не возмогоша исповѣдати своего согрѣшенія или прещенія, бояшеся своего духовника поношенія или потаиша содѣянная собою согрѣшенія.
Помяни, Господи, души тѣхъ, которые дали обѣтъ на цѣлую жизнь «и паки плотскимъ изнеможеніемъ или нищетою томими или въ какой иной нужи пребывающо не возмогоша обѣта своего сотворити».
Помяни, Господи, тѣхъ, кто простому человѣку исповѣдалъ свое согрѣшеніе и «во умѣ своемъ покаяшеся своего согрѣшенія на всякомъ мѣстѣ владычествія Твоего стоящи или сѣдящи или на одрѣ своемъ лежащи и по пути идущи и къ Тебѣ всѣхъ Богу милостивому воздохнувши или прослезися о своемъ согрѣшеніи и упокой ихъ съ праведными твоими».
Помяни, Господи самоубійцъ «иже мучимы быта многими муками – студенію, наготою и ранами и гладомъ во всякой нужи пребывающи и по вся дни безпокоя и тѣлесы своими изнемогоша»...
Помяни, Господи, и тѣхъ, которые дали вкладъ на поминовеніе, и тѣхъ, которые ничего не дали, всѣхъ помяни Господи «отъ Адама и до сего дне»; не только богатыхъ и знатныхъ, но и бѣдныхъ, и нищихъ, не только въ покаяніи и исповѣданіи скончавшихся, но и тѣхъ, кто исповѣдаться не успѣлъ, застигнутый смертью на пути и распутій»...
Тамъ же читаемъ грозное предостереженіе тѣмъ, кто не хочетъ молиться за умершихъ:
«Се пишемъ вамъ, пастыремъ стада Христова, рекше игуменомъ и учителемъ, иже кто отъ паствы вашея нищетою духовною живя и преставится отъ житія сего, иже глаголете не далъ вклада не пишемъ въ синодикъ, то уже мѣсто вы пастуси, но яко наемницы, да како дерзнете рещи предъ Богомъ: «се азъ и дѣти мои», а не приносяще должныхъ молитвъ о душахъ ихъ... Аще кто имѣя чреду Божественныя службы, лѣностію или небреженіемъ не поминаетъ написанныхъ въ книгахъ сихъ, и самъ не помяновенъ будетъ предъ Богомъ».
Но не только священникамъ, а и мірянамъ дается наставленіе. «Аще кто о умершихъ душахъ не печется родомъ своимъ, и памяти не творитъ, ни въ синодикъ роду своего не вписуетъ, то воистину на семъ свѣтѣ таковаго житіе съ преткновеніемъ ему, и чада будутъ съ порушеніемъ здѣ, а во ономъ вѣцѣ милости отъ Бога не получитъ и отъ грѣхъ не очистится».
Въ другомъ мѣстѣ о томъ же написано: «Достоитъ умершихъ души въ церковный синодикъ писати, рекже поминаніе, а отъ имѣнія часть отдѣлять святѣй Божіей церкви и нищимъ братіямъ... А та память не оскудѣетъ и до вѣка»...
Если бы нашелся въ Россіи такой человѣкъ, который взялъ бы на себя трудъ прочитать и провѣрить синодики – не говоримъ уже всѣхъ церквей, а хотя бы одного какого нибудь уѣзда или епархіи, то онъ увидѣлъ бы, что противъ правила, предписаннаго стариннымъ синодикомъ, погрѣшаетъ часто та и другая сторона: и, тѣ, кто долженъ отдѣлять часть имѣнія своего на поминаніе, и тѣ, кто долженъ память творить по умершимъ. Міряне – часто весьма состоятельные – «именъ въ синодикъ не вписуютъ», священники не каждый день прочитываютъ синодики. Да и нельзя иначе: развѣ достало бы времени и силъ прочитать синодикъ въ четыреста; пятнадцать листовъ, подобный тому, который хранится во св. обители? Не даромъ же, вѣдь, всякому, кто будетъ его ежедневно прочитывать, назначена особая награда: «помяни, Господи, души потрудившихся трудолюбно прочитати синодикъ сей на всякъ день». Не даромъ же въ монастыряхъ, какъ напр, въ Соловецкомъ, приставленъ особый монахъ, который только и дѣлаетъ, что читаетъ синодикъ. Но несомнѣнно, что есть и теперь приходскіе пастыри, которые если не «всякъ день», то по крайней мѣрѣ разъ въ недѣлю прочитываютъ приходскій синодикъ. Народная молва обыкновенно окружаетъ ореоломъ святости такихъ пастырей: говорятъ о нихъ, что души умершихъ не только предстательствуютъ за нихъ предъ Богомъ, но и помогаютъ имъ жить здѣсь, на землѣ. Извѣстенъ разсказъ о томъ, какъ † митрополиту Филарету явились во снѣ умершіе прихожане одного священника и просили оставить въ ихъ приходѣ батюшку, который за нихъ молился. Но и кромѣ этого, для самого пастыря не проходитъ безслѣдно его молитвенный подвигъ. Нельзя думать, что чтеніе синодика будетъ только механическое, когда священникъ ежедневно поминаетъ усопшихъ. Несомнѣнно, что душа пастыря, особенно глубоко чувствующаго, хотя на моментъ да соединится съ душою поминаемаго и хотя на моментъ предстанетъ предъ нимъ вся минувшая жизнь тѣхъ, за кого онъ молится. Ужели эта ежедневная намять о чужихъ жизняхъ, ежедневная «повѣрка совѣсти» своей такими воспоминаніями пройдетъ безслѣдно для души пастыря и онъ ничего не усвоитъ изъ этихъ воспоминаній?
Далѣе. Не пройдетъ безслѣдно это поминовеніе и для мірскихъ людей, родственниковъ и знакомыхъ умершаго, особенно въ первые дни послѣ смерти. Кому приходилось терять дорогихъ людей, тотъ прекрасно знаетъ, какое великое, несравненное утѣшеніе доставляетъ скорбящему сердцу мысль о томъ, что Богъ не есть Богъ мертвыхъ, но Богъ живыхъ и что возможно общеніе съ близкими сердцу но только въ здѣшней жизни, но и за предѣлами гроба. Въ тѣ моменты, когда эта мысль господствуетъ въ душѣ человѣка надъ суетными интересами дневной тревоги, она также оставляетъ по себѣ глубокій слѣдъ, имѣетъ сильное воспитательное вліяніе. Гордый человѣкъ, потерявшій близкаго сердцу друга, вдругъ присмирѣетъ, становится тише, покорнѣе, сребролюбивый – забудетъ о своихъ сокровищахъ; злой и мстительный становится добрѣе, мягче, отзывчивѣе. И чѣмъ чаще имѣетъ мѣсто такое «естественное» воспитаніе человѣка, чѣмъ постояннѣе и острѣе печаль, тѣмъ лучше и добрѣе становятся люди. Истинно-христіанская печаль – это влага, въ которой зарождается и выростаетъ всякое доброе дѣло и, если нельзя пастырю церкви желать, чтобы люди были постоянно печальны, то на его обязанности лежитъ напоминать имъ о тѣхъ дняхъ, когда горе смягчало ихъ жестокое сердце.
Еще большее значеніе для пастыря и паствы имѣетъ поминовеніе всѣхъ вмѣстѣ родныхъ и знакомыхъ, пріуроченное къ одному какому-нибудь опредѣленному дню. Съ нашей точки зрѣнія, это прекраснѣйшій религіозный урокъ русской исторіи, воспитывающій больше всякой книги, всякой ученой лекціи или сочиненія. Съ удовольствіемъ вспоминаю давній академическій обычай, по которому наканунѣ храмоваго праздника служили торжественную заупокойную литургію и на ней лучшій изъ студентовъ произносилъ трогательную, прекрасную проповѣдь, посвященную памяти «почившихъ предковъ», скончавшихся дѣятелей – ректоровъ, профессоровъ и бывшихъ студентовъ. Больше не было дня, въ который бы мы составляли такую дружную семью, хранимую Богомъ, оберегаемую молитвами покойнаго «папаши»[1] и объединяющую всѣхъ не только разбросанныхъ по лицу всего свѣта бывшихъ студентовъ, но и покоющихся на академическомъ кладбищѣ и на остальныхъ мѣстахъ владычества Божія. Тоже можно сдѣлать во всякомъ приходѣ. Начни пастырь съ поминовенія умершихъ близкихъ людей – хотя бы съ дѣтей, – за дѣтей придутъ помолиться матери, а за ними придутъ и отцы, и хранимое любовью прихожанъ сердце пастыря расширится до общенія со всѣми живыми и умершими. И общеніе то не нарушатъ послѣ никакіе житейскіе счеты, никакія мелочи.
Мы уже не говоримъ, какое великое воспитательное значеніе имѣло бы поминовеніе всѣхъ умершихъ предковъ, со всей Россіи, предваряемое талантливой проповѣдью блестящаго проповѣдника. Какое бы сильное, неизгладимое впечатлѣніе произвела, особенно въ присутствіи молодежи, паннихида на Братскомъ кладбищѣ въ Севастополѣ или на Бородинскомъ полѣ, сколько сердецъ, родныхъ, русскихъ заставила бы она сильнѣе биться при мысли о предкахъ, душу свою положившихъ за благо отечества. А сколько ихъ – «и на Мурманѣ и на Югрѣ, и у вѣнца городка» и на Сити, и на Куликовомъ полѣ, и подъ Плевной!... А рядомъ съ ними и вдали отъ нихъ – сколько всеночныхъ молитвенниковъ, въ родѣ преп. Сергія, и сколько плачущихъ отцовъ, дѣтей и женщинъ... Всѣ, вѣдь, они когда-то жили, и всѣ теперь забыты, – какъ забыты старинные синодики, какъ забытъ и самъ геніальный учредитель родительской субботы.
К. Казанскій.
«Самарскія Епархіальныя Вѣдомости». 1901. № 22. Ч. Неофф. Отд. 4. С. 1063-1067.
[1] Ректоръ Академіи Протоіерей Александръ Василевичъ Горскій.
От Ред.: 29 декабря въ храмѣ Богородицы въ Халкопратіяхъ (гдѣ лежалъ св. ковчегъ съ поясомъ ея) совершалась память всѣхъ христiанъ, гладомъ, жаждою, мечемъ и мразомъ скончавшихся. Полный мѣсяцесловъ востока, архіеп. Сергія. Т. 2. Святой Востокъ. Ч. 1. 2-е изд. Владимiръ 1901. С. 397.
