Единая, Святая, Соборная и Апостольская Церковь
Архиепископ Нафанаил (Львов)
Верую во едину святую, соборную и апостольскую Церковь, – исповедуем мы в Символе нашей веры.
Но как может быть едина Церковь, когда так много церковных обществ и организаций, взаимно друг друга исключающих, претендуют на это название? Ведь мы знаем Православную, Католическую, Лютеранскую, Англиканскую, Армянскую и другие церкви.
Мы потому верим в единую Церковь, что только одна из всех церквей имеет обоснованное право действительно называться так, все же прочие именуются церквами лишь по принятому обычаю, вроде того, как в письмах именуют того, к кому пишут, “милостивым государем”, а себя – “покорным слугой”, хотя оба выражения не соответствуют действительности.
Церковью по настоящему может быть только одна, потому что с Церковью неразрывно связано звание носительницы совершенной истины, которая может быть только одна. Если в важных и точных вещах высказывается несколько различных мнений, правым может быть только одно, а прочие – неправильны.
Но и сама Православная Церковь может ли быть едина, если в Ней мы видим отдельные церкви: Русскую, Греческую, Сербскую, Болгарскую, Румынскую и т. д.? – Эти поместные церкви составляют одну Православную Церковь. Они суть даже не части Церкви, потому что Церковь не дробима на части, но лишь местные, обусловленные характером народа или государства, отдельные проявления одной и той же Церкви. Своеобразие каждой поместной Церкви может быть очень велико, но единство будет оставаться ненарушенным, если не нарушена Евангельская истина.
Воздух по всей земле одинаков и повсюду одинаково животворящ, если не нарушен его химический состав. Но действие, которое через воздух совершается, поля, которые он овевает, степень его влажности – разнообразны, и разнообразие это происходит от особенностей местности, которую наполняет воздух. Так и Церковь, повсюду единая, разнообразно проявляется в русском, греческом и других православных народах. Но все эти народы принадлежат одной Церкви, пока исповедуют одну, едино истинную веру.
Каков смысл деления на Церковь видимую и невидимую, на Церковь небесную и земную?
Это деление существует только в отношении человека. По существу же невидимая Церковь, глава Которой – Христос, в Которую входят ангелы и все спасенные люди, и видимая Церковь, состоящая из живущих на земле православных людей, – одна Тело Христово. Для примера: если муравей смотрит с земли на человека и видит только палец ноги, а весь остальной человек: голова, рука, ноги и туловище – теряются в высоте от муравьиного взора, то для такого муравья наблюдаемый им человек разделяется на часть видимую – ближайший палец ноги, и часть невидимую – все прочее. Но по существу такого деления в человеке нет. Так и Церковь, по существу единая, разделяется же для нас на доступную нашему зрению и Ту, Которая нашему зрению недоступна. Но в полной мере такая разделенность остается для нас, пока мы, подобно муравью, созерцающему человека, наблюдаем Церковь извне, со стороны, как посторонние Ей. Когда же мы входим в Нее, как частицы Ее тела, эта разделенность исчезает, и мы ясно, хотя и невыразимо, ощущаем всю полноту и неделимость Ее жизни.
Внешне единство Церкви проявляется в единстве Ее Таинств, в том, что крещенный православным русским, греческим или сирийским священником человек вступает в одну и ту же Церковь, исповедуясь – получает от одной и той же Церкви отпущение грехов, причащаясь – приобщается одной и той же благодати. Внутреннее же единство есть единство духа. Многие спаслись (напр. некоторые мученики) не приобщившись ни к одному из Таинств Церкви (даже и крещению), но никто не спасается, не приобщившись к святости церковной.
Как может быть Церковь свята, если составляющие Ее люди грешны, при том не только рядовые Ее члены, но и пастыри и архипастыри?
Церковь свята не святостью людей, но святостью своей Главы – не метафорической или образной, но действительной – Христа, с Которым она составляет один организм. Святость же людей, т. е. чистота, свобода от грехов, нужна им, потому что только святостью люди могут войти в Церковь, в Которой не может быть ничего нечистого, ибо Она – одно тело со Христом. Всяким тяжелым грехом человек отпадает от Церкви, покаянием же восстанавливается в Ней.
Без святости не может быть причастности к Церкви. Не об исключениях, но обо всех христианах говорит апостол Петр: «Вы народ святой» (1 Петр. 2:9). Всех нас призывает Господь: «Будьте совершенны (т.е. святы), как Отец ваш совершен» (Мф. 5:48), и апостол Павел разъясняет: «Ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Бога, плод ваш есть святость, наконец (как следствие), жизнь вечная», т.е. жизнь в Церкви (Рим. 6:22).
Если мы согрешаем, то тотчас же можем мы и встать через покаяние, снова согрешив, снова каяться, хотя бы семижды семь раз в день, не уставая, не ослабляясь в покаянии, потому что оно есть дверь в Церковь. «Примири и соедини его святой Твоей Церкви», – говорит священник в молитве таинства Покаяния, разрешая отъединившегося грехами, но покаянием возвращающегося в Церковь грешника.
Вот почему так важно быть православным, т. е. стоять всецело на точке зрения Церкви – считать за зло всё, что она называет злом, и считать за добро всё, что она называет добром. Если человек не сойдет с этой церковной почвы, то даже и глубоко погрязши в грехах, он всегда отыщет путь к покаянию и восстановлению своего единства с Церковью.
И наоборот, горе тому человеку, который не согласен с Церковью в её понимании зла и добра. Согрешая уже не по слабости или небрежению, но по убежденности, что тот или иной грех есть добро, такой человек не найдет пути к покаянию, не восстановит своего единства с Церковью, пока не отвергнет своего своеволия и своемудрия и не покорит их церковному разуму.
Итак, свята наша Церковь, хотя и входят в нее здесь на земле грешные люди. Но входят они в неё только святыми сторонами своей души, и чем более они вкореняются в нее, в ее благодатную жизнь, тем святее они становятся, и святость самых святых людей не от них самих, но от Церкви. Нет иной святости, кроме церковной. Все добро, вся святость, какая только есть во вселенной, где бы она ни находилась, – нераздельно принадлежит Церкви, составляющей единое со Христом.
Что значит соборная, по-гречески – кафолическая, Церковь? Не значит ли это всемiрная? – Слово “кафолический” имеет несколько смыслов. Заключается в нем и понятие всемiрности, что особенно любят подчеркивать латиняне, переводя слово “кафолический” словом “универсальный”. Но всемiрность в приложении к Церкви не значит наибольшую распространенность её в свете, тем более не означает наибольшее число её последователей, потому что тогда мы должны были бы отказать в кафоличности Церкви первых лет христианства, когда она была распространена лишь в Палестине, и все ее члены вмещались в одну горницу, и когда Церковь существовала только в Римской империи. Наоборот, должны бы признать кафоличным арианство в IV веке и несторианство с VII по Х век, когда эти ереси широко распространились по мiру, а Православная Церковь была в меньшинстве. Наконец, будем вынуждены признать кафоличность буддизма, наиболее многолюдной из религий.
Нет, всемiрность в приложении к Церкви значит другое. Значит, что она не связана ни с каким государством или народом, но все люди мiра имеют одинаковую возможность и право быть ее чадами, что она одинаково может распространяться на все народы и страны, и никто – ни греки, ни русские – не имеют права претендовать на преимущественное обладание ею.
Но главное значение слова “кафолический” не в смысле “всемiрный”, а в том, что передано славянским и русским словом “соборный”.
Святые равноапостольные братья Кирилл и Мефодий прекрасно могли бы или оставить слово “кафолический” без перевода, как это сделал Запад, или перевести его словом “вселенский”. Это слово существовало в их времена: например, в выражении “Вселенский Собор”. Но они предпочли слово “соборный”, которое выражает идею не только видимого распространения, но идею единства во множестве.
Значит ли это, что Церковь Православная есть Церковь семи Вселенских Соборов, и что Вселенский Собор есть высший в ней авторитет? – Да, но не это главное. Соборной кафолической Церковь была еще до первого Вселенского Собора и до Иерусалимского Собора святых апостолов, от самого своего основания, ибо наравне с ее единством и святостью, соборность является основным свойством Церкви.
Господь мог бы спасти каждого человека в отдельности. Но не таков план Божий: Он основал Церковь – собор людей, подобный Предвечному Божиему Собору, и не отдельным людям, но их соборному единству Он открыл Свою волю, Свое учение и дал великую и страшную силу благодати.
Соборность Православия проявляется в том, что православные христиане, поскольку они живут в Церкви, как бы ни были различны внешние условия их существования, – веруют, мыслят и чувствуют совершенно одинаково.
В 1938 г. происходила конференция православных и англикан. Среди православных были русские, греки, сербы, румыны, болгары и сирийцы – люди разных народов и рас, разных культур и культурных уровней, у которых в мiрской жизни было очень мало общего. Но в вопросе веры, поскольку они оставались на почве Церкви, они были совершенно единодушны. В то же время другие участники конференции, принадлежавшие к одному народу, к одной культурной среде, во всех вкусах и обычаях представлявшие единство, в деле веры разобщены глубочайшим образом, хотя и принадлежали официально к одной церкви.
При том, в Православной Церкви единство обезпечивается не внешним авторитетом, подобным авторитету папскому в римо-католической церкви, а исключительно внутренним единством жизни. Это единство жизни есть соборность.
В первые века христианства при великом напряжении церковной жизни, когда христиане полностью жили в Церкви, и вне Церкви у них не было никаких интересов, эта соборность проявлялась с особенной силой. На разных концах тогдашнего христианского мiра: в Испании и в Месопотамии, в Мавритании и в Галлии, христиане, не сговариваясь между собою, проводили жизнь настолько совершенно внутренне единую, что христианин, перенесенный из Дамаска в Массилию, чувствовал себя в церковной общине чужой страны совершенно так же, как у себя на родине. И все, что без официальных собраний и без особых постановлений вырабатывалось тогда внешне пестрыми, но внутренне совершенно едиными, разнообразными христианскими общинами, было выявлением воли и жизни Духа Святого, живущего в Церкви.
Впоследствии, когда явилась к тому возможность, этот же дух соборности, орган Святого Духа, стал проявляться на собраниях епископов, получивших наименование Вселенских и Поместных Соборов, дерзновенно, с полным сознанием своего на то права, заявлявших: «Изволися [угодно] Духу Святому и нам».
Соборность не есть общее подчинение какому-либо авторитету, не есть повиновение распоряжениям о том, как надо веровать или думать, не есть и кропотливое изыскание по вопросу о том, как о том или ином учили в древности. Православный христианин верит и исповедует не так, как это приказывает ему делать тот или иной церковный авторитет, не так, как это предписывает тот или иной древний святой отец, но так, как подсказывает ему его совесть, его сознание, живущее в Церкви. Но эту свою совесть и сознание он проверяет голосом Церкви – Вселенских Соборов, святых отцов и тех своих современников, о которых он знает, что они подлинно православны. И если он обнаруживает в своем сознании расхождение с ними, он не утверждает его в противность церковному сознанию, как протестант, но сознавая, что, если его сознание вошло в противоречие с сознанием церковным, значит в его сознании есть какая-то погрешность, и нужно не простое подчинение, но исправление своего духовного облика – покаянием и смиренной молитвой.
Стояние в соборности не всегда легко. Оно требует постоянного духовного бодрствования. Но ведь к этому призывает Христос, говоря: «Царство Небесное (т.е. Церковь) усилием берется, и употребляющие усилие (принуждающие себя) восхищают его» (Мф. 11:12).
В каком смысле мы называем Церковь апостольской, хотя в ней многое переменилось со времен апостольских? – В том смысле, что наша Церковь и ныне внутренне совершенно та же, что в апостольские времена, несмотря на изменения обрядов и церковных обычаев со времен апостолов. Церковь и ее члены знают внутренним знанием веры единство и неизменность своего духа, который есть дух Божий.
Внешние, т.е. не православные, видят изменение внешнего обряда человеческими глазами, не постигающими внутреннего единства. Церковь же сама признает себя неизменной, и со времен апостольских никогда не объявляет ложью то, что некогда она признавала за истину.
Впрочем, не апостолы определяют Церковь, но Церковь, как Тело Христово и голос Духа Святого, определяет апостолов. Продолжая дело Христово, Церковь наименовала апостолами таких служителей своих, как Климент, Тимофей, Тит и других, которые, возможно, лично не знали Христа; потом назвала равноапостольными множество иных героев веры из разных стран и исторических эпох.
Церковь же лишала звания апостольства тех, кто не сохранил верности ей, как, например, апостола Николая. Она же назначала новые виды служения себе, как, например, служение пресвитерское или диаконское, которых наделяла некоторыми апостольскими полномочиями. Церковь авторизировала или не авторизировала апостольские писания и тем установила канон Священного Писания, который находят себя вынужденными признавать и те, кто отвергает Церковь.
Ученый историк знает, что в первые века нашей эры было много книг, именующих себя или “евангелиями” или “апостольскими посланиями”, – некоторые из них были истинными, другие подложные или поврежденные еретиками. Рассмотрев их, Церковь, руководимая Духом Святым, утвердила и признала истинными только четыре Евангелия, двадцать одно Послание, одно историческое и одно пророческое повествование Нового Завета и пятьдесят книг Ветхого Завета. При этом Церковь не настаивала на том, что та или другая книга всецело принадлежит тому или другому автору, но признала, что это её книга, что она выражает её голос.
Прочие же т. н. евангелия и послания Церковь или отвергла, как несогласные с нею, или же придала им меньший авторитет, как, например, послания ап. Варнавы, послания ап. Климента, пророческие видения ап. Ермы и другие. Тем не менее из этих т.н. “апокрифических”, т. е. недостоверных книг, она иногда пользовалась теми, которые не противоречили ее учению. Так, например, некоторые церковные сказания, связанные с господскими и богородичными праздниками, которые записаны в наших минеях и синаксариях, взяты из этих апокрифических писаний.
И все это творила Церковь в полном согласии с голосом Духа Божия, живущего в ней. Но на этом дело Церкви не остановилось. Оказалась нужда в дальнейшем разъяснении учения Христова.
Самих по себе истин, необходимых для человеческого спасения, собственно, очень немного. Для того чтобы спастись, не нужно быть богословом, но существование неверия и появление лжеучений ставит перед христианами все новые и новые вопросы, которые вызывают развитие богословской науки, являющейся ответом Церкви на задаваемые ей вопросы.
Так, вслед за Священным Писанием, в узком смысле слова, появляются писания отцов и учителей Церкви, которые тоже священны, потому вдохновлены тем же Духом Святым, Который говорил через пророков и апостолов.
И в этом океане святости и духовного ведения мы все призваны совершенствоваться, будучи членами единой, святой, соборной и апостольской Церкви.
Архиепископ Нафанаил (кн. Львов), РПЦЗ
источник материала
