Православное богословіе Блаженнаго Архіепископа Іоанна (Максимовича)
Іеромонахъ Серафимъ (Роузъ)
Нѣсколько лѣтъ тому назадъ одна Игуменія Русской Зарубежной Церкви, женщина праведной жизни, говорила поученіе въ храмѣ обители въ день престольнаго праздника, на Успеніе Пресвятой Богородицы. Она слезно умоляла сестеръ и паломниковъ, собравшихся на праздникъ, всецѣло и безоговорочно принимать то ученіе, которое Святая Церковь намъ передаетъ, которое Она съ такимъ тщаніемъ блюла въ теченіе всѣхъ вѣковъ, и не выбирать для себя, что въ немъ «важно», а что «второстепенно»; вѣдь считая себя мудрѣе священнаго преданія, можно и совсѣмъ его утерять. Итакъ, когда Церковь повѣствуетъ намъ въ Ея пѣснопѣніяхъ и черезъ святыя иконы, что святые апостолы чудеснымъ образомъ собрались со всѣхъ концовъ вселенной, чтобы присутствовать при Успеніи и Погребеніи Пресвятой Богородицы, мы, будучи православными христіанами, несвободны отрицать или перетолковывать это, но должны вѣрить церковному преданію просто и чистосердечно.
Молодой американецъ, принявшій православіе и выучившій русскій языкъ, присутствовалъ при этомъ поученіи. Глядя на иконы, написанныя въ традиціонномъ иконописномъ стилѣ, на которыхъ апостолы изображены на тучахъ, несущихъ ихъ къ Успенію Божіей Матери, онъ какъ разъ самъ задумывался надъ этимъ вопросомъ. Спрашивалось, дѣйствительно ли мы должны понимать это какъ чудесное событіе или это просто «поэтическое» объясненіе собранія всѣхъ апостоловъ къ этому событію, или можетъ даже нѣкое оригинальное «идеализированное» изображе/с. 6/ніе вообще не состоявшагося событія? (Таковы, на самомъ дѣлѣ, вопросы, занимающіе нѣкоторыхъ современныхъ «православныхъ богослововъ»). Слова праведной Игуменіи глубоко поразили молодого американца-неофита, и ему стало ясно, что есть нѣчто болѣе глубокое въ воспріятіи и пониманіи православія, чѣмъ то, что открываетъ намъ нашъ умъ и наши чувства.Въ то мгновеніе православное преданіе передавалось ему не книгами, а живымъ сосудомъ, восполненнымъ этимъ ученіемъ и преданіемъ, и необходимо было воспринимать не умомъ только или чувствами, но прежде всего сердцемъ, которое такимъ образомъ и начало глубже проникаться православіемъ.
Впослѣдствіи этотъ молодой неофитъ познакомился, черезъ чтеніе и лично, со многими богословски образованными православными христіанами. Это были наши современные «богословы», которые учились въ православныхъ учебныхъ заведеніяхъ и стали «богословами-спеціалистами». Они обычно охотно поясняли что православно, а что инославно, что важно, а что второстепенно въ самомъ православіи, и нѣкоторые изъ нихъ гордились своимъ «консерватизмомъ» или «традиціонализмомъ» въ вопросахъ вѣры. Но ни въ одномъ изъ нихъ не чувствовался авторитетъ той простой Игуменіи, которая говорила его сердцу, несмотря на всю свою «богословскую необразованность».
И сердце этого неофита, только начинающаго сознательную православную жизнь, жаждало пониманія того, какъ вѣрить, что означало и кому вѣрить. Онъ былъ ужъ очень человѣкомъ нашего вѣка и современнаго воспитанія, чтобы сумѣть просто отречься отъ своихъ собственныхъ размышленій и слѣпо вѣрить всему сказанному ему; да и совершенно очевидно, что православіе и не требуетъ такого: вѣдь сами творенія святыхъ отцовъ — это живое свидѣтельство о трудахъ человѣческаго разума, просвѣщеннаго Божьей благодатью. Но также очевиденъ и нѣкій недостатокъ у современныхъ «богослововъ», которые, несмотря на всю присущую имъ «логичность», послѣдовательность и знаніе святоотеческихъ текстовъ, не смогли передать духъ, характеръ и обаяніе православія, какъ смогла простая, неученая Игуменія.
Поиски нашего неофита, поиски контакта съ истиннымъ и /с. 7/ живымъ православнымъ преданіемъ, завершились встрѣчей съ Архіепископомъ Іоанномъ (Максимовичемъ). Въ немъ онъ нашелъ и образованнаго богослова «старой» школы, но въ тоже время очень освѣдомленнаго о критикѣ такого рода богословія въ современной богословской мысли, и который своимъ чуткимъ умомъ могъ распознать истину, гдѣ она могла быть оспоренной. Но въ немъ было и то, чего не хватало всѣмъ богословскимъ «мудрецамъ» нашего вѣка — простота и авторитетность благочестивой Игуменіи, которыя такъ поразили сердце молодого Богоискателя. Владыка Іоаннъ покорилъ его умъ и сердце не потому, что онъ сталъ для него «непогрѣшимымъ» — въ Церкви Христовой нѣтъ ничего такого — но потому, что онъ въ этомъ святителѣ увидѣлъ примѣръ православія, настоящаго богослова, чье богословіе было послѣдствіемъ праведной жизни и глубоко укоренено въ священномъ преданіи Православной Церкви... И нашъ молодой неофитъ обнаружилъ, что, несмотря на его чуткій умъ и критическое мышленіе, слова Владыки Іоанна гораздо чаще согласовались со словами простой Игуменіи, чѣмъ со словами образованнѣйшихъ современныхъ богослововъ.
Богословскіе труды Владыки Іоанна не принадлежатъ опредѣленной «школѣ», въ нихъ не видно «вліянія» ни одного богослова недавняго прошлаго. Правда, Владыка Іоаннъ былъ призванъ богословствовать — въ такомъ же смыслѣ, въ которомъ онъ былъ призванъ къ монашеству и служенію Церкви своимъ великимъ учителемъ Митрополитомъ Антоніемъ (Храповицкимъ), и такъ же вѣрно, что онъ полностью освоилъ стремленіе своего наставника отстаивать необходимость «возврата къ святымъ отцамъ» и къ богословію, основанному на моральной и духовной жизни, нежели чисто академическому. Но богословскіе труды самого Митрополита Антонія очень различны и въ духѣ, и въ самомъ замыслѣ, и въ содержаніи. Онъ много вращался въ современныхъ ему академическомъ и интеллигентскомъ обществахъ, и многія его сочиненія посвящены аргументамъ и апологетикѣ, пріемлемымъ въ знакомыхъ ему кругахъ. Въ трудахъ Владыки Іоанна, наоборотъ, совершенно отсутствуетъ апологетика, они не открыты для дискуссіи. Онъ не спорилъ, а просто излагалъ православное ученіе. Когда была необходимость опровергать /с. 8/ ложныя ученія, (самымъ яркимъ примѣромъ чего служатъ его двѣ длинныя статьи о софіанствѣ Булгакова), слова Владыки убѣждали не послѣдовательностью или логичностью аргументаціи, а самой силой изложеннаго имъ святоотеческаго ученія и цитируемыхъ текстовъ. Онъ обращался не къ академической или образованой средѣ, а къ неповрежденной православной совѣсти, и онъ не говорилъ о «возвратѣ къ святымъ отцамъ», потому что то, что онъ писалъ было просто пересказомъ и передачей святоотеческаго преданія, безъ всякаго попытка оправдать или извинить такой подходъ.
Источники богословія Владыки Іоанна очень просты: Священное Писаніе, Святоотеческія писанія (въ особенности великихъ отцовъ IV и V вѣковъ) и самое отличающее — православные богослужебные тексты. Послѣдніе, которые рѣдко использовались въ такомъ объемѣ новѣйшими богословами, указываютъ на чисто практическій, нежели научный подходъ Владыки Іоанна къ богословію. Очевидно, что онъ былъ полностью поглощенъ богослуженіемъ православной Церкви и что его богословіе вдохновлено этимъ прямымъ источникомъ. Вдохновеніе приходило не во время часовъ досуга, предоставленные для богословствованія, а во время егоежедневнаго присутствія на всѣхъ церковныхъ службахъ. Онъ воспринималъ богословіе какъ неотъемлемую часть обыденной жизни, и, несомнѣнно, это сдѣлало его богословомъ въ гораздо большей степени, чѣмъ формальныя богословскія занятія.
Слѣдовательно, у Владыки Іоанна мы не обнаружимъ богословской «системы». Нельзя это понимать какъ «протестъ» противъ великихъ трудовъ «систематическаго богословія» XIX в. въ Россіи; Владыка, безъ всякихъ сомнѣній, пользовался систематическими катехизисами того времени въ своей миссіонерской дѣятельности. (Какъ дѣлали многіе великіе святители и Греціи, и Россіи въ XIX и XX в.в., считая эти катехизисы превосходными пособіями для православнаго просвѣщенія своихъ народовъ.) Въ этомъ Владыка не слѣдовалъ модѣ и не принадлежалъ къ какому-либо теченію среди богослововъ и ихъ послѣдователей ни въ прошломъ, ни въ настоящемъ, такъ какъ они слишкомъ часто /с. 9/ черезчуръ большое значеніе придаютъ какому-нибудь опредѣленному взгляду на православное богословіе. Онъ въ равной степени уважалъ Митрополита Антонія (Храповицкаго) и его «антизападную тенденцію» и Митрополита Петра (Могилу), который якобы былъ слишкомъ «подъ вліяніемъ» запада. Когда говорили ему о недостаткахъ этихъ великихъ святителей и защитниковъ Православія, Владыка отмахивался и говорилъ, что это «неважно», потому что онъ прежде всего думалъ о великомъ святоотеческомъ наслѣдіи, которое эти богословы успѣшно передавали, несмотря на недостатки. Многіе современные молодые богословы, часто подходящіе къ православному богословію слишкомъ абстрактно, теоретически, полемично и односторонне, могли бы поучиться у Владыки.
Для Владыки Іоанна богословскія «категоріи» даже мудрѣйшихъ ученыхъ богослововъ были «неважны»; точнѣе, онѣ были неважны, если онѣ не передавали истину и суть дѣла, а просто заучивались. Одинъ случай, происшедшій, когда Владыка былъ въ Шанхаѣ, ярко характеризуетъ свободу его богословскаго мышленія. Однажды, присутствуя на устныхъ экзаменахъ по Закону Божію старшаго класса школы каѳедральнаго собора, онъ прервалъ безошибочное перечисленіе ученикомъ "второстепенныхъ пророковъ" Ветхаго Завѣта рѣзкимъ и категорическимъ замѣчаніемъ: «Нѣту "второстепенныхъ" пророковъ!» Понятно, Батюшка-учитель класса обидѣлся на то, что Владыка подрываетъ его учительскій авторитетъ, но, навѣрное, до сегодняшняго дня ученики помнятъ это кажущееся страннымъ отрицаніе принятыхъ «категорій», а, возможно, нѣкоторые изъ нихъ поняли и то, что Владыка Іоаннъ хотѣлъ сказать: у Бога всѣ пророки велики и важны, и этотъ фактъ гораздо важнѣе всѣхъ «категорій» нашихъ знаній о нихъ, какими бы онѣ не были правильными сами по себѣ. Въ своихъ богословскихъ статьяхъ Владыка Іоаннъ часто такимъ неожиданнымъ поворотомъ мысли открываетъ намъ новую сторону или болѣе глубокое значеніе обсуждаемаго предмета. Очевидно, что для него богословіе было не просто человѣческой, земной наукой, чьи сокровища исчерпываются нашими раціоналистическими интерпретаціями или въ которой мы можемъ стать самодовольными «экспертами», но было /с. 10/ чѣмъ-то ведущимъ къ небесному, что должно привлекать наши умы къ Богу и небеснымъ реальностямъ, которыя нельзя постичь логическими системами мышленія.
Извѣстный русскій церковный историкъ Н. Тальбергъ предлагаетъ намъ (въ «Лѣтописи» Еп. Саввы, гл. 23), прежде всего, понимать Владыку Іоанна какъ «юродиваго Христа ради, оставшимся таковымъ и въ епископскомъ санѣ», и въ этомъ качествѣ сравниваетъ его со святымъ Григоріемъ Богословомъ, который въ томъ же, въ чемъ и Владыка Іоаннъ, не соотвѣтствовалъ стандартнымъ пониманіямъ «облика» епископа. Именно это «юродство» (по мірскимъ понятіямъ) придаетъ характерный тонъ богословскимъ сочиненіямъ и святого Григорія, и Владыки Іоанна; и тотъ, и другой отдаляются отъ «общественнаго мнѣнія», отъ того, какъ «всѣ думаютъ» и такимъ образомъ не зависятъ отъ какого-либо «теченія» или «школы». Они подходятъ къ богословскимъ вопросамъ съ возвышенной, не академической точки зрѣнія и этимъ избѣгаютъ мелкихъ ссоръ и сварливаго духа. Съ новыми, неожиданными поворотами мысли ихъ сочиненія прежде всего становятся источникомъ вдохновенія и болѣе глубокаго пониманія Божьяго откровенія.
Пожалуй, больше всего поражаетъ абсолютная простота Владыкиныхъ сочиненій. Сразу ясно, что онъ принимаетъ Православное преданіе прямо и безоговорочно, безъ всякихъ «двуличныхъ» мыслей о томъ, какъ можно вѣрить въ это преданіе и все-таки оставаться «развитымъ, культурнымъ» человѣкомъ. Онъ зналъ современную «критику» и, будучи спрошенъ, могъ дать конкретныя, четкія причины своего несогласія съ ней въ большинствѣ вопросовъ. Онъ тщательно изучилъ вопросъ «западнаго вліянія» въ Православіи въ теченіе предыдущихъ столѣтій и держался трезвой, уравновѣшенной точки зрѣнія, осторожно разбираясь въ томъ, что должно исключать какъ непріемлемое для Православія и чего не слѣдовало рекомендовать, но изъ-за чего не слѣдовало «горячиться», и въ томъ, что можно было принять какъ соотвѣтствующее православному образу жизни и благочестія. (Изъ этого становится ясно, что у Владыки Іоанна не было «предубѣжденій», онъ все провѣрялъ исключительно трезвымъ православнымъ ученіемъ). Но, несмотря на все его зна/с. 11/нія и умѣніе критически размышлять, онъ продолжалъ вѣрить въ Православное преданіе просто, какимъ оно и передано намъ Церковью. Большинство современныхъ православныхъ богослововъ, даже если они не подвержены самому крайнему протестантско-реформаторскому мышленію, все-таки смотрятъ на Православное преданіе черезъ академическую обстановку, привычную для нихъ. А Владыкѣ Іоанну, прежде всего, были «привычны» православныя богослуженія, которымъ онъ посвящалъ много часовъ ежедневно, и такимъ образомъ у него отсутствуетъ даже малѣйшій «привкусъ» раціонализма (не обязательно даже въ плохомъ смыслѣ этого слова), который находимъ и у самыхъ выдающихся академическихъ богослововъ. Въ его сочиненіяхъ нѣтъ «проблемъ»; его обыкновенно многочисленныя цитаты лишь только указываютъ, гдѣ находится ученіе Церкви. Въ этомъ смыслѣ онъ абсолютно единодушенъ съ «мышленіемъ Святыхъ Отцовъ» и кажется намъ какъ бы однимъ изъ нихъ, а не просто комментаторомъ богословія прошлаго.
Богословскія сочиненія Владыки Іоанна, напечатанныя въ различныхъ церковныхъ періодическихъ изданіяхъ въ теченіе четырехъ десятилѣтій, никогда не были собраны въ одинъ томъ. Имѣющіяся сегодня у Свято-Германовскаго братства наполнили бы книгу въ 200 страницъ. Его болѣе длинныя сочиненія написаны имъ въ молодости, еще будучи іеромонахомъ въ Югославіи, гдѣ его уже признавали выдающимся православнымъ богословомъ. Особенно цѣнны его двѣ статьи о софіанствѣ Булгакова, изъ которыхъ одна очень убѣдительно и объективно указываетъ на полное невѣжество Булгакова въ сферѣ патристики, а вторая еще болѣе цѣнна, какъ классическое изложеніе истиннаго святоотеческаго ученія о Премудрости Божіей. Среди его болѣе позднихъ сочиненій слѣдуетъ обратить вниманіе на статью о православной иконописи (въ которой онъ, кстати, оказывается гораздо болѣе освѣдомленъ въ вопросѣ «западнаго вліянія» въ иконописи, чѣмъ его учитель, Митрополитъ Антоній); на серію проповѣдей, названную «Три Евангельскихъ Праздника», въ которой онъ открываетъ болѣе глубокое значеніе нѣсколькихъ «второстепенныхъ» церковныхъ праздниковъ, и на статью «Церковь: Тѣло Христово». Болѣе краткія статьи и /с. 12/ проповѣди Владыки Іоанна тоже богословски насыщены. Одна проповѣдь начинается съ «Гимна Богу» св. Григорія Богослова и въ такомъ же возвышенномъ, патристическомъ тонѣ обличаетъ современное безбожіе. Въ другой, произнесенной въ Великій Пятокъ 1936 года, Владыка обращается къ умершему Христу, лежащему во гробѣ. Она могла бы быть сказанной тѣмъ же Святымъ Отцомъ.
Начинаемъ эту серію публикацій съ классическаго изложенія Владыкой Іоанномъ Православнаго ученія о почитаніи Божіей Матери и важнѣйшихъ ошибкахъ, направленныхъ противъ него. Самая длинная глава является яркимъ и четкимъ опроверженіемъ латинскаго догмата о «непорочномъ зачатіи».
Іеромонахъ Серафимъ (Роузъ)
источник материала
