Опубликовано Общество - ср, 01/01/2020 - 14:03

Чудо Руской исторіи.

 

 

Архимандрить Константинъ (Зайцевъ) († 1975 г.).

 

 

Возникновеніе Православнаго Царства.

«Очевидно, что отступленiе отъ Вѣры Православной всео́бщее въ народѣ. Кто открытый безбожникъ, кто деи́стъ, кто протестантъ, кто индифференти́стъ, кто раскольникъ. Этой я́звѣ нѣтъ ни врачева́нiя, ни исцѣленiя… Отступничество предсказано со всею ясностью Святымъ Писанiемъ, и служить свидѣельствомъ того, ско́лько вѣ́рно и и́стинно все сказа́нное въ Писанiи… Совершается предрече́нiе Писанiя объ отступленiи отъ Хрiстiанства народовъ, перешедшихъ къ Хрiстiанству отъ язычества». Святи́тель Игна́тiй (Брянчани́новъ).

Загодя́ подготовля́лось чудо Руской исторіи!
Вѣка́ми растека́лось славя́нство по Великой Равнинѣ, мѣста́ми уже заселенной. Прозяба́ло оно въ лѣсахъ, въ степяхъ попада́ло въ орбиту тамъ возникавшихъ государствъ и дѣлило судьбу ихъ, когда смета́лись онѣ азіатскими о́рдами. Государственности славя́нской не образо́валось нигдѣ, но славянская заселенность обозна́чилась тремя сгу́стками: въ Прила́дожьѣ, въ Приднѣпро́вьѣ и въ Пріазо́вьѣ.
Но вотъ возникаетъ новая колонизація, варя́жская, торгово-захватническая, растекаясь по рѣчны́мъ артеріямъ и осѣда́я въ районахъ славя́нскихъ: къ пассивной о́бщности низо́въ, присоединяется активная о́бщность верхо́въ, образуя эмбріонъ государственности. Что это – эфемерида? Казалось – такъ! Готова погибнуть съ шумомъ имперіи Святосла́ва. Но нѣтъ! Она лишь эпизодъ на пути превращенія варя́го-славя́нскаго ва́рварства въ культурный Міръ.
Чудо этого превращенія – дѣло Хрiстіанства. Оно и́здавна оа́зисами утвердилось по берега́мъ Чернаго моря, но не имъ дано́ было стать колыбелью новаго Міра.

* * *

Полноты́ зрѣлости достигло Хрiстіанство. Внезапно это богатство становится изъ греческаго – славя́нскимъ! Странно: культурно-языково́е перевоплощеніе Православія оказывается пріуроченнымъ къ явленіямъ преходящимъ! Западное славянство, для котораго на́чатъ подвигъ Свв. бр. Кири́лла и Меѳо́дія, па́даетъ жертвою латинскаго на́тиска. Болгарія, приня́вшая ихъ учениковъ и подъ ихъ окормленіемъ духовно расцвѣ́тшая, сокрушена́ единовѣ́рной Византіей, какъ политическая соперница. Казалось, – гибель ждетъ богодухновенное твореніе! Но тутъ и обнаруживается промыслительное назначеніе «славя́нскаго» Православія: есть мѣсто куда идти служителямъ его, когда и Болгарія утрачиваетъ нужду́ въ нихъ! Россія ждетъ ихъ.
Не сразу пришла она къ Хрiстіанству. Чудо, ко́имъ Владычица отвела́ отъ Царьграда хи́щническій налетъ однодре́вокъ Аско́льда и Ди́ра, открылъ путь греческимъ миссіонерамъ: Патріархъ Фотій возносилъ хвалу Богу, видя страну дикихъ ски́ѳовъ обращенной ко Хрiсту. Обрывается святое начина́ніе захватомъ Кіева язычникомъ Олегомъ, чтобы быть снова подхваченнымъ вдовой Кн. Игоря, Княгиней Ольгой. Но и тутъ языческая реакція, возглавляемая сыномъ ея́ Святосла́вомъ, срываетъ успѣхъ. Должно́ созрѣть еще великое дѣло! Гибнетъ геніальный полководецъ въ попыткѣ создать на развалинахъ Византіи языческую Имперію. Его смѣня́етъ Владиміръ – еще болѣе рети́вый служитель язычества. Онъ, испыта́въ «обращеніе» и тѣмъ яви́въ благо́й примѣръ по́дданнымъ, завершаетъ Крещеніе Руси.
Чудомъ было превращеніе языческаго героя въ Благовѣрнаго Князя. Чудомъ было исцѣленіе его, теря́вшаго зрѣніе, лишь коснулась его крести́льная вода́. Чудомъ было во́льное Крещеніе народа въ такой торжественности пра́здничной, точно обрѣта́ла Русь чего отъ вѣ́ка искала: духовное рожденіе то было цѣлаго Народа, наглядно зри́мое.
Греческое Православіе ославя́нивается для западныхъ славянъ, но ими утрачивается; коро́ткаго расцвѣта достигаетъ оно въ странѣ ославя́ненныхъ тю́рко-болгаръ, скандина́вамъ и утверждается на Великой Равнинѣ; и такъ возникаетъ Руское Православіе, непроницаемой плотиной утверждающееся на гигантскомъ проходномъ мѣстѣ, гдѣ не удерживалась прочно никакая государственность, и неудержимой лавиной разливающееся вплоть до отдаленнѣ́йшихъ естественныхъ границъ, никакимъ воображеніемъ изнача́ла не прозира́вшихся. Это ли не чудо!
Оно меркнетъ предъ внутренней значительностью све́ршившагося: изъ ничего́ – ничего́, не такъ ли гласитъ древняя поговорка? тутъ отъ пустоты́ – полнота́!
О, какъ, многозначительна эта изнача́льная пустота́! Ничего своего предъ лицомъ благодатнаго чужа́го! Никакихъ безблагодатныхъ культурныхъ на́выковъ, никакой безблагодатной исторической памяти! Дѣ́вственная цѣлина, – развѣ не единственная то почва, способная приня́ть полноту Откровенія Истины!
А въ какихъ убѣдительныхъ формахъ предлагается Она! Родной языкъ, доведе́нный до совершенства, и на немъ, въ прекрасныхъ храмахъ, подъ сладкозву́чное пѣніе, – служба церковная, прису́тствуя на которой, даже у грековъ, не знали рускіе, гдѣ они: на Небѣ, или на землѣ! На этомъ же богодухновенномъ языкѣ – Слово Божіе! Но не только въ таи́нственныхъ книгахъ раскрывается Истина: въ о́бразахъ неотразимо привлекательныхъ личнаго благочестія и жива́го подвига я́влена она, – превыше всего, въ о́бразѣ безмолвнаго монашескаго житія́. Устремляясь навстрѣчу этой красотѣ изъ тьмы многомятежнаго язычества, не хочетъ рускій человѣкъ признать путь спасенія удѣломъ немногихъ: пусть виси́тъ надъ душой гнетъ языческой стихіи, вчера еще родной, тѣмъ горячѣе стремится душа къ Свя́тости. Развѣ не для всѣхъ Царствіе Божіе? Въ плѣнъ Вѣры отдается народъ, – и возникаетъ Россія.
Въ чемъ задача ея́? Завоевать міръ? Исполнить жизнь земными бла́гами? Нѣтъ! Своимъ сдѣлать свято́е чужое, всецѣло своимъ, вотъ что призна́ла своимъ назначеніемъ Россія, тѣмъ оправдавъ избранничество свое. Оцѣнилъ это Господь и далъ вѣрнымъ рабамъ Своимъ войти въ радость Свою. Творчески обновля́лось Православіе – даже если что чужими руками творилось свято́е на Руской Землѣ. Стоило же рускимъ взяться за что сами́мъ – рази́тельно самобы́тнымъ становилось все, даже въ области слова и мысли, гдѣ обычно оригинальность дае́тся до́лгой культурой. Вспомнимъ Похвалу Кн. Владиміру Митр. Иларіона и лѣ́топись Нестора! Первая не уступитъ лучшимъ памятникамъ византійскаго краснорѣчія, а вторая – недосягаемый образецъ трезвой правдивости и духовной мудрости, бу́дучи притомъ не пло́домъ личной одаренности, а соборнымъ дѣломъ рускаго иночества – со́вѣстнымъ судо́мъ, верши́мымъ надъ всѣмъ, что творилось на Руси и надъ нею. И звучитъ уже Россія въ са́мыхъ зача́ткахъ лѣтопи́сныхъ сказа́ній, торжествуя въ безхитростныхъ келе́йныхъ за́писяхъ надъ зы́бкостью современнаго ра́ннему лѣтопи́сцу государственнаго уклада.
«Ро́сіа»! То – имя греческой митрополіи, обнимавшей наше Отечество. Формально этимъ исчерпывалось его единство: разсыпанной храни́мой была Русь, цѣ́лостность обрѣта́я только въ церковномъ самосознаніи. Лампада, возже́нная иг. Даніи́ломъ у Гроба Господня «отъ всей Руской Земли», вотъ – сνмволъ рускаго единства, не нашедшій еще выраже́нія ни въ государственномъ гербѣ́, ни въ національномъ зна́мени. И потому, если хирѣетъ Кіевъ, то перестаетъ Русь быть Кіевской, но не перестаетъ быть Русью...

* * *

Три обозначаются областны́хъ узла, всѣ разные, но всѣ – рускіе! Вольнолюби́въ, своенра́венъ, предпріимчивъ, даже азартенъ Великій Новгородъ. Поразителенъ размахъ колонизаціо́нный, торговый, промышленный этой аристократической демократіи. Еще болѣе поразительна амплитуда ея́ колебаній, чтобы не сказать – шатаній, не въ ущербъ стойкости. Нѣтъ, казалось бы, удержу авантюризму озорнаго ушку́йничества*, – но сбѣгаетъ съ годами пѣна безотвѣ́тственнаго задора, и граждански зрѣлыми возвращаются неугомо́нные, хранителями порядка становятся, влагаясь въ рамки иско́нной старины. Въ само́мъ Новгородѣ, казалось бы, безу́держна разгулявшаяся улица, стѣнка на стѣнку идетъ, но сто́итъ ей увидѣть крестъ въ рукахъ Владыки – стихаетъ все!
Камень краеугольный, съ котораго не сдвинешь Новгородъ – неповторимая въ своей первозданной громадѣ Св. Софія. Если добрыми гра́жданами возвращаются домой вата́жники; если стихаютъ волны столичнаго мятежа́; если изъ поколѣнія въ поколѣніе привычно правитъ народомъ вы́борная родови́тая старшнна; если удерживается надъ во́льницей спасительный покровъ кня́жескрй власти, причина тому одна: «до́момъ Св. Софіи» ощущаетъ себя Новгородъ. Отсюда непререкаемость авторитета Архіепископа, отсюда то, что при всей своей особой ста́ти – Руской Землею остается Новгородъ, и́бо къ Руской Церкви принадлежитъ Владыка.
Все ино́е на Га́лицкой Руси, но и то – Русь! Нѣтъ широты и свободы: свя́занность, зависимость, неравенство тутъ: пра́вящіе обособлены отъ массы. Западная Европа силой сосѣдства втягиваетъ въ себя край неудержимо. Природа благодатна, среди́нность между Западомъ и Востокомъ выгодна: матеріальное и культурное преуспѣя́ніе обезне́чено. Тѣмъ труднѣе сохранить національное самостоя́ніе. Извилиста политика правителей, но не стали они игра́лищемъ сторо́ннихъ вліяній, а вошли въ исторію, какъ самостоятельные дѣ́ятели, какъ иногда могущественные Монархи: вѣрность Руской Церкви и тутъ сохраня́ла Га́личину въ составѣ Руской Земли, вопреки́ все усиливающейся культурно-политической обосо́бленности.
Еще ино́е – Владиміро-Суздальскій край. То – не окра́ина, то сердце Росіи, то сама́ Русь, уходящая въ областни́чество не для того, чтобы обнаружить свою стать особую, а чтобы, напротивъ, сохраниться въ cвоей исхо́дной неприкоснове́нности: если въ окра́ину обращается колыбель Россіи, то залѣ́сская окра́ина становится ея́ новымъ историческимъ ло́номъ*. Чудеcный парадоксъ, свое воплощеніе находя́щій въ величественномъ образѣ Кн. Андрея Боголю́бскаго.
Тоскуетъ Князь въ Вы́шгородѣ подъ Кіевомъ. Чуждъ ему на вѣтру́ стоящій міровой центръ, съ его избалованной, беззаботно-безотвѣтственной толпой, кого только не ви́дящей на своихъ улицахъ, съ кѣмъ только не св́язанной. Чу́жды ему и княжескіе споры. Онъ рвется домой, гдѣ онъ землю привыкъ ощущать своей, не приглашеннымъ пришельцемъ бу́дучи на ней, а хозяиномъ, зовущимъ и принимающимъ насе́льниковъ. Не пускаетъ отецъ, и рѣшается Андрей. То не капризъ, не бунтъ, не мечтательство. То богодухнове́нное рѣшеніе. Чудотворную Икону подымаетъ Князь – письма́ Св. Апостола и Еνангели́ста Луки́, принесенную изъ Византіи. Благословеніе Владычицы почíетъ надъ его походомъ. Она указываетъ путь. Она опредѣляетъ конечный этапъ его...
Трудна́ оцѣнка Кн. Андрея: то судьба предте́чъ. Осложняется эта оцѣнка не только пы́лкостью Князя, но и широтой исторической перспективы, въ которой онъ дѣйствуетъ, какъ основоположникъ Православнаго Царства.
Оглянемся на Кіевскую Русь. Она не Царство, даже не государство! Но въ ней живетъ идея Царя, и не натяжкой было воспрія́тіе иду́щей къ Царству Москвой шапки Монома́ха, какъ завѣта ей Кіевекой Руси́. Пусть ея́ государственный бытъ – организованное безначаліе, отрицающее все прочное и дл́ящееся и подви́жность дѣ́лающее нормой жизни. Пусть единовластіе Влади́міра Свята́го и Яросла́ва Му́драго не болѣе, какъ «случайность». При всей преднамѣ́ренной анархи́чности своей, Кіевская Русь знала два правила, не знавшія исключеній: она не представляла себѣ жизни общественной безъ нали́чія во главѣ ея́ Князя, и она не представляла себѣ Князя ино́го, чѣмъ изъ рода Рю́риковичей. Если гдѣ указывали путь одному Рю́риковичу, то для того лишь чтобы открыть его другому. Значитъ не просто монархи́ческое, но и династи́ческое начало было прису́ще созна́нію Руси́ Кіевской, которой, въ сущности, правилъ собирательный Царь: идея Царя уже жила въ нѣдрахъ руской души...
Эту отвлече́нную идею, не только не созрѣвшую для практическаго дѣ́йствія, но еще даже не обозначившуюся на экранѣ будущаго, Кн. Андрей сдѣлалъ идеей-силой своей жизни, смѣшивая въ своемъ двойномъ зрѣніи далекое будущее съ настоящимъ и впада́я порою въ страшные конфликты съ дѣйствительностью.
Вспомнимъ «Знаме́ніе» – ко́имъ Владычица отогнала рать Князя Андрея отъ стѣнъ Новгорода: то, что, исходя́ отъ Царской Москвы, могло бы стяжа́ть благословеніе Божіе, было самоупра́вствомъ со стороны удѣ́льнаго Владиміра, и́бо не исполнилъ еще своего назначенія Новгородъ въ дѣлѣ строе́нія будущаго Царства! Но подобныя дѣйствія Кн. Андрея не безсмы́сленныя жесто́кости, а нѣ́кое предваре́ніе Исторіи. Ца́рственно дѣйствуетъ удѣльный Князь...
Самое́ благочестіе его царственно: Православную Вселе́нскость насажда́етъ онъ въ глуши́ лѣсо́въ, дѣлая Владиміръ художественнымъ воплощеніемъ этой идеи. Не чужда́ ему даже идея Третьяго Рима! Общимъ съ Царьградомъ пульсомъ бьется жизнь Владиміра на Кля́зьмѣ, и по́мнитъ это Церковь Руская до сего́ дня, пра́зднуя на Перваго Спа́са побѣду надъ агаря́нами, у насъ и въ Византіи одновре́меннымъ чудомъ оде́ржанную. А Покровъ Пресвяты́я Богородицы! Забыла это чудо Византія, хотя и глубоко его пережила́, и только въ Россіи утвердился праздникъ, – почи́номъ Кн. Андрея. Развѣ это уже не раждающійся Третій Римъ!
Вѣнецъ мученичества покрылъ чрезмѣ́рности Кн. Андрея, и ни́мбъ свя́тости сія́етъ надъ чело́мъ предте́чи Россійскаго Царства, самое́ именованіе котораго, по имени села́, гдѣ остановила Свое шествіе Владычица и гдѣ поселился онъ самъ, обрѣло́ смыслъ, внутренне опра́вданный. Пусть карала его Владычица, взы́сканъ онъ Ея́ милостію: какъ и неизмѣ́нно, въ Чудѣ Руской Исторіи, Милость Божія срѣта́ется съ Правдой Божіей, во спасеніе вразумля́ющей чадъ Своихъ карающей десни́цей.

* * *

Ка́лка показала Россіи, что ждетъ ее – разъединенную. Новымъ, уже намѣренно на Россію направленнымъ ударомъ, разда́влена она. Смерчъ Азіи не разъ сметалъ государственность и культуру съ лица́ Великой Равнины, оставляя память о нихъ въ курганахъ могильныхъ и предоставляя Исторіи творить новое изъ смѣша́вшихся съ завоевателями остатковъ была́го населенія. Не то случилось сейчасъ. Тутъ то впервые нашла себя Россія, при́нявъ тата́рщину, чтобы одолѣть ее. За́мыселъ Божій Россіи я́вленъ былъ міру Ру́сью Кіевской, но не обрѣла́ еще та ни крѣпкой обще́ственно-политической пло́ти, ни стойкаго государственнаго единства, ни со́бранности духовной: все это дала́ тата́рщина, терпѣнію и смиренію научивъ Россію. Уже на зарѣ Кіевской эпопеи оцѣнена́ была свята́я сила ихъ, я́вленная Свв. Бори́сомъ и Глѣ́бомъ, но не обрѣла́ Россія да́ра свободнаго послушанія, пока жила́ въ свѣтлой радости независимости національной. Теперь предстояло ей, преобразивъ рабій страхъ въ страхъ Божій – «волею» принять скорбь татарскаго ярма́, тѣмъ изъяви́въ готовность понести любой жребій, Богомъ ука́занный, только бы остаться Новымъ Израилемъ. Въ зра́кѣ рабы́ принимаетъ Россія Божіе избра́нничество – подъ води́тельствомъ Св. Алекса́ндра Не́вскаго.
Вои́тель и правитель, солнце любви для владо́мыхъ, гроза опаля́ющая для противниковъ и ослу́шниковъ, со всѣми дара́ми, Богомъ щедро ему отпу́щенными, сочета́лъ Кн. Александръ еще одинъ, вы́сшій: смиренному́дріе. Это позволило ему въ труднѣ́йшую годи́ну Руской исторіи по Бо́жіи рѣшить судьбу Россіи. Блистательно отразивъ натискъ воинствующаго Запада, въ орео́лѣ славы – склонился онъ предъ татарскимъ Востокомъ...

* * *

Распла́станная, Россія на окра́инахъ новгоро́дской и га́лицкой еще способна была свободно избира́ть свой путь. Куда идти? Не связаться ли съ Западомъ, уклоняясь отъ татарскаго ярма́? Этотъ соблазнъ всталъ предъ Кн. Александромъ въ тонкой формѣ уговора, идущаго отъ единовѣрца, единоплеменника, ро́дича – вои́теля и правителя, еще болѣе блистательнаго, чѣмъ онъ самъ, но лишеннаго его простоты, Кн. Даніи́ла Га́лицкаго. Но если Свв. Кнн. Борисъ и Глѣбъ дали побѣду Князю Александру надъ западными рыцарями, то они же научили его уразумѣ́ть пути Промысла Божія. Рускіе и монгольскіе памятники одинаково изображаютъ встрѣчу Князя съ Ханомъ: тотъ пораженъ былъ и внѣ́шней красотой и внутреннимъ величіемъ побѣдоно́сца, склонившагося предъ носителемъ земной власти, но отказавшагося поклониться бога́мъ чужи́мъ. Молчали́во состоя́лось соглашеніе: Россія отдавалась на волю побѣдителя, а тотъ оставлялъ ей Рускаго Бога.
Гдѣ прежнее цвѣте́ніе культуры, гдѣ благосостоя́ніе, радость, миръ, пусть постоянно нарушаемые, но неизмѣ́нно возвращающіеся, задаю́щіе тонъ жизни! Опустошеніе, произволъ, одича́ніе, – о нихъ десятки лѣтъ спустя въ слова́хъ потрясающе-жуткихъ говоритъ трезвый ду́хомъ Святи́тель. Въ себя́ уходитъ уни́женная Россія. Не пода́вленность то духа, напротивъ: подъемъ! Такой высоты духа достигаетъ Россія, о которой и помышлять она не могла, будучи славной, богатой, свободной... Новую глубину́ обрѣтаетъ внутренній горизонтъ, подобную той, которая открывается человѣку покидающему міръ. И по́длинно: на монастырскій уставъ переходитъ вся Русь. Различіе только въ сте́пени свя́занности – отъ схи́мы до тру́дничества...

* * *

Новая Россія ищетъ опоры, руководства, назида́нія. Она обрѣта́етъ его въ тоже новой, ранѣе невѣ́домой Москвѣ. Этотъ «малъ дре́вянъ го́родъ» становится точкой приложенія процесса преодолѣнія татарскаго ига. Суровая то школа, въ которой растетъ Русь; растетъ и Москва! Не только школа отъ національнаго униженія, но и одухотвореннаго благочестія, откуда и своеобразная двузна́чность московской ста́ти: ея́ одновре́менно призе́мистость и возвы́шенность, у́зость и широта, смѣлость и осторожность, уда́рность и укло́нчивость. Забыть долженъ рускій человѣкъ два иско́нныхъ свойства: тарова́тость, переходящую въ расточи́тельность, и беззабо́тность, переходя́щую въ легкомысліе. Люди, не способные разстаться съ этими свойствами, оказываются «лишними» и даже мѣшающими: не отсюда ли – при всѣхъ моральныхъ качествахъ тверича́нъ – непониманіе между Тверью и Москвой? Благодушно-пассивное растра́чиваніе, какъ и опроме́тчивое мужество одинаково претя́тъ Москвѣ: она терпитъ и собираетъ, и́сподоволь дѣ́йствуя. Такъ вывелъ изъ исходнаго ничтожества Москву основоположникъ ея́, Даніи́лъ, сынъ Не́вскаго, оставивъ не только по себѣ память государственнаго мужа, но и причтенный къ лику святы́хъ. Гдѣ прежняя широта національнаго сознанія, покрывавшая раздробленность! Москва мыслитъ узко и конкретно. Единство для нея́ – принадлежность е́й! Отсюда и задача: «примы́слить» что можно и какъ можно, ку́плей, бра́комъ, силой, ха́нскимъ ярлыко́мъ. Но эта мелочная, не всегда разборчивая въ средствахъ, скаре́дная политика собиранія остается героически-возвышенной въ своихъ конечныхъ зада́ніяхъ, почему и можетъ быть облагода́тствована благослове́ніемъ Церкви.
Московское дре́во изображено́ Степа́номъ Ушако́вымъ на иконѣ «Грузинской»: по обѣимъ сторона́мъ его стоятъ, поливая его корни, Іоа́ннъ Калита́ и Митр. Петръ. Исторически вѣ́рно это изображеніе, но значеніе его усиля́ется воспоминаніемъ того, что у чужа́го дре́ва стоя́лъ Митр. Петръ, ради котораго покинулъ свой столъ. Именуемый еще Кіевскимъ, Петръ отрыва́етъ судьбу Церкви не только отъ Кіевскихъ руи́нъ, но и отъ живаго Владиміра, чтобы связа́ть ее съ едва возникающей Москвой. Только возвышенность конечныхъ заданій Москвы могла оправдать такое поведеніе Князя Церкви. Твердость этихъ заданій тѣмъ болѣе знамена́тельна, что, достигнувъ Великодержа́вія, Москва скорѣе претерпѣва́ла свой ростъ, чѣмъ творила его намѣ́ренными дѣ́йствіями. Не то Москва возникающая: она прони́кнута сознаніемъ своей миссіи и упорно и послѣдовательно добивается поставленныхъ себѣ цѣлей. И то не воля отдѣльныхъ государственныхъ геніевъ, не фами́льно-династи́ческій упоръ, то нѣ́что большее, способное всѣхъ увлечь. Исторически вѣрно и то окруженіе, которымъ обрами́лъ московское дре́во Ст. Ушаковъ: Князья, Святи́тели, Преподобные, Юро́дивые. Общимъ дѣломъ было взра́щиваніе Москвы.
Всѣмъ импони́ровала увѣренная твердость политической по́ступи Москвы: на нее надѣялись, въ нее вѣрили. И въ этой устремленности къ Москвѣ сливались два момента, поля́рно, казалось бы, противоположные: Москва одновре́менно удовлетворя́ла и жа́ждѣ внѣ́шняго порядка и жа́ждѣ духовной. Татарское грабительское безчинство, грозившее стать нормой поднево́льнаго существованія, дѣлало внѣ́шній порядокъ цѣнностью недосяга́емой: и когда висѣвшая въ воздухѣ возможность распростране́нія даро́ванной Руси́ «культурной автономіи» на явленія гражданскаго быта оказалась реализу́емой Москвой – всѣ взоры естественно обратились къ ней. И такъ сумѣла она выполнить ханскій мандатъ по взыска́нію дани, что не Ханамъ служила, а ми́ссію народную исполняла. Люди всегда люди: могли быть срывы! Но почему Москва оказалась въ силахъ все-же подъя́ть эту высокую миссію и оправдать довѣріе Церкви? Тутъ мы нащупываемъ реальный стыкъ практици́зма Москвы, во всей его дѣловитости, – со свя́тостью. Къ великой и благоуханной тайнѣ приближаемся мы здѣсь, въ которой вну́треннее неотдѣлимо отъ внѣ́шняго: къ тайнѣ рускаго быта, элементы котораго, существова́вшіе и раньше, сплавились воеди́но именно въ Москвѣ.

* * *

Непереводи́мо слово «бытъ» – такъ своеобразно содержаніе его. А глубина корне́й его можетъ быть измѣ́рена тѣмъ, что сложился онъ окончательно въ «безбы́тное» время, въ безвре́менье, когда самая́ исторія Россіи какъ-бы остановилась – во внѣ́шнихъ своихъ проявленіяхъ.
Татарщина отдѣлила Россію отъ Запада. Что отсюда? Выпаде́ніе Россіи изъ круга жизни, обрекающее на безнадежную отсталость? Такъ это, если смотрѣть на Россію съ Запада. Но такъ ли это, если смотрѣть на Западъ изъ Россіи? Вспомнимъ, какую живую реакцію вызвало проникновеніе къ намъ Запада въ образѣ стриго́льниковъ и жидо́вствующихъ! Сила этой реакціи окажется загадочной, если не учитывать важность изоляціи Россіи отъ Запада, какъ отъ угрозы для творимаго рускаго быта. Сложившійся рускій бытъ могъ терпѣть «чужое», внѣ́шне съ нимъ соприкасаясь, но внутренне не замѣча́я его. Въ періодъ становле́нія его «черезполо́сица» грозила бѣдо́й, и дѣйствія и писанія Св. Іо́сифа Во́лоцкаго были созвучны инстинкту самосохраненія Православной Руси́, проснувшемуся въ отвѣтъ на духовную агрессію еретическаго Запада. Отсюда понятно, что, внѣ́шне отгора́живая Россію отъ Запада, татарщина скорѣе помогала Россіи, еще не сложившейся духовно. Помогала она и тѣмъ, что, ста́вя внѣ́шнія преграды, татарщина одновре́менно раздвигала внутренній политическій горизонтъ, замораживая внутри́-ру́скія «держа́вныя» отношенія и создава́я «паксъ татарику». Возникала обстановка, располагающая къ устроенію внутренняго хозяйства въ сознаніи обще-рускаго бытоваго единства. Не́ было и соблазновъ «культуры». Молитва естественно становилась во главу угла́. Культурный разгромъ и матеріальное обнища́ніе компенсируются возгара́ніемъ духа въ сознаніи единства исторической судьбы. Возникаетъ расцвѣтъ духовной культуры обще-руской: если не къ этому «темному» времени отнесемъ мы истоки руской и́конописи и церковнаго пѣнія, то не повиснутъ ли эти два крупнѣ́йшихъ достиженія рускаго народнаго генія въ безвоздушномъ пространствѣ? Но горѣ́ніе духа опредѣляетъ и самое́ строеніе общественно-политической плоти, той мускулату́ры рускаго государственнаго тѣла, которая разъ бу́дучи тогда со́здана, на всѣ времена́ дала внутреннюю крѣпость Россіи.
Великій парадоксъ! Духовную свободу Россія обрѣтала цѣной отказа отъ свободы гражданской – не только въ отношеніи къ Ханамъ, но и къ своимъ «природнымъ» Госуда́рямъ: ростъ Москвы есть ростъ руской несвобо́ды. И кто не хотѣлъ, во имя созданія независимаго рускаго духовнаго міра, поступи́ться своей личной свободой, тому оставалось одно: отказъ отъ Россіи, измѣна ей – съ перспективой отрыва и отъ Православія. Мы видимъ то на примѣрѣ Новгорода – къ счастью для него и для Россіи, неудачномъ. Мы видимъ это на удачѣ Литвы, всѣмъ извѣстно куда пришедшей. Но и обратно: кто и́стинно цѣни́лъ бла́го духовной свободы, тотъ рѣ́шающаго значенія не придавалъ тому, что, «освобождая» его отъ татарскаго ига, Москва тѣмъ крѣпче подчиняла его себѣ. То была не апа́тія и обреченность, а духовный подъемъ, пріобрѣта́вшій поро́ю черты́ истиннаго па́фоса. И это въ условіяхъ несенія такого бремени, которое, казалось бы, превышало самыя́ силы человѣческія!
Только чутьемъ духа можно уразумѣ́ть, какъ могло не въ атмосферѣ «конфликта» «власти» съ «народомъ», а въ сосредото́ченной со́бранности духа совершиться закрѣпоще́ніе народа Москвой.
Не сумѣла отстоять себя Россія – свободной! И вотъ изъ нѣдръ небытія́, уже раскры́вшагося, чтобы поглотить ее, возстаетъ она, въ новомъ подвигѣ самострое́нія. Огнемъ опыта должно́ испытываться теперь все, и вотъ у́читъ онъ, этотъ опытъ, что нѣтъ въ немъ мѣста свободѣ – ни въ планѣ общественномъ, ни въ планѣ хозяйственномъ. Трезво видитъ это рускій человѣкъ, и – пріе́млетъ подвигъ. Великая въ томъ сила духа, и одинаково прису́ща она Москвѣ, налагающей «и́го», и всякаго рускаго человѣка, принимающаго его – до отказа и сверхъ отказа напрягая свои силы. Общее то дѣло, общее послушаніе. Какимъ словомъ обнимемъ мы его? Не идутъ сюда «высокія» слова. Проще и глубже дѣло. Налицо́ сознаніе принадлежности къ духовному цѣлому, внѣ котораго вообще нѣтъ жизни! Принадлежностью къ нему исчерпывается сама́ жизнь! Это и есть то, неопредѣлимое ни на какомъ языкѣ, что выражается словомъ «бытъ».

* * *

Россія никогда не притяза́ла быть теокра́тіей. Она жила въ Церкви и не способна была увидѣть себя внѣ Ея́. Отсюда и приста́вшій къ ней эпи́тетъ «Свято́й». Для Церкви свя́тость природа Ея́, су́щность: Церковь являетъ свя́тость и е́ю исчерпывается. Все въ ней свя́то, и́бо она и есть свя́тость, пришедшая къ намъ съ Неба, насъ къ нему гото́вящая и его на землѣ уже и предваря́ющая. Для Руси́ свя́тость – идеалъ, но идеалъ обяза́тельный и о́бщій, предполага́ющій сознательную мобилиза́цію всѣхъ силъ духовныхъ для достиженія его. Это – абсолютная цѣнность, которая не только возглавля́етъ пирамиду цѣ́нностей, но и поглощаетъ ихъ всѣ.
Усвоила такое пониманіе жизни Россія на са́мой зарѣ своего историческаго бытія́, но бытовы́мъ явленіемъ стало оно въ процессѣ московскаго самострое́нія, когда сознаніе себя въ Церкви отложилось въ каждомъ моментѣ семейнаго, общественнаго, государственнаго уклада. Свою принадлежность къ Церкви рускій человѣкъ сталъ свидѣ́тельствовать всѣми проявленіями жизни своей – б ы т о м ъ!

* * *

Церковь съ мудрой осторожностью отнеслась къ языческому прошлому рускаго человѣка, не отверга́я преда́нія, обыкнове́нія, обря́ды, не претя́щіе Хрiстіанству, а лишь возвыша́я и очища́я ихъ и затѣмъ любовно-внимательно вбирая въ свой благодатный обиходъ. Какъ суевѣріе осудила Церковь то, что унизило бы Вѣру, устремляя вниманіе вѣрующаго на случайное и внѣ́шнее. Существо же язычества Церковь отвергла полностью и до конца. Отъ этого, оно, ставъ чистой бѣсовщи́ной, не ушло изъ міра: безсильное противъ Креста, оно влекло къ себѣ, какъ бездна, готовая поглотить человѣка, падающаго жертвой страстей и отдающаго себя во власть темныхъ силъ.
Люди, презрительно отворачивающіеся отъ рускаго «бытоваго исповѣ́дничества», нерѣдко приписываютъ ему наличіе «двоевѣ́рія». Они сказкой воспринимаютъ каса́ніе міра́мъ ины́мъ, смутно ощуща́вшееся язы́чниками, а теперь очи́щенное Церковью. Но ихъ «свободомысліе» – чистое невѣріе, а поскольку они са́ми становятся жертвой темныхъ силъ, это происходить въ формахъ болѣе тя́жкихъ, чѣмъ воображаемое ими «двоевѣ́ріе». То же обстоятельство, что Церковь мудро отобрала изъ языческаго прошлаго все годное на церко́вную потре́бу, лишь помогло рускому человѣку всецѣло отдаться въ плѣнъ Церкви, тысячью нитей соедини́вшись съ ней въ домашней жизни. Но, конечно, полное взаимопроникнове́ніе церковнаго и житейскаго обихода не могло произойти мгновенно. Реально-трезво можно говорить о двоевѣ́ріи въ переходный періодъ, когда подъ формами ви́димаго торжества Церкви могли таи́ться явле́нія неустойчиваго равновѣсія между языческимъ прошлымъ и хрiстіанскимъ настоящимъ. Татарская неволя и была школой, въ которой изжи́то было все переходное и утвердилась побѣда Вѣры надъ лжевѣріемъ.
Историческая память сохранила намъ яркіе эпизоды острыхъ столкновеній православной ру́скости съ татарщиной: это какъ бы вспышки ма́гнія, освѣщающія эпоху. Но, быть можетъ, только намъ, пережившимъ крушеніе Православнаго Царства и позна́вшимъ соблазнъ погруженія въ чужеприро́дныя духовныя стихіи, дано́ постигнуть смыслъ тогдашней жизни, въ ея́ па́фосѣ оберега́нія обы́денности, во всемъ ея́ культурномъ и матеріальномъ убожествѣ. Не потерять себя, не дать себя затере́ть, не исказить своего лица́, остаться вѣрнымъ себѣ, въ своемъ привычно-достойномъ жи́тельствованіи, а тѣмъ остаться вѣрнымъ и той Истинѣ, которая живетъ во всѣхъ мелоча́хъ церковно-осмы́сленнаго, отъ отцо́въ и дѣ́довъ сохраненнаго укла́да, вотъ психологія бытоутвержде́нія, которая родни́тъ насъ съ тѣми далекими времена́ми. Па́фосъ духовнаго самосознанія и самосохраненія и тогда и теперь прису́щъ благочестивому рвенію, съ которымъ человѣкъ блюде́тъ формы жизни, однимъ этимъ уже религіозно опра́вдывая свое существованіе въ мірѣ. Отличіе то, что тогда было время подъема, а теперь спуска – тогда залагались основы, а теперь хранимъ мы реликвіи... Отличіе и то, что теперь, огля́дываясь по сторонамъ, въ поискахъ себѣ подобныхъ, мы вы́нужденно примѣня́емъ «вы́борочный» методъ, а тогда то было явленіемъ сплошны́мъ, превраща́вшимъ все руское общество въ одинъ «православный міръ».
Д. В. Бо́лдыревъ, какъ выше было вспомя́нуто, называ́лъ характе́рную рускую солидарность «гнѣздовы́мъ» началомъ. Но что поразительно! Москва не была́ исхо́днымъ гнѣздомъ, откуда вылетали птенцы, запоминавшіе его тепло и имъ жившіе. Она впервые с т а л а гнѣздомъ, отвѣчая новой, тогда возникшей, потребности, общей у рускихъ людей – ощутить себя дѣтьми́ одной матери, вы́ходцами изъ однаго гнѣзда, ча́дами одной семьи, объединенными не просто «родство́мъ», но тождество́мъ жизни.
Теперь только мы можемъ вернуться къ разсмотрѣнію вопроса объ общественно-политической ткани, со́зданной Москвой. Такъ какъ не исторію пишемъ мы, а какъ-бы духовный портретъ Москвы набрасываемъ сейчасъ, то отвлечемся отъ начальныхъ стадій этого процесса, а обратимся къ итогамъ его конечнымъ.
Военно-оборонительнымъ является прежде всего единство Москвы. Ополченскимъ лагеремъ раскидывается Русь вокругъ Москвы, какъ защищаемаго центра. Самозащита вообще опредѣляетъ административный строй: вла́стно продиктованъ е́ю, напримѣръ, централи́змъ Франціи. Зависимость строя Москвы отъ задачъ обороны еще больше, такъ какъ, въ

сосѣдствѣ жила она не съ государствами общей культуры, а съ хищниками, готовыми въ любой моментъ обрушиться на нее, сметая все живое и угоняя все спасшееся отъ гибели. Не забудемъ и того, что высвобожде́ніе изъ подъ ига татаръ означало только прекращеніе постоянной да́ннической зависимости: татары продолжали висѣть на границахъ, утративъ ктому-же побужденія щади́ть Россію, какъ свою да́нницу. Нужно было думать о защитѣ и противъ Литвы. За исключеніемъ сѣверныхъ окра́инъ, страна жила подъ постояннымъ страхомъ опустошенія. Вотъ и надо было, какъ можно раньше, узнать о появленіи врага, задерживая его продвиженіе на периферіи, а тѣмъ временемъ произвести мобилизацію основныхъ силъ. Обѣ задачи предполагали всецѣлую извѣстность и точно-опредѣленную расположенность личныхъ и матеріальныхъ рессурсовъ страны́, какъ элементовъ единаго военнаго плана.
Этимъ дается ключъ къ уразумѣ́нію «несвободы» Руси́, какъ неотмѣни́мой государственной необходимости. Пусть постепенно все бо́льшее значеніе пріобрѣтало регулярное войско, оно никогда не рѣшало цѣликомъ задачи военной обороны. Московскій строй до конца остается ополче́нской организаціей, постоянно дѣйствующей, съ различіемъ сте́пени мобилизо́ванности въ зависимости отъ мѣстъ и обстоятельствъ. Если возника́ла задача наро́читаго военнаго обслуживанія прифронтовой и даже предфронтовой полосы, она разрѣшалась созданіемъ военныхъ поселе́ній – системой, извѣстной еще Влади́міру Свято́му. Откуда же быть личной свободѣ, когда вся страна была военной машиной, отъ безперебойнаго дѣйствія которой зависила судьба ея́! О библейскихъ легендарныхъ Имперіяхъ напоминаетъ эта грандіозная ополче́нская государственность, опирающаяся на молніено́сно-бы́стрыя службы развѣ́дочную и оповѣсти́тельную, связывавшія Москву съ далеко́ вы́брошенными въ степь передовы́ми поста́ми.
А за этимъ военнымъ единствомъ стояло другое – хозяйственное и прежде всего земе́льно-хозяйственное, и́бо не́чѣмъ было содержать командный составъ, какъ только земе́льнымъ дово́льствіемъ. Обладаетъ ли кто землею и по этому признаку признается главо́й ополченскаго отряда, или, какъ таково́й, надѣля́ется землею – всегда и при всѣхъ условіяхъ хозяйственно-осво́енная земля есть основа военнаго ополченія, и каждая земе́льно-хозяйственная единица есть одновре́менно единица военная. Вотъ и второй обликъ Москвы, исключающій начало свободы! Не можетъ быть ни свободнаго оборота земе́ль, ни свободнаго передвиженія людей тамъ, гдѣ каждый землевладѣ́лецъ и землепо́льзователь находится на военномъ посту. Дисциплина военно-ополче́нская дублируется дисциплиной военно-хозяйственной, и́бо каждый отрядъ ополченія есть и отрядъ военно-трудовой Арміи. А работа послѣ́дняго тру́дности непомѣ́рной. Москва была заселена́ рѣдко, а военная страда́ отвлекала людей отъ хозяйства! Опустоше́нія были ча́сты и жесто́ки, отъ которыхъ хорошо, если людямъ удавалось отсидѣться въ городахъ и монастыряхъ! Поражаться надо терпѣнію съ которымъ люди принимались за возстановленіе разрушеннаго, – нерѣдко повторное! Вели́къ долженъ былъ быть соблазнъ бросить свое пепели́ще, уйдя́ туда, гдѣ уже есть заведе́нное хозяйство: такихъ мѣстъ много и вездѣ жела́нны люди. Но развѣ можетъ допустить такой переходъ военный планъ! Сиди тамъ, гдѣ ты записанъ по книгамъ, которыя обнимаютъ всю страну. Оторваться отъ земли способъ одинъ – бѣжать!

* * *

Мы видимъ: несвобода вы́нуждена обстоя́тельствами. Безъ нея́ нѣтъ жизни Руси́. Но одна ли военная нужда́ гонитъ свободу? Жела́нна ли она сама́ по себѣ, понятна ли даже?
Кто можетъ похвалиться на Москвѣ свободой? Никто! Всѣ, и вла́ствующіе и подвластные, ра́знствуютъ лишь формами зависимости – будь то «служба» вла́ствующихъ, или «тя́гло» подвластныхъ. Никто не скажетъ: это – мое, и дѣ́йствую я по моему личному пра́ву. Непредставимо то для Московской Руси́, и въ этомъ всѣ равны́, и селя́нинъ, и купецъ, и промышленникъ, и бояринъ и даже владѣ́тельный Князь, способный поспорить о родови́тости съ Царемъ. О распредѣленіи благъ спорить можно, и тутъ дѣйствуютъ обычныя формы гражданскаго оборота и обмѣна, какъ и обычныя формы судебнаго разбирательства. Но обладаніе бла́гомъ не есть личное право, а есть основаніе для несенія обязанности – и всѣ разня́тся лишь формой и объемомъ таковы́хъ, въ системѣ всеобщаго тя́гла и всеобщей службы. Знаемъ мы одинъ образъ отстаиванія своего «пра́ва»: это когда наруша́лось «мѣсто» въ несеніи службы. Но и тутъ отстаивалась служи́лая честь, а никакъ не личное право.
На явле́ніи каза́чества я́рко обнаруживается отношеніе къ свободѣ рускаго человѣка на Москвѣ.
Мы видѣли, въ какой мѣрѣ Московская Русь вынуждена была спла́виться въ монолитъ обязательной службы и обязательнаго тя́гла, только такой Русь могла – быть. Напряженность этой вы́нужденности еще подчеркивается тѣмъ, что, въ условіяхъ рѣзкой недонаселе́нности своего ядра́, Московская Русь, тоже въ цѣляхъ самосохраненія, должна была заселя́ть окружающую пустыню, раздаваясь все больше въ ширь. Новый парадоксъ: интенси́вное выселеніе при растущей недонаселе́нности, расширеніе не отъ тѣсноты, а вопреки запустѣ́нію! И это независимо отъ продолженія колонизаціи внутренней, ползу́чей, мирной, которая и въ московскую по́ру продолжала заселять лѣсную пустыню Великой Равнины.
Проблема заселенія степи́ ставитъ насъ передъ фактомъ суще́ственнаго раздвоенія народнаго ствола́ Россіи – рази́тельно-контра́стнаго. На протяженіи всего «строительнаго» періода Руской исторіи другъ противъ друга стоя́тъ двѣ разнокачественныя фигуры, одинаково показательныя для Россіи: осѣ́длый тя́глецъ и во́льный каза́къ.
Вольный! Вотъ, обрѣли мы наконецъ руское воплощеніе свободы. Имъ и было каза́чество, но сколь своеобразнымъ! Воля каза́чья – свобода отъ государства, а не свобода въ немъ!
Какъ пополня́лись ряды́ каза́чества? Бѣ́гствомъ тяглецо́въ, не вы́держивавшихъ тяжести тя́гла и этимъ бѣгствомъ заставлявшихъ еще крѣпче налагать его на остающихся. Но что уносили съ собою эти «невы́державшіе»? Ненависть, свойственную отщепенцамъ и дезертирамъ къ оставшимся вѣрными до́лгу? Нѣтъ! Не было ея́ у покинутыхъ, не было ея́ у ушедшихъ: не только не отряса́ли они праха отъ ногъ своихъ, напротивъ – уносили землю отцовъ своихъ на подошвахъ, чтобы на ней строить новые очаги́ своего, все того же, стараго бы́та. Нерасторжи́ма была связь съ покинутыми ими гнѣздами, но то была́ связь не родственная, кро́вная, племенная, національная даже, не сила исторической памяти: сила бы́та то́ была́, которая сплета́ла новыя гнѣзда, пусть и новаго типа, но въ которыхъ жилъ все тотъ же иско́нный бытъ. И дѣлалъ онъ ихъ, вольныхъ казаковъ, опять же неотъемлемой принадлежностью Московской неволи. Эти нивѣ́сть откуда залетѣ́вшіе птенцы, бунта́рски-самово́льно покинувшіе родныя гнѣзда, становились піонерами сплошной колонизаціо́нной экспансíи, неся́ вмѣстѣ съ тѣмъ труднѣ́йшую и опа́снѣйшую передовую службу, внѣ самоотве́рженнаго дѣ́йствія которой безпомощнымъ могъ оказаться весь неуклюжій аппаратъ московской обороны. Раньше или позже, но настига́ла ихъ Москва – съ той санови́той степе́нностью и увѣренной неторопливостью, которая составляла неповторимую особенность исторической повадки Москвы, по пята́мъ двигаясь за казачьей колонизаціей и съ неотврати́мостью рока налага́я на осво́енное казаками «поле» все то же свое «тя́гло» и все ту же «службу», предоставляя энтузіастамъ во́льности рискъ и тя́готы новаго бѣгства въ дальнѣ́йшія пространства безбрежной степи́...

* * *

Мы помнимъ, что несосвѣти́мая разноголо́сица новгородская преодолѣва́лась «унисо́номъ» общаго сознанія себя членами дома Св. Софíи. Какъ же къ «унисо́ну» приводилась разноголо́сица московская, превраща́я растека́вшееся по Великой Равнинѣ человѣческое тѣсто въ неразрывной прочности общественную ткань?
Одинъ умный иностранецъ о Россіи Николая I сказалъ: «Россія есть государство патріарха́льное». Таково́й она дѣйствительно еще оставалась, но стала е́ю она въ тѣ времена, о которыхъ говоримъ мы. Семейный укладъ, церковно-освяще́нный, тогда уже обнаружилъ свою силу, какъ основа Россіи. Отеческая власть, вотъ чѣмъ держалась Россія, сла́женная по одному о́бразцу – куда бы мы ни кинули взглядъ, отъ государевыхъ палатъ до избы́ послѣ́дняго па́харя. «Домострой» не мечта́тельство, не сборникъ наду́манныхъ правилъ, не отвлеченный идеалъ, зову́щій подражателей, а собирательный портретъ. И тотъ, кто не ограничивается констати́рованіемъ соціологи́ческой вы́нужденности и исторической неизбѣжности московской «несвободы», а хочетъ понять духовную суть ея́, позволившую ей стать бы́лью, которой жила и стоя́ла Россія, – тотъ долженъ вдуматься въ эту уставну́ю грамоту рускаго быта.

* * *

Античный міръ не зналъ свободы личности, принципіально освященной. Она роди́лась, когда предъ государствомъ встала впервые цѣнность, для него недосяга́емая.
– Воздади́те у́бо ке́сарева ке́сареви, и Бо́жія Бо́гови (Матѳ. 22:21).
Уста́ми Богочеловѣ́ка Церковь, Имъ утвержда́емая, призна́ла государство, не притяза́я на то, чтобы замѣнить его, но обосо́била отъ него свою область: Бо́жіе! Поскольку «Бо́жіе» противопоста́вилось государству, какъ нѣ́что, для него недоступное, и возникла «личность», съ ея́ неотъемлемой свободой. Отъ этого свята́го корня возро́съ весь стволъ «гражданекихъ свободъ». Этого не отрицаетъ и западная наука.
Но что можетъ быть формально неотъемлемаго, недосяга́емаго – по признаку защиты Божія отъ человѣческаго! – въ семьѣ, которая сама есть «домашняя Церковь» и въ которой, слѣ́довательно, ничего не должно бы остаться отъ кесаря! Достаточно такъ поставить вопросъ, чтобы онъ уже не требовалъ и отвѣта. А вѣдь такъ именно поняла́ семью Святая Русь – ина́че какъ бы она была «Святой»? Въ семьѣ рускій человѣкъ не хотѣлъ видѣть себя внѣ Церкви; это именно и показываетъ наглядно Домострой.
А должно ли быть иначе и внѣ семьи, если круго́мъ живутъ не «внѣ́шніе»? Вѣроисповѣ́дное рускій человѣкъ привыкъ сливать съ національнымъ. Рускій, значитъ – православный. Селя́нинъ сосѣдній, значитъ – хрiстіанинъ. И вотъ если такой «крестьяни́нъ» находится въ постоянномъ общеніи съ другими «крестья́нами», то развѣ не подъ знакомъ Креста́ раскрывается это общеніе? Какъ много этимъ сказано для тѣхъ, кто свою жизнь не мыслитъ отдѣ́льно отъ жизни Церкви! Этимъ вѣдь и вы́ражено понятіе «міра»! Онъ можетъ быть раздвинутъ до предѣловъ Православной Вселенскости, но и въ объемѣ крестьянскаго добрососѣ́дства это все тотъ же «міръ», надъ которымъ – поставь стѣ́ны, накрой ку́поломъ, водрузи Крестъ – вся Вселенная тутъ! Но развѣ только въ храмѣ, въ семьѣ человѣкъ – въ Церкви? Развѣ не передъ Богомъ совершается все въ общеніи вѣ́рныхъ между собою, когда нѣтъ между ними «внѣ́шнихъ»? Какое же у кого можетъ быть формальное притяза́ніе въ составѣ «міра»! Англійская поговорка, такъ понятная западному человѣку: «мой домъ – мой замокъ», – невразуми́тельна рускому.
Есте́ственность свята́го безправія для рускаго человѣка тѣмъ очевиднѣе, что образцо́мъ для общежитія всегда рисовался вѣдь монастырь, а въ рамкахъ московскаго строя общежитіе очень близко подошло къ этому идеалу, – какъ объ этомъ свидѣтельствуетъ тотъ же Домострой. Если въ эпоху Кіева монастыри имѣли великое вліяніе, замѣня́я академіи и университеты, то теперь становятся они средними школами, чуть не начальными училищами – не утра́чивая роли руководящей въ культурной жизни и все ближе подходя́ и къ дѣлу государственнаго строительства. Когда мы выше уподобля́ли углубленіе внутренняго горизонта московскаго человѣка умоначерта́нію человѣка, покидающаго міръ, тутъ не было преувеличенія.
Извѣстна интимная близость между монастыремъ и па́харемъ, которому и́ноческая колониза́ція пролага́етъ путь и зоветъ за собою. Отшельникъ углубляется въ лѣсну́ю Ѳиваи́ду, увлекая послѣдователей. Объ этихъ гнѣздахъ благочестія узнаю́тъ люди міра – тя́нутся за ними, поселя́ются вокругъ – вынужда́я нерѣдко пустынножителей бѣжать дальше въ поискахъ спасительнаго безмолвія. Поучительно чтеніе повѣствова́ній о возникновеніи рускихъ населенныхъ мѣстъ: въ сферѣ расширяющейся Москвы повсемѣ́стно упираемся мы въ мѣ́стныя чти́мыя обители, какъ піонеровъ! Связь съ монастыремъ можетъ быть нащупана углубленіемъ и въ исторію семей. Схи́ма – явленіе бытово́е, и предъ смертью, и какъ утѣшеніе вдовства́. Бытъ родовитыхъ семе́йствъ, сохранившихъ иско́нное благочестіе, свидѣтельствовалъ и въ недавнее время о тѣснѣ́йшей свя́зи семьи съ монастыремъ. А домашній бытъ московскихъ Царей и Царицъ – развѣ не лучшее то воплощеніе стараго рускаго быта! Москва, съ царскимъ дворцомъ и великими святы́нями своими, естественно пріобрѣтала значеніе нѣ́коего центральнаго монастыря – средото́чія всероссійскаго устремленія къ святы́нѣ.
Вотъ и новое вырастаетъ изображеніе Москвы, какъ Единства – уже иконопи́снаго поши́ба! Не только Москва – центральная ставка ополче́нскаго лагеря и приказна́я изба́, вѣ́давшая службой и тя́гломъ всего народа; московское «гнѣздо» является духовнымъ средото́чіемъ цѣлой системы гнѣздъ, объединяя духовную устремленность Руской Земли къ Го́рнему Отечеству. Не случайно возникло обыкнове́ніе московскихъ стороже́й переклика́ться молитвенными во́згласами, вызыва́вшими въ памяти о́бразы главныхъ центровъ Руси́, какъ не случайно объединились въ Успенскомъ Соборѣ россійскія святы́ни! Слитность обы́деннаго и свята́го достигаетъ здѣсь вершины, но она живетъ въ быту́ вездѣ, выражаясь въ само́мъ календарѣ народномъ: годовымъ кругомъ церковныхъ свя́тцевъ живетъ па́харь, пріуро́чивая память о повторяющихся явленіяхъ хозяйственныхъ къ датамъ церковнымъ. Не день мѣсяца помнитъ рускій человѣкъ, а Святаго, на котораго падаетъ да́та. А Свято́й знако́мъ ему хорошо: и́здавна любимымъ чтеніемъ рускаго человѣка служили Четьи́ Мине́и.
«Монастырь твой – Россія!» Эти слова Гоголя были патетической фразой въ его время, но онѣ выражаютъ природу московскаго быта и могутъ быть взя́ты въ основу трезваго соціологическаго изслѣдованія древней Москвы.

* * *

Внизу – семья, особый міро́къ, не всегда малый – домоводство! Не такая ужъ рѣдкость – домова́я церковь. Отеческая власть господствуетъ безраздѣльно, воспомоществу́емая столь же патріарха́льной властью домохозя́йки и, по довѣ́рію, ины́хъ домочадцевъ. Рабство, какъ формальное право человѣка на человѣка, чу́ждо сознанію Москвы: явленія зависимости осмысливаются нача́лами службы и тя́гла, первымъ для вла́ствующихъ, вторымъ для подвластныхъ. Формально господинъ неограниченъ, по существу онъ отвѣтственный носитель власти, ввѣренной ему ради обязанностей его и подвластныхъ ему. Это – должность съ задачей правильно распредѣлять обязанности и наблюдать за своевременнымъ и рачи́тельнымъ ихъ выполне́ніемъ. Не непремѣнно это единоличный господинъ: такой инстанціи между «народомъ» и «Царемъ» не знаетъ значительная часть страны, а тамъ, гдѣ «господинъ» на-лицо – на-лицо же неизмѣнно и, восполняющая его власть, общественная самодѣ́ятельность, внѣ наличія которой нельзя и помыслить нормальнаго теченія московской жизни. И какая духовная красота въ томъ, что эта общественная самодѣ́ятельность неизмѣнно облечена въ форму «міра».
Что же такое этотъ рускій «міръ»? Формально-познавательно его не опредѣлишь, и́бо обнаруживается здѣсь тайна вѣрующей души, печать налагающая благодатную и на явленія общественныя, изъ нея́ раждаемыя.
Гдѣ двое или трое собраны во имя Господа – Онъ среди нихъ. Такъ сказалъ Господь, и увѣровалъ въ это рускій человѣкъ. Такъ и видитъ онъ всякое объединеніе людей «Руской» Вѣры. Это и есть «міръ». Связано это явленіе съ землей, какъ съ главнымъ источникомъ существованія нашихъ предковъ, но по существу «міръ» – вездѣ, будь то артель, казачій ку́рень или торговая сотня: дѣловое нераздѣ́льно сочетается со святымъ. «Дѣловымъ» для Москвы было неизмѣ́нно отвѣ́тственное распредѣленіе обязанностей и наблюденіе за выполненіемъ ихъ. «Община», и какъ слово и какъ понятіе, кабинетная выдумка. Ни «ртовъ» (потребительное начало), ни уравни́ловки иско́нный «міръ» не знаетъ. Дѣловая природа «міра» – солидарная отвѣтственность за правильное несеніе тя́гла. Но за этой тя́гостной про́зой неизмѣнно стои́тъ ино́е, носящее печать свя́тости и уводя́щее отъ трезвой ну́жной прозы – вдаль и ввысь.
Это – дыханіе Церкви. Духовно утонча́ясь, «міръ» способенъ возвыситься до явленій православной соборности, уже сливающихъ жизнь народа съ жизнью Церкви. Душевно сгуща́ясь, «міръ» даетъ явленія хоровы́я, такъ глубоко внѣдре́нныя въ рускую душу.
Міръ во злѣ лежи́тъ. Это относится и къ міру въ ковычкахъ! Теряя и душевное и духовное свое содержаніе, онъ можетъ привести къ обнаруженію явленій грубыхъ и отталкивающихъ. Вдумаемся въ явленіе обычной сходки: ее можно изобразить очень неприглядно, и такъ оно и бывало и можетъ быть всегда, – но развѣ въ этомъ ея́ природа? Развѣ нѣтъ въ ней элементовъ хоровой гармоніи, мо́гущей въ любой моментъ получить и пѣ́сенное выраженіе, но зву́чащей и въ дѣловой работѣ схода и направляющей ее къ согласному – «унисонному» даже! – рѣшенію вопросовъ? И развѣ не способна она, когда вѣяніе Духа пронесется надъ нею, возвыситься до вы́сшихъ формъ человѣческаго общенія, духоно́сныхъ, – и это не случайностью будетъ, а выраженіемъ именно само́й природы «міра»!
Вотъ предъ нами новый еще обликъ Единства, я́вленный Москвой! Іерархія «міро́въ» вырастаетъ передъ нашимъ духовнымъ взоромъ, впрочемъ – іерархія ли? За этимъ словомъ стои́тъ что-то формальное. Безъ формальнаго не обходится никакое общежитіе, но тонетъ форма въ гармоніи московскаго уклада, обрѣта́я цѣльность къ образѣ Рускаго Православнаго Царства. Къ Единству восходили рускіе люди не чрезъ сознаніе себя участниками отдѣльныхъ «міро́въ», – то была бы анархія, способная въ отдѣльные лишь моменты приводить къ ладу. Нѣтъ, рускіе ощущали себя принадлежа́щими непосредственно – къ одному Міру, все ему отдава́я и все отъ него получая, никакъ себя ему не противопоставля́я – ни общественно, ни единично. Это и было Руское Православное Царство. Не теокра́тія то, не цезаропапи́змъ, не деспотíя, не монархія, не абсолтоти́змъ – нѣ́что то единственное и неповторимое: основно́е Чудо Руской Исторіи, въ которомъ рускій православный міръ получаетъ не только вселенское, но уже и неотмíрное значеніе, отражая отблескъ Восьмаго Дня...
Въ Рускомъ Царѣ Православномъ рускій человѣкъ обрѣтаетъ ключевое звено, позволяющее ему, оставаясь на землѣ, сочетаться съ тѣмъ «Го́рнимъ», котораго взыску́етъ душа́: стыкъ съ Небомъ получаетъ онъ въ са́мыхъ обы́денныхъ дѣйствіяхъ земны́хъ. И́бо Царь – власть не только земная. Дѣлу всего рускаго «міра», всѣхъ рускихъ «міро́въ», каждаго члена ихъ, придаетъ онъ значеніе дѣла Божія, налагая на каждое проявленіе его самомалѣ́йшее печать Божія послушанія: такимъ становится каждое дѣло, если только выполняется оно по порученію Царя Православнаго.
Неприглядна можетъ быть руская жизнь, крича́щими диссона́нсами полна́, но если хотя бы приглушенно таится въ душа́хъ рускихъ людей унисонъ вѣрнопо́дданническаго послушанія Рускому Православному Царю, пробьется онъ и покроетъ все. Но помнить надо, что и тутъ «хоровое» начало, душевную о́бщность должно́ восполнять и возвышать духовное устремленіе, которое тоже свое выраженіе и можетъ и должно́ получать въ идеѣ и личности Православнаго Царя. И́бо какое послушаніе великое несетъ Онъ! – Хранить Православіе во Вселенной! Рускій Царь – міродержа́щая идея, осуществленіе которой ввѣ́рено Промысломъ Божіимъ, послѣ крушенія Византіи, Россіи, и это – цѣль ея́ бытія́. Хранитъ Россія Православіе, какъ и ее Православіе хранитъ, а, въ Царѣ объединяясь и въ немъ находя живое олицетвореніе, хранитъ Россія и весь Міръ. Воплощеніе великой идеи Рускаго Православнаго Царства подготовля́лось всѣмъ процессомъ роста Россіи, но осуществле́ніе она обрѣла́ въ образѣ Москвы. Въ ней Россія нашла себя. Перейдя въ послѣ́дствіи на пути́ новые, радикально измѣнила она свой обликъ, но себѣ не измѣнила, не потеряла себя. Тема сложившейся Царской Москвы, тема Имперіи – особыя темы. Здѣсь мы только пытались изобразить возникновеніе Рускаго Православнаго Царства.
Источникъ: Игуменъ Константинъ. Чудо Руской исторіи. I. Возникновеніе Православнаго Царства. // «Православный путь». – Церковно-богословско-философскій ежегодникъ. Приложеніе къ журналу «Православная Русь» за 1951 годъ. – Jordanville: Тνпографія Преп. І́ова Почаевскаго, 1951. – С. 108-126.
источник материала

Исторические материалы о святых местах.

aСобор Святого Александра Невского в Париже.

aАхтырский Троицкий монастырь

aАфон и его окрестности

aНовый русский скит св. апостола Андрея Первозванного на Афоне

aХарьковский Свято-Благовещенский Кафедральный собор

aВифлеем

aВИЛЕНСКИЙ СВЯТО-ДУХОВ МОНАСТЫРЬ

aВладимирская пустынь

aСказание о чудотворной Высочиновской иконе Божией Матери и создании Высочиновского Казанского мужского монастыря. Книга 1902 года.

aГефсимания. Гробница Богородицы

aГефсиманский скит.

aГлинская пустынь

aГора Фавор и долина Изреель

aГолгоѳо-Распятскій скитъ

aГороховатская пустынь

aДИВНОГОРСКИЙ УСПЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ.

aОписание Зилантова монастыря

aЗмиевской Николаевский казацкий монастырь

aМѢСТО КОНЧИНЫ ІОАННА ЗЛАТОУСТА.

aСпасо-Преображенский Лубенский Мгарский мужской монастырь.

aКосьмо-Дамиановский монастырь

aКраснокутский Петропавловский монастырь

aЛеснинский монастырь

aНазарет

aСИОНСКАЯ ГОРНИЦА

aмонастыри Афона

aЕлеонская гора - место Вознесения Господня

aЕлецкий Знаменский монастырь на Каменной горе.

aМОНАСТЫРЬ СВЯТОЙ ЕКАТЕРИНЫ

aКиевский Богородице-Рождественский монастырь в урочище «Церковщина».

aКуряжский Старохарьковский Преображенский монастырь

aСпасо-Вифанский монастырь

aНиколаевский храм на Святой Скале

aНиколаевский девичий монастырь

aВсехсвятский кладбищенский храм.

aОзерянская пустынь

aИСТОРИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ СКИТА ВО ИМЯ СВ. ИОАННА ПРЕДТЕЧИ ГОСПОДНЯ, НАХОДЯЩАГОСЯ ПРИ КОЗЕЛЬСКОЙ ВВЕДЕНСКОЙ ОПТИНОЙ ПУСТЫНИ

aРека Иордан

aКрасный собор. История храма Святой Екатерины

aИсторическое описание Саввино-Сторожевского монастыря

aЛЕТОПИСЬ СЕРАФИМО-ДИВЕЕВСКОГО МОНАСТЫРЯ.

aКРАТКАЯ ИСТОРИЯ ПОДВОРЬЯ СЕРАФИМО-ДИВЕЕВСКОГО МОНАСТРЫРЯ В ХАРЬКОВЕ

aСЕРАФИМО — ПОНЕТАЕВСКИЙ МОНАСТЫРЬ

aСофийский собор

aСвято-Успенская Святогорская пустынь

aСпасо-Вознесенский русский женский монастырь

aИсторическое описание Московского Спасо-Андроникова монастыря

aПокровский храм Святогорской обители.

aПещеры Свято-Успенской Святогорской пустыни(Лавры).

aПещерный храм преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских

aСеннянский Покровский монастырь

aСумской девичий Предтечев монастырь.

aХорошевский Вознесенский женский монастырь.

aСобор Христа Спасителя в Спасовом Скиту возле с.Борки.

aСвято-Успенская Почаевская Лавра

aУспенский собор Свято-Успенской Святогорской пустыни(Лавры).

aУспенский собор Киево-Печерской лавры

aУспенский собор в городе Харькове.

aСвято-Успенский Псково-Печерский монастырь

aЧасовня апостола Андрея Первозванного

aПещерная церковь Рождества Иоанна Предтечи

aИСТОРИЯ ПРАЗДНИКА ВОСКРЕСЕНИЯ СЛОВУЩЕГО. ИЕРУСАЛИМСКИЙ ВОСКРЕСЕНСКИЙ ХРАМ.

aИстория Святогорского Фавора и Спасо-Преображенского храма

aСвятая Земля. Хайфа и гора Кармил

aХеврон. Русский участок и дуб Мамврийский (дуб Авраама)

aХрамы в Старобельском районе.

aХрамы Санкт-Петербурга

aПамять о Романовых за рубежом. Храмы и их история.

aШАМОРДИНСКАЯ КАЗАНСКАЯ АМВРОСИЕВСКАЯ ЖЕНСКАЯ ПУСТЫНЬ

aПРЕПОДОБНЫЙ САВВА ОСВЯЩЕННЫЙ И ОСНОВАННАЯ ИМЪ ЛАВРА.

Церковно-богослужебные книги и молитвословия.

aАрхиерейский чиновник. Книга 1

aАрхиерейский чиновник. Книга 2

aБлагодарственное Страстей Христовых воспоминание, и молитвенное размышление, паче иных молитв зело полезное, еже должно по вся пятки совершати.

aБогородичное правило

aБогородичник. Каноны Божией Матери на каждый день

aВеликий покаянный Канон Андрея Критского

aВоскресные службы постной Триоди

aДРЕВНЯЯ ЗААМВОННАЯ МОЛИТВА НА ПАСХУ.

aЗаклинание иже во святых отца нашего архииерарха и чудотворца Григория на духов нечистых

aЕжечасныя молитвенныя обращенія кающагося грѣшника къ предстательству Пресвятой Богородицы

aКанонник

aКанонник

aКоленопреклонные молитвы, читаемые на вечерне праздника Святой Троицы.

aПОСЛѢДОВАНІЕ МОЛЕБНАГО ПѢНІЯ О ОБРАЩЕНІИ ЗАБЛУДШИХЪ, ПѢВАЕМАГО ВЪ НЕДѢЛЮ ПРАВОСЛАВІЯ И ВО ИНЫХЪ ПОТРЕБНЫХЪ СЛУЧАЯХЪ.

aМОЛЕБНОЕ ПѢНІЕ ВО ВРЕМЯ ГУБИТЕЛЬНАГО ПОВѢТРІЯ И СМЕРТОНОСНЫЯ ЗАРАЗЫ.

aМОЛИТВА ЗАДЕРЖАНИЯ

aМолитвы иерея

aМолитва ко Пресвятей Богородице от человека, в путь шествовати хотящаго.

aМолитва Михаилу Архистратигу, грозному воеводе

aМОЛИТВА ОПТИНСКИХ СТАРЦЕВ

aМолитва о спасеніи Церкви Православной.

aМолитва по соглашению

aМОЛИТВА Cвященномученика Киприана

aМолитва святителя Иоасафа Белгородского

aМОЛИТВОСЛОВІЯ НА НОВЫЙ ГОДЪ.

aМОЛИТВЫ ПОКАЯННЫЕ КО ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЕ

aМолитвенное поклонение святым угодникам, почивающим в пещерах Киево-Печерской Лавры

aМолитвы священномученика Серафима (Звездинского), составленные в заключении.

aМолитвы митрополита Филарета (Дроздова)

aМОЛИТВЫ ВЪ НАЧАЛѢ ПОСТА СВЯТЫЯ ЧЕТЫРЕДЕСЯТНИЦЫ.

aМолитвослов

aМолитвослов

aМолитвослов

aОктоих воскресный

aПанихидная роспись в Бозе почивших Императорах и Императрицах, Царях и Царицах и прочих Высочайших лицах. С-Петербург. - 1897г.

aПассия

aПѢСНЬ БЛАГОДАРСТВЕННА КЪ ПРЕСВЯТѢЙ ТРОИЦЫ, ГЛАГОЛЕМА ВО ВСЮ СВѢТЛУЮ НЕДѢЛЮ ПАСХИ

aПОЛНЫЙ СЛУЖЕБНИК 1901 ГОДА

aПоследование молебного пения, внегда Царю идти на отмщение против супостатов. 1655 г.

aПсалтирь

aПсалтирь

aПсалтирь Божией Матери

aПоследование во святую и великую неделю Пасхи

aПОСЛѢДОВАНІЕ «О РАЗГРАБЛЯЮЩИХЪ ИМѢНІЯ ЦЕРКОВНЫЯ И ОЗЛОБЛЯЮЩИХЪ БРАТІЮ И СЛУЖИТЕЛЕЙ ЦЕРКОВНЫХЪ».

aПоследование седмичных служб Великого поста

aПостная Триодь. Исторический обзор

aПОХВАЛЫ, или священное послѣдованіе на святое преставленіе Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодѣвы Марíи

aСлужбы предуготовительных седмиц Великого поста

aСлужбы первой седмицы Великого Поста

aСлужбы второй седмицы Великого поста

aСлужбы третьей седмицы Великого поста

aСлужбы четвертой седмицы Великого поста

aСлужбы пятой седмицы Великого поста

aСлужбы шестой седмицы Великого поста

aСлужбы Страстной седмицы Великого Поста

aСОКРАЩЕННАЯ ПСАЛТЫРЬ СВЯТОГО АВГУСТИНА

aТипикон

aТребник Петра (Могилы) Часть 1

aТребник Петра (Могилы) Часть 2

aТребник Петра (Могилы) Часть 3

aТриодь цветная

aТРОПАРИОН

aЧасослов на церковно-славянском языке.

aЧинъ благословенія новаго меда.

aЧИНЪ, БЫВАЕМЫЙ ВЪ ЦЕРКВАХЪ, НАХОДЯЩХСЯ НА ПУТИ ВЫСОЧАЙШАГО ШЕСТВІЯ.

aЧИНЪ «НА РАЗГРАБЛЯЮЩИХЪ ИМѢНІЯ ЦЕРКОВНЫЯ»

aЧИН ПРИСОЕДИНЕНИЯ КЛИРИКОВ ПРИХОДЯЩИХ ОТ ИЕРАРХИИ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ УСТАНОВЛЕННЫЙ СОБОРОМ ЕПИСКОПОВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ЗАГРАНИЦЕЙ (27 ОКТЯБРЯ/9 НОЯБРЯ 1959 Г.)

aЧин чтения 12-ти псалмов 

aМолитвы Оптинских старцев.

aНастольная книга для священно-церковнослужителей. Отдел историко-статистический

aНастольная книга для священно-церковнослужителей. Отдел церковно-календарный

aНастольная книга для священно-церковнослужителей. Отдел церковно-практический

aСправочник по ересям, сектам и расколам

aМОЛИТВА МАТЕРИ О СВОИХЪ ДѢТЯХЪ.

ОПРОВЕРЖЕНИЕ КЛЕВЕТЫ НА ИМЯСЛАВИЕ И ИМЯСЛАВЦЕВ.

Ф

ФЗабытые страницы истории церковно-революционной деятельности Св. Синода РПЦ или почему погибла Святая Русь(Часть 1).

ФЧасть книги иеросхимонаха Антония (Булатовича) « Православная Церковь о почитании Имени Божия и о молитве Иисусовой». С-П., 1914г., посвященная вопросу об имяславии.

ФПисьма иеросхимонаха Антония (Булатовича) св. Царю-Мученику Николаю

ФВысок ли авторитет Святейшего Синода и Патриарха?

ФОсуждение преступлений Синода по его церковной и гражданской линиям.

ФИстория Афонской смуты

ФИмяславие

ФНепобедимый защитник Православия иеросхимонах Антоний (Булатович).

ФГлавный учредитель Союза Русского Народа и столп Православия имяславец игумен Арсений (Алексеев).

ФИ паки клевещет на ны ритор Тертилл

ФАпология веры во Имя Божие и во Имя Иисус.

ФПисьмо новомученика Михаила Новоселова к NN конец 1918 — начало 1919 г.

ФПисьмо схимонаха Илариона к Л.З. от начала 1915 (?) г..

ФПРОШЕНИЕ В ПРАВИТЕЛЬСТВУЮЩИЙ СИНОД

ФПисьма иеросхимонаха Антония (Булатовича)

ФМоя мысль во Христе.

ФПисьма иеросхимонаха Антония (Булатовича).

ФОчерк о том, кто стоял и стоит за гонением на старообрядцев и имяславцев, и смог ли Митрополит Антоний (Храповицкий) доказать «еретичность» Имяславия.

ФЗащита Царём Николаем II Афонских исповедников, оклеветанных Синодом.

ФПраво на ложь – «священное» право Святейшего Синода Русской Православной Церкви, которое бережно сохраняется преемниками в наше время.

ФОбращение исповедников Имени Господня к суду Священного Собора. Письмо новомученика Михаила Новоселова к NN. Письмо епископа Тульского и Одоевского Ювеналия Патриарху Московскому и всея России Тихону.

ФКорни имяборчества

ФМоя борьба с имяборцами на Святой Горе

ФАФОНСКИЙ РАЗГРОМ

ФРАЗБОР ПОСЛАНИЯ СВЯТЕЙШЕГО СИНОДА ОБ ИМЕНИ БОЖИЕМ

ФНа заметку исповедникам имяборческой ереси в среде Русской Зарубежной Церкви: профессор Сергей Викторович Троицкий, на которого всегда любите ссылаться, был работником Московской Патриархии и написал сочинение «О неправде Карловацкого раскола»!

ФОбращение исповедников Имени Господня к суду Священного Собора.

ФХроника Афонского дела

ФО молитве Иисусовой.

ФПисьмо Митрополита Бостонского Ефрема о Заблуждениях Послания Российского Синода 1913 года

ФГлавная ошибка при рассмотрении вопроса по имяславию.

ФГлавное доказательство того, что архиереи Русской Православной Церкви не могли в 1913 году православно и правильно делать заключения по учению об Имени Божием.

Ф

 

СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ ХАРЬКОВСКОЙ ЗЕМЛИ.

Фотогалерея «Забытые фрагменты православной жизни Харьковской губернии».

Святитель Мелетий Леонтович, архиепископ Харьковский Ахтырский.

История Харьковского края: посёлок Панютино и село Катериновка.

Как венгры хозяйничали в Змиевском районе Харьковской области весной 1942 года

Герои Первой Мировой войны, уроженцы Харьковской губернии: Неустрашимый образец офицерской чести генерал Степан Иванович Кулешин.

Настоятель Архангело-Михайловской церкви в селе Казачья Лопань священник Филарет Антонов.

О слобожанских волонтерах в 1915 году

Церковь святого Архистратига Михаила фашистские оккупанты запомнили навсегда.

Храм-крепость.

Важнейшие города, селения и достопримечательности Харьковской губернии

"Современная" деревня в Харьковской губернии. 1893 год

Список волостей и селений Харьковской губернии. Составленный Санитарным бюро в 1909 году. (Имеет сведения по Луганщине: Старобельскому уезду и Сватовщине).

Харьковский календарь 1917 года (Имеет сведения по Луганщине: Старобельскому уезду и Сватовщине).

Харьков. 1918 год. Первая немецкая оккупация

Харьковский фотограф Алексей Михайлович Иваницкий.

Обычное право крестьян Харьковской губернии

Краснокутский Петропавловский монастырь.

Неизвестная фотография

Светильники под спудом. Часть 1.

Священномученик Павел (Кратиров) епископ Старобельский

Спасов Скит

КРУШЕНИЕ ИМПЕРАТОРСКОГО ПОЕЗДА

Катакомбный старец Св. Серафим Харьковский

Озерянская икона Божией Матери: история и чудеса

Отец Никита Лехан

Святитель Афанасий Патриарх Цареградский Лубенский и всея Руси чудотворец.

Катакомбный исповедник иеромонах Серафим (Шевцов).

Подвижник благочестия старец Стефан(Подгорный), монах Суздальского Спасо-Евфимиевого монастыря, сподвижники и сострадальцы его.

ПЕСЧАНСКАЯ ЧУДОТВОРНАЯ ИКОНА БОЖИЕЙ МАТЕРИ

Житие святителя Мелетия (Леонтовича), архиепископа Харьковского и Ахтырского.

Автобиография

Священномученик Александр архиепископ Харьковский.

Катакомбный исповедник иеромонах Амфилохий (Фурc)

Сеннянский Покровский монастырь

ДУХОВНЫЙ ДНЕВНИК АРХИМАНДРИТА ТИХОНА (БАЛЯЕВА)

Казанская (Высочиновская) икона Божией Матери

Священномученик Онуфрий (Гагалюк)

Чудотворная Каплуновская икона Божией Матери

Чудесное избавление от смерти.

Хорошевский Вознесенский женский монастырь.

Историко-статистическое описание Харьковской епархии

Озерянская пустынь

Митрополит Нафанаил (Троицкий)

Преосвященный Нефит, епископ Старобельский.

Преосвященный Феодор епископ Старобельский.

Сказание о чудотворной Высочиновской иконе Божией Матери и создании Высочиновского Казанского мужского монастыря. Книга 1902 года.

Чудеса святителя Николая Чудотворца на Харьковской земле.

Апокалиптические ужасы. (Ужас шестнадцатый).

Верхо-Харьковская игумения Емилия

Слобожанские ветви родового древа святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского (Максимовича).

Евстафий Воронец

Архиепископ Амвросий (Ключарев).

«Расстрелян в своём имении...»

Успенский собор в городе Харькове.

Тайна царского колокола

Змиевской Николаевский казацкий монастырь

Николаевский девичий монастырь

Владимирская пустынь

Куряжский Старохарьковский Преображенский монастырь

Священномученик Иларион Жуков

Харьковский Свято-Благовещенский Кафедральный собор

После Восьмого Собора карантин - святое дело.....

Катакомбный исповедник Иоанн Молчанов.

СЛЕПАЯ СТАРИЦА НАТАЛЬЯ ХАРЬКОВСКАЯ

Благотворительность в Харькове.

Иван Дмитриевич Сирко - славный кошевой атаман войска запорожских низовых козаков.

Природа и население Слободской Украйны. Харьковская губерния. Книга 1918 года. 

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ПОДВОРЬЯ СЕРАФИМО-ДИВЕЕВСКОГО МОНАСТРЫРЯ В ХАРЬКОВЕ

Семья Алчевских.

Гороховатская пустынь

Скорбный жизненный путь инокини Арсении (Литвиновой).

Борис Дмитриевич Гринченко.

Харьковское духовенство в Белой Армии.

Собор Христа Спасителя в Спасовом Скиту возле с.Борки.

Чудотворные иконы святителя Николая Чудотворца Харьковского Николаевского девичьего монастыря

Харьковский Покровский монастырь

Митрополит Харьковский и Богодуховский Стефан (Проценко)

Риттих А. Ф. Этнографический очерк Харьковской губернии. - [Харьков, 1892] (Есть упоминание о Старобельском уезде).

Открытие и первые шаги деятельности Харьковского союза русского народа. - Харьков, 1906.

Церковь и духовенство города Харькова в XIX веке.

О жизни генерал-майора В. Д. Вольховского

Генерал-майор Владимир Дмитриевич Вольховский.

Архимандрит Порфирий (Виноградов)

Первая мировая война, Харьков и дети.

О харьковчанках-героинях.

История Харьковщины: О лазаретах, раненых, беженцах и Юлиусе Кениге.

Впечатления о Харькове, оставленные в 1886 году юной барышней

Три маленьких истории о харьковских губернаторах

Поэт-священник Филипп Пестряков.

Религиозно-нравственные стихотворения

Предатели из Гороховки

Немного о Харькове в первые месяцы Великой войны

Немного историй о кладах.

1915 год ― эвакуация в Харьков

Катакомбный иеромонах Пахомий (Петин), священноисповедник Харьковский.

Письма к духовным чадам катакомбного иеромонаха Пахомия (Петина), священноисповедника Харьковского. Часть 1.

Письма к духовным чадам катакомбного иеромонаха Пахомия (Петина), священноисповедника Харьковского. Часть 2.

Харьковский новомученик священномученик иерей Григорий Доля.

История Харьковщины: Курско-Харьковско-Азовская железная дорога.